Собрание сочинений. Том 8. Чертово болото. Она и он. Исповедь молодой девушки - Жорж Санд

отчужденного и словно окаменевшего на диване в гостиной. Он не слышал ни стука экипажа, ни хлопанья стремительно открывшихся дверей. Он все еще был погружен в свои мрачные мысли, когда увидел ее перед собой. Он издал душераздирающий крик, бросился к ней, чтобы обнять ее, и упал, задыхаясь, почти без чувств, у ее ног.

Пришлось развязать ему галстук и дать ему понюхать эфира; он тяжело дышал, и сердце его билось так сильно, что все его тело сотрясалось, словно от электрических разрядов. Видя его в таком состоянии, Тереза испугалась и подумала, что он опять заболел. Однако румянец, свойственный молодости, скоро вновь проступил на его щеках, и Тереза заметила, что он пополнел. Он тысячу раз поклялся ей, что никогда не чувствовал себя лучше и что он счастлив видеть ее похорошевшей, с такими же ясными глазами, как в первые дни их любви. Он встал на колени и целовал ей ноги в знак своего уважения и обожания. Его излияния были так пылки, что Тереза встревожилась и поспешила напомнить ему, что она скоро уезжает и выходит замуж за Палмера.

– Как? Что? Что ты говоришь? – вскричал Лоран, побледнев так, как будто гром грянул над его головой. – Уезжаешь? Выходишь замуж!.. Каким образом? Почему? Неужели это все еще сон? Ты в самом деле произнесла эти слова?

– Да, – ответила она, – я их произнесла. Я тебе писала об этом; ты, значит, не получил моего письма?

– Уезжаешь! Выходишь замуж! – повторял Лоран. – Но ведь прежде ты говорила, что это невозможно! Вспомни! Были дни, когда я жалел, что не могу заставить замолчать терзавших тебя людей, отдав тебе мое имя и всю мою жизнь. А ты, ты отвечала: «Ни за что, ни за что, пока будет жить этот человек!» Так, значит, он умер? Или ты любишь Палмера так, как меня ты никогда не любила, раз ты пренебрегаешь для него щепетильностью, которую и я находил обоснованной, и не боишься ужасного скандала, который я считаю неизбежным?

– Графа *** не стало, и я свободна.

Лорана так поразило это неожиданное известие, что он забыл все свои мечты о братской и бескорыстной дружбе. То, что Тереза предвидела в Генуе, осуществилось самым душераздирающим образом. Лоран вообразил себе упоительное счастье, которым он мог бы наслаждаться, став мужем Терезы; он разразился потоками слез, и никакие уговоры Терезы не могли успокоить его смятение и отчаяние. Его горе выражалось так бурно и слезы были так искренни, что Терезу невольно взволновала эта патетическая и горестная сцена. Она никогда не могла видеть страданий Лорана, не чувствуя глубокой материнской жалости; она журила его и все-таки всегда бывала побеждена. Напрасно старалась она удержать слезы. То не были слезы сожаления, она понимала, что Лоран сам обманывает себя; так оно и было, но состояние его волновало ее нервы, а у таких женщин, как она, нервы – это фибры души; они содрогались от боли, которой она не могла себе уяснить.

Наконец ей удалось успокоить Лорана мягкими, нежными словами и заставить его принять ее замужество как решение самое благоразумное и лучшее для нее и для него. Лоран согласился с грустной улыбкой.

– Да, конечно, – говорил он, – я был бы отвратительным мужем, а с ним ты будешь счастлива! Небо посылает его тебе как награду и воздаяние за все тобою пережитое. Ты совершенно права, когда благодаришь его за это и считаешь, что твой брак спасет нас: тебя – от жалкого существования, меня – от угрызений совести, еще более горьких, чем прежние. Все это так верно, так мудро, так логично и так прекрасно устроено, и потому-то я так и несчастен!

И он снова заливался слезами.

Они не слышали, как вернулся Палмер. Правда, он был во власти ужасного предчувствия и без всякой предвзятой цели вошел, как подозрительный ревнивец, позвонил едва-едва и старался ступать так, чтобы паркет не скрипел у него под ногами. Он остановился у дверей гостиной и узнал голос Лорана.

«Ах! Я так и знал», – подумал он, рванув перчатку, которую он начал натягивать как раз перед этой дверью, очевидно для того, чтобы дать себе время собраться с мыслями, прежде чем войти. Он решил, что должен постучать.

– Войдите! – быстро крикнула Тереза, удивленная, что кто-то мог оскорбить ее этим стуком в дверь ее гостиной.

Увидя Палмера, она побледнела. То, что он сделал сейчас, было красноречивее слов – он подозревал ее.

Палмер заметил эту бледность и не понял ее истинной причины. Он увидел также, что Тереза только что плакала, а расстроенное лицо Лорана совсем его смутило. Первый взгляд, которым обменялись эти двое мужчин, был полон ненависти и вызова; потом они пошли навстречу друг другу, не зная, обменяются ли они рукопожатиями или схватят друг друга за горло.

Из них двоих Лоран в этот момент оказался лучше и чистосердечнее; его искренние порывы часто искупали все его ошибки. Он раскрыл объятия и горячо расцеловал Палмера, не пряча от него своих слез, которые снова начали душить его.

– В чем же дело? – спросил его Палмер, глядя на Терезу.

– Не знаю, – ответила она твердо. – Я сейчас сказала ему, что мы уезжаем, с тем чтобы обвенчаться. Он в большом горе. Он, видимо, думает, что мы скоро его забудем. Скажите ему, Палмер, что, где бы ни были, мы всегда будем любить его.

– Он просто избалованное дитя! – возразил Палмер. – Он ведь знает, что я не меняю своего слова и что важнее всего для меня ваше счастье. Неужели нам придется взять его в Америку, чтобы он перестал горевать и доводить вас до слез, Тереза?

Эти слова были произнесены тоном, который трудно было бы определить. В нем был и оттенок отеческой ласки, и примесь какой-то глубокой и непреодолимой досады.

Тереза поняла. Она спросила шаль и шляпу и сказала Палмеру:

– Мы пойдем обедать в кабачок. Катрин ждала меня одну, и на двоих обеда не хватит.

– Вы хотите сказать – на троих, – возразил Палмер; в его голосе все еще слышались и горечь, и ласка.

– Нет, я с вами не обедаю, – вмешался Лоран, который наконец понял, что происходит в душе Палмера. – Я покидаю вас; я еще приду с вами попрощаться. Когда вы едете?

– Через четыре дня, – сказала Тереза.

– Не раньше! – подхватил Палмер, как-то странно посмотрев на Терезу. – Но это не помешает нам пообедать сегодня вместе. Мы пойдем к «Братьям провансальцам», а потом покатаемся по Булонскому лесу. Это напомнит нам Флоренцию и Кашины. Пожалуйста, прошу вас.

– Я занят, – сказал Лоран.

– Ну, так освободитесь, – продолжал Палмер. – Вот бумага и перья! Пишите, пишите же,