Джура - Георгий Тушкан

К югу от нас находится Маркан-Су, пустыня смерчей. На западе ее, на южных склонах Заалайского хребта, где начинается река Сауксай, подобрали тебя, Джура, и спасли от смерти. Своей жизнью ты обязан народу, который борется за свободную жизнь.

Через Маркан-Су тянется колесная дорога из города Ош к Хорогу. На востоке, в дне пути от нас, — граница. За ней большая страна Китай. Границу стерегут красноармейцы-пограничники от врагов Советской власти, а мы им здесь помогаем… Несколько лет назад, когда басмачи убивали и грабили народ, чтобы запугать его и отдать в рабство Англии, много храбрых дехкан поднялось на борьбу с басмачами, за Советскую власть. Одни дехкане воевали в рядах Красной Армии, другие организовали добровольческие отряды по борьбе с басмачами. А когда басмачей разбили, из добротрядов отобрали самых боевых, чтобы помогать пограничным войскам в тылу, в знакомых горах, позади границы. Вот мы, добротрядцы, и ловим басмачей, которых к нам теперь засылают из Китая, из Афганистана. Ловим контрабандистов — тех, кто без разрешения из Китая анашу и опий возят, а от нас скот угоняют.

Ранее обездоленные, люди труда теперь объединяются в артели, а богачи-баи хотят помешать им. Народный советский закон запрещает нанимать неимущих для обогащения имущих. Вот богачи и восстают против советских законов, против коллективных хозяйств. Они хотят убить всех тех, кто несет слово правды народу, кто ведет их к счастливой жизни.

Эту борьбу стараются использовать богачи других стран в своих интересах, чтобы захватить этот край. Но трудящийся народ этого не допустит. Да! Видят баи, что дело их плохо, и стараются убежать со всем богатством, которое они награбили у народа, в другую страну, за границу. Граница — это та черта, которая отделяет страны, понимаешь? Иногда это река, иногда вершина горы, обрыв, гряда холмов. Вдоль границы кое-где стоят столбы, называются они пограничными знаками.

Граница длинна. Кругом горы. Много секретных переходов. Поэтому весь этот район — и Алайская долина, и Маркан-Су, и дальше — объявлен особо запретным пограничным районом. Чтобы ехать сюда, надо получить особое разрешение — пропуск, и не всякого пропустят. Теперь ты увидишь и Маркан-Су, где на старинных дорогах белеют кости и где очень хорошая охота на архаров, и Алайскую долину. Только когда куда-нибудь поедешь, я тебе такую бумажку дам. А то встретишь пограничников — подумают, что ты посланец врагов, и заберут. Да…

Козубай рассказывал Джуре о городах, о домах на колесах — поезде, который возит людей, о пароходах — больших кибитках, которые плавают по воде, и о многом другом.

Беседа длилась долго. Джура был взволнован. Он многого не понимал, но старое представление о мире рушилось.

III

Ночью Козубай проснулся от криков. Он выбежал во двор с револьвером в руках:

— Что за тревога?

Он окликнул сторожевого, но на башне никого не было. Сторожевой Шараф, связанный по рукам и ногам, катался по плоской земляной крыше. Козубай подошел к нему.

— Джура пришел и кричал, чтобы я отдал ему винтовку… Я не давал, боролся… Он сильный, как медведь. Винтовку взял и руку мне сломал, а сам убежал, — со стоном говорил Шараф.

Козубай развязал его и выстрелил вверх.

Отряд собрался по сигналу тревоги. Защелкали затворы.

Вскоре несколько человек поскакали ловить Джуру.

— Напрасно мы лечили Джуру, — сказал Козубай сердито. — Он ночью обезоружил Шарафа, сломал ему руку и сбежал.

— Да ведь он спит у себя в кибитке, — сказал лекарь, осматривая руку Шарафа, — а рука у Шарафа цела.

Козубай быстро пошел к Джуре. Он распахнул дверь и удивленно остановился на пороге: Джура спокойно спал, положив голову на винтовку. Козубай разбудил его и потребовал объяснения.

— Ты сам мне сказал, — волнуясь, говорил Джура, — что винтовка Чиря теперь моя… Я ночью очень соскучился по ней и пошел к тебе, чтобы взять. Сторожевой кричит: «Кто ходит?» Я влез к нему, смотрю: у него в руках моя винтовка. «Отдай», — говорю, а он не отдает. Ну, я ее и взял…

— А зачем ты его связал, да еще и руку вывихнул?

— Я только взял его за руку…

— Слушай, Джура, — спокойно сказал Козубай, — у нас все общее, и ты теперь тоже хозяин наших лошадей, овец, патронов. Но оружия у нас не хватает, и сторожевому выдается дежурная винтовка. Когда придет твоя очередь, ты тоже ее получишь. — И, не сдержавшись, Козубай сердито закричал: — Ты должен был меня спросить, а не самовольничать! За самовольство у нас наказывают. Такой у нас закон. Да! Увидишь непорядок — тащи виновных ко мне. Понял? Эх, ты!

— Понял, — ответил Джура.

— Винтовки своей никому не отдавай. Патроны береги: помни, что их мало. Каждый патрон — один басмач.

Все это было сказано так строго, что Джура невольно встал с кошмы.

— На первый раз я тебя прощаю. — И Козубай, положив руку на плечо Джуры, взглянул ему в глаза. — Дикий ты…

Вернувшись в свою кибитку, Козубай вызвал Ахмеда и сказал:

— Что бы ни случилось, молодого охотника Джуру без моего приказа не трогать.

Прошло еще несколько дней. Джура не расставался с винтовкой и даже за обедом держал ее на коленях. Целый день он ее чистил, разбирал и собирал, целился в камни, птиц, горы, но не стрелял.

Воспитанный в горах, где дорого ценится каждый заряд, он и мысли не допускал, что можно стрелять так, просто в камень.

Держался он все еще замкнуто и джигитов избегал.

Шараф, оправдывая свой страх перед Джурой, чтобы избавиться от насмешек джигитов, рассказывал, что Джура немного сумасшедший, что он злой и может так, ни за что убить. Старые джигиты смеялись над Шарафом, и вновь принятые в отряд поглядывали на Джуру недружелюбно и подозрительно, а Джура думал, что добротрядцы до сих пор его сторонятся, потому что считают его недостойным себя. Это оскорбляло Джуру. Он искал подходящего случая показать себя и заслужить одобрение.

Однажды Джура притащил во двор крепости за шиворот двух молодых добротрядцев.

— В чем дело? — сердито спросил Козубай, когда Джура швырнул обоих джигитов на землю, к его ногам.

Джура снял винтовку, болтавшуюся на ремне у него на шее, и ткнул дулом в сидевшего джигита:

— Эти синие ослы стреляли в камень. Они хуже басмачей. Ты сам говорил: «Патроны беречь надо. Один патрон — один басмач». Еще ты говорил: «Не трогай виновных, а приводи ко мне». Вот я и привел.

Джура стоял, гордо подняв голову.

Козубай пытливо посмотрел на него и спросил:

— Скажи, Джура, когда ты был мальчиком, ты учился убивать камнями птиц?