В теснинах гор: Повести - Муса Магомедов

Потом Арзамат положил раскаленное, еще бесформенное железо опять в огонь, Магдилав стал раздувать мехи.

— Вот так, сын моего друга, — говорил, вытирая рукавом пот, Арзамат. — Каждый делает что в его силах для защиты свитой земли. Слышал я, даже слабые женщины взялись за оружие. Будто девушка одна, имя ее не знает никто, немало сразила врагов. И Надир, мол, хотел хитростью поймать ее, но не удалось. Погибла она, говорят, от своего же кинжала — не хотела сдаться живой врагу в руки.

— Да, дядя Арзамат, я тоже слышал о ней, — ответил Магдилав, — а вот, что погибла она, я не знал.

— Похоронить‑то ее не дали персы, по приказу Надира бросили в пропасть…

«Да, когда‑то я думал, не моя ли Тайпус мстит за меня, — с горечью думал Магдилав. — Конечно, и она бы поступила так же, ведь ни в чем любимая не уступает своим братьям — и ездит на коне не хуже любого горца, и стрелять умеет, и шашкой владеет…»

Юноша с силой ударил кувалдой, будто хотел задушить в себе невыносимую боль. Между тем постепенно в руках мастера железо принимало вид шашки.

— Эта труба из стали, видишь, как она ложится по обе стороны шашки, так что лезвие по острым краям будет стальным, а середина из железа — железо делает шашку гибкой и мягкой, — говорил между тем Арзамат.

Работа в кузнице продолжалась и ночью. Оба работали без устали… Наконец шашка была готова. Ножны для нее сделал столяр Гимбат. Распрощавшись с мастерами, сел Магдилав на своего коня и отправился в дальние аулы собирать боевой отряд из добровольцев.

— Что же, сын мой, я не стану тебе поперек дороги, — напутствовал юношу старый мельник. — Аллах свидетель, мы не хотели кровопролития, хотели мирно жить в своих горах, пахать скудную землю, растить детей, во Надиршах нарушил наш покой, он хочет превратить нас в своих рабов. Лучше умереть свободным, чем попасть в рабство к иноземцам. Пусть будет удачен твой путь, Аллах с тобой, защищай обездоленных и обиженных, гони с родной земли врага. В час смертельной опасности мужчины не должные сидеть у очага.

Отец купил сугуры у базаргана, сшил сыну черкеску–чуха, с газырями — для пороха, а во внутренний карман положил сухие листья особой травы на случай, если понадобится остановить кровь из раны. Старый мельник сам вышел за аул проводить Магдилава на ратный подвиг…

И Магдилав со своими тремястами вооруженными воинами выступил в поход в сторону Андалал, куда по донесениям шел сам Надиршах во главе многотысячного войска. Отряд перевалил Гондохский перевал, цепью спустился к Аварской Койсу и под вечер спешился, ибо остальные отряды должны были быть на месте.

Едва расположились у реки и совершили вечерний намаз, как дозор донес, что со стороны Хунзаха спускаются двое верховых. Наскоро сотворив молитву, Магдилав распорядился устроить засаду, да так, чтобы не спугнуть всадников, ибо могли они повернуть к Гергебельсжому низовью, где широкая бурливая Койсу становилась узенькой речушкой и вброд перейти ее ничего не стоило ни пешему, ни конному.

Верховые между тем, не догадываясь ни о чем, спокойно добрались до каменного моста. Не успели всадники миновать мост, как их схватили и привели к Магдилаву. Один из них оказался воином Надиршаха, а другой — горцем из дворца хана — проводником перса. Посланный шаха возвращался от аварского хана. Он вез ответ Иуцала шаху. А горец должен был обеспечить безопасность гонца. Нуцал приказал пропускать его через кордоны до самого шаха. Магдилав стал расспрашивать о послании хану. Гонец охотно рассказал:

— Шах потребовал повиновения аварского хана. Писал, что надеется па его благоразумие, что Нуцал примет его сторону без кровопролития — потому что шах сильнее и войска у него больше.

— А потому, — добавил, самодовольно усмехаясь, гонец, — если даже все горцы до единого встанут на защиту Аварии, каждый камень в горах превратить в пули, а всю траву — в порох — все равно не справиться ей с полчищами доблестного Надиршаха.

— И что же ответил Нуцал? — перебил раздраженно Магдилав.

— Нуцал пока отклонился от ответа. Принял он меня достойно, сказал только, что не боится он армии шаха и надеется на скорую победу.

— Достойный ответ! — улыбнулся Магдилав. — Пропустить их, — приказал он своим воинам. — А какие новости еще? — остановил он хунзаха, готового вскочить на коня.

