Булгаков и княгиня - Владимир Алексеевич Колганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А впрочем, что далеко ходить? Ведь предки Михаила Афанасьевича жили в Карачевском уезде, то есть там, где располагалось имение Блохиных. Известно, что вопрос о своём происхождении был для Николая и Михаила Булгаковых далеко не праздным, если не сказать – исключительно болезненным. Особенно, если учесть, что на Орловщине в 1870 годах жил землевладелец, дворянин Михаил Михайлович Булгаков. Ну, как тут удержаться от догадок – а вдруг? На этот счёт ими проводились соответствующие изыскания. Логично предположить, что братья сочли необходимым посетить свою родину с тем, чтобы в этой проблеме разобраться. Судя по всему, толком им узнать ничего не удалось, однако позитивным моментом этого вояжа могла стать встреча Михаила с Кирой, там, в Карачевском уезде. Почему бы нет?
Честно скажу, я бы не возражал, чтобы такая встреча состоялась, но вот что вызывает некоторое сомнение. Варламов в своей книге, цитируя фразу из дневника Булгакова, пишет: «…прекрасные воспоминания моей юности и 16ый год и начало 17го». В изданных же в 2004 году дневниках Булгакова и Елены Сергеевны после слова «юности» вдруг обнаруживаю двоеточие. Но это же меняет смысл! Если так, то знакомство Михаила с Кирой Алексеевной однозначно связано с 1916 годом, и нечего фантазировать по поводу их возможной встречи в 19081909 годах. И всё же остаюсь в недоумении: либо Варламов не доглядел, либо двоеточие в «Дневнике Мастера и Маргариты» возникло по вине уж очень грамотного редактора, либо даже в возрасте двадцати пяти лет дипломированный врач Булгаков чувствовал себя не просто молодым, но юным! Ясно лишь, что разгадку в оригинале дневника Булгакова мы не найдём – сделанные ночью, часто второпях записи далеко не всегда соответствуют правилам стандартной пунктуации.
Есть в этом деле ещё один неясный момент, пожалуй, более существенный, нежели тот, что связан с местом первой встречи Булгакова с Кирой Алексеевной. Чуть выше речь об этом шла, но здесь объяснимся чуть подробнее. Благодаря откровениям Татьяны Лаппа-Кисельгоф и подвижничеству Леонида Паршина, самолично расшифровавшего тридцать часов разговоров с первой женой Михаила Афанасьевича, среди булгаковедов утвердилось мнение, будто увлечение морфием было вызвано у Булгакова лишь пребыванием в провинциальной глуши, где не было привычной жизни, где не с кем было пообщаться. «Очень, знаете, тоскливо было» – именно так выразилась Татьяна Лаппа. На мой взгляд, такое объяснение не выдерживает критики. Ну, вот представьте себе – идёт война, страна отдаёт все силы ради победы над германцем. Допустим, что Булгакову было на Россию наплевать и что заботило его лишь собственное благополучие. Пусть так. Но ведь в том сельском захолустье, где работал зауряд-врач Михаил Булгаков, была в то время тишь да гладь. А рядом – любящая, заботливая женщина. Что ещё требуется для счастья? Работы много? Так на то и война. Нет, никаких серьёзных причин, чтобы самолично «сесть на иглу», у него не было. Не было… если не считать разлуку с Кирой Алексеевной.
И всё же следует признать, что столь привлекательная версия, призванная дать объяснение загадочной записи в дневнике, может рухнуть, если не найдётся доказательств встречи Михаила с Кирой в 19081909 годах. Так, может быть, стоит возвратиться назад и вновь попробовать уверить и себя, и вас, будто таинственное К. расшифровывается как «Кутанин»? А в самом деле, не мог ли этот московский специалист по наркомании снабжать Булгакова кокаином? Вроде бы явная нелепость, но вот что странно: Татьяна Лаппа-Кисельгоф вскользь говорит о том, что в феврале 1917 года они поехали в отпуск через Москву – «с вокзала на вокзал». И будто бы даже не смогли навестить дядю, Николая Покровского. Ну, а про то, что в марте возвращались тоже через Москву, Лаппа-Кисельгоф не упоминает вовсе. Однако та загадочная запись в дневнике однозначно указывает на то, что был Булгаков в Москве в конце 1916 и в начале 1917 года, и заезжал не на минутку. Видимо, первой жене было что скрывать…
Итак, следует признать, что версия, связанная с психиатром, кое-что всё же объясняет. Но вот что читаем в рассказе «Морфий» у Булгакова:
«Власа отправили к Анне Кирилловне. Та ночью пришла ко мне и вынуждена была впрыснуть мне морфий».
Случайно ли в том рассказе возникло такое отчество спасительницы – Кирилловна? Всё-таки есть что-то общее с незабвенной Кирой! Возможно, «К.» имеет тройной смысл – Кира, Кутанин, кокаин? Если же ещё припомнить и её фамилию, да не забыть, что она была княгиней… Нет, поиски подобных совпадений ясности нам не прибавят.
А вот фрагмент из откровений Татьяны Лаппа-Кисельгоф (Т.К.), записанных Леонидом Паршиным (Л.П.), о том, как чувствовал себя Булгаков после дозы морфия:
Т.К. Очень такое спокойное. Спокойное состояние. Не то, чтобы сонное. Ничего подобного. Он даже пробовал писать в этом состоянии.
Л.П. Вы не читали?
Т.К. Нет, он мне не давал. Или скрывал, или думал, что я дура такая и в литературе ничего не понимаю. Знаю только, что женщина и змея какая-то там… Мы вот когда в отпуске были, в кино видели, там женщина что-то по канату ходила…
«Женщина и змея какая-то там…» Не Киру ли имел в виду Булгаков – ту, что была так далеко от него, так недоступна, так желанна? Ту, что стала главной причиной его пагубного пристрастия к морфию и, возможно, к кокаину. Поэтому и «змея»…
Ещё один фрагмент из рассказов первой жены:
Л.П. Ездили куда-нибудь из Вязьмы?
Т.К. …Только вот в Москву насчет демобилизации ездил… [из примечания Л. Паршина: в декабре] У него там бумажник украли.
Л.П. Много денег пропало?
Т.К. Четыреста рублей. Он зарплату получил. Приехал без копейки денег…
«Насчёт демобилизации ездил». Почему именно в декабре? А что, если пытался увидеться с Кирой Алексеевной и сделать ей подарок в день рождения – 20-го декабря? Даже не просто в день рождения, а к юбилею, круглой дате – в тот день княгине исполнилось тридцать лет! Вот потому-то и потратиться пришлось. И кстати, какая может быть «демобилизация» в декабре 1917 года, если прежней власти нет, а новая ещё никого мобилизовать так