— Надиршах решил наступать на Аварию со всех сторон. Хотя основная сила движения через Кумух в сторону Андалал, двадцатитысячное войско во главе с Лютф–Али–ханом и Тейдарбеком направляются, говорят, через Айманкинское ущелье. В Андалал продвигаются войска Муртазали, а тебе было положено встретить врага в Аймаки, Вчера был послан гонец в Гондох.

— Он не застал меня, — встревожился Магдилав. — Значит, придется повернуть нам через Гергебельский перевал… А что слышно о Сурхай–хане?

— Сурхай–хан смог собрать из горцев только около четырехсот человек, вместо обещанных двух тысяч. Говорят, Надир обозлен на Сурхая.

Магдилав стоял в нерешительности. Надир опять хитрит, хочет нанести внезапные удары по разным участкам Аварии — создать видимость, что вея сила собрана в Андалалских горах, а между тем Лютф–Али–хан с двадцатитысячным войском послан в обход — через Авар–Койсу, Аймакинское ущелье — хочет незаметно пробраться в самую сердцевину ханства Иуцала и со спины нанести удар.

«Что же, Лютф–Али–хан, мы встретим тебя как полагается, — думал он. — А как там Турутли, ведь он на пути к Андалал», — вспомнил Магдилав. Надо бы через лощины подойти к самой крепости, послать гонца в крепость, узнать положение и помчаться в самую гущу главной битвы, где решается судьба Аварии. Но с другой стороны, это значит пустить войска Надира в Гондохские горы — они ведь за Аймаки. Нет, это не годится.

Он собрал своих сотников, командиров, советчиков. Одни предлагали подождать ханского посланника тут же, в Карадахе, другие, несмотря ни на что, выступать через Гуниб–горы в Андалал, а третьи — повернуться по реке вниз и нанести удар Лютф–Али–хану. Ведь большинство воинов были из этих мест, куда стремилось двадцатитысячное войско Лютф–Али–хана. Они не хотели двинуться в Андалал до тех пор, пока не будет прегражден путь врагу, стремившемуся в тыл — Аймакинское ущелье.

Долго совещались воины на берегу Авар–Койсу. К этому времени подоспел и гонец хана. В донесении говорилось ясно, что отряду Магдилава, могохцам и гергебельцам поручается уничтожить Лютф–Али–хана.

«Прочь сомнения!» — Магдилав дал указание цепью, по берегу реки двинуться вниз, потом по склону подняться на перевал и устроить засаду врагу в ущелье, выбирая места для сражения.

Ехать было трудно по извилистой, пепроходимой дороге. Впереди шли разведчики во главе со скалолазом и охотником Чурил–Ахмедом из Гондоха. На ночь отряд остановился на отдых в лощине между двумя холмиками, у тото самого места, где сливается Гунибская река с Авар–Койсу. Магдилав сидел у костра и молча курил трубку. В голову лезли печальные мысли о Турутли, о Тайпус. Судьба ее беспокоила его.

— Поспал бы, Магдилав, — говорил кузнец Арзамат, не утерпел старик, тоже взялся за оружие, хоть было ему за шестьдесят.

— Что‑то не хочется, дядя Арзамат. Ночь лунная, горы будто молоком политы. Что врагу нужно в наших голых горах?

— Ему не горы нужны, сын моего друга, а горцы, чтобы служили ему, проклятому. А Дагестан — ворота в Грузию, в просторы России. Надир, как голодный волк, хочет проглотить все.

— Не удасться ему проглотить Дагестан, подавится волк…

Неожиданно послышалась стрельба, стук копыт коней. Со стороны востока, где брезжил рассвет — показались верховые. Это был Чурил–Ахмед с разведчиками. Все спешились у костра. Вести были нерадостные. Большой отряд персов расположился у самой рекп, откуда начинается Аймакинское ущелье, остальные ушли, видимо, вперед. Чабан, скрывавшийся с маленькой отарой коз в пещере, рассказал, что под вечер враги напали на небольшой отряд горцев, который стоял в засаде, и разбил его, только троим удалось незаметно спуститься по скале и убежать.

Неясность обстановки встревожила Магдилава. Чабан показал Чурил–Ахмеду переход к ущелью, навстречу врагу. Переход был трудным, вряд ли кони осилят его. Лишь горные туры да козы спускались сверху на водопой. Но другого выхода не было — пока не рассвело, Магдилав решил увести отряд по дорогам туров и очутиться днем в ущелье — преградить дорогу врагу.

— Завяжите слабым глаза, пусть держатся за гривы коней, — приказал он, и сам поскакал с Чурил–Ахмедом вперед.

— А если кони сорвутся? — спросил кто‑то.

— Что ж, тому суждено умереть без выстрела, — коротко ответил Магдилав. — Ну, добрый конь, веди меня к вершине!

— Лахавулавала куватан, Илла, быллах[29], — сказал старый Арзамат и тоже вскочил на коня.