Механическое сердце. Черный принц - Карина Демина

Женщина-кукла.

Старая, потемневшая кукла. Сломанная… или нет? На мгновенье Кейрен ловит ее взгляд. Живой. Преисполненный презрения и ненависти. Но взгляд гаснет.

Еще одна маска? Если так, то старая, надежная, давным-давно ставшая истинным лицом.

Таннис смеется и трогает подбородок… она всегда так делала, когда приходила плохая карта, а она старательно изображала, что полные руки козырей имеет.

- Следовало ожидать, - леди Сольвейг поморщилась. Все же и матушке не чуждо любопытство. - Эта женщина…

Она вовремя осеклась и повернулась к сцене.

Женщина.

Эта. Его, Кейрена, женщина, которую он не собирается уступать.

Остаток вечера прошел быстро.

И нервно.

Кейрен следил за Шеффолками. Леди Сольвейг, теряя остатки терпения, за Кейреном. Люта - за леди Сольвейг, с улыбкой, которая с каждой минутой становилась все более широкой. Матушка Люты пыталась развеять нервную обстановку, громко восхищаясь талантом мисс Вандербильд, которая и вправду блистала…

Отец молчал и вовсе, кажется, заснул. Он никогда-то особо не любил театр. Очнувшись на финальной партии, он обвел ложу мутноватым взглядом и, широко зевнув, поинтересовался:

- Конец?

- Конец, дорогой, - звенящим от напряжения голосом ответила леди Сольвейг.

И Люта хихикнула, прикрыв рот ладошкой.

…Шеффолков ждала древняя карета, массивная, с широко расставленными колесами, запряженная четверкой лошадей, она гляделась нелепо-роскошной.

- Дорогой, - леди Сольвейг ударила по руке. - Разве ты не хочешь попрощаться со своей невестой?

…карета Шеффолков медленно ползла по аллее, занимая всю дорогу, но не находилось никого, кто посмел бы поторопить ее.

И охранников не четверо - восемь верховых сопровождали экипаж.

Кейрен заставил себя отвернуться. И даже сказал что-то вежливое, уместное, на что получил столь же вежливый и ничего не значащий ответ.

Представление закончено.

Для всех.

И в собственном экипаже с леди Сольвейг слетела маска. Она с раздражением захлопнула веер.

- Гаррад! - голос ее сорвался. - Будь добр, скажи своему сыну…

- Он и твой сын, - отец не сдержал зевок. - Сама ему и скажи…

- Кейрен!

- Да, матушка.

- Твое сегодняшнее поведение… - экипаж покачивался, а голос леди Сольвейг убаюкивал.

Таннис жива.

А остальное не так и важно. Вытащит. Найдет способ… главное, что жива. И ему не придется больше срываться в морг, потому что там есть кто-то "подходящий под описание".

Не будет больниц и низких строений, пропитанных запахами смерти и формалина. Служителей, всегда слегка нетрезвых, словно и это их состояние - еще одна традиция. Не будет искалеченных мертвых женщин, порой укрытых холстинами, но куда чаще - бесстыдно выставленных на узких свинцовых столах. Не будет врачей, нервно ожидающих разрешения на тело… и студентов, которые сами себе кажутся язвительными, циничными, но на самом деле за натужными шутками скрывающими свой страх перед смертью.

Все хорошо.

А станет еще лучше, когда он найдет способ вытащить Таннис.

- Ты меня не слушаешь.

- Что? Да, матушка, прости, задумался…

Отец только хмыкнул, а леди Сольвейг побледнела.

- Матушка, - Кейрен выглянул в окно, до дома оставалось с полчаса езды, и сон исчез. - Скажи, пожалуйста, что ты знаешь о леди Шеффолк?

…старуха не настолько безумна, чтобы не видеть правды.

И ведь приняла чужака.

Почему?

- Леди Шеффолк? - матушка определенно не ожидала подобного вопроса. - Или Освальд Шеффолк? Кейрен, та особа определенно дала тебе понять, что…

- Матушка, давай поговорим о леди Шеффолк. Если, конечно, ты не слишком устала… насколько она не в себе?

Леди Сольвейг раскрыла веер.

…она никогда не примет Таннис.

Человек. Девчонка с другого берега реки, место которой - на задворках жизни.

Содержанка.

…Райдо иногда пишет ей письма, рассказывает о жене и малышке, но для леди Сольвейг их не существует. Она все еще верит, что однажды Райдо одумается.

Ждет.

И следит, чтобы в его комнатах был порядок. Идеальный.

- Она редко покидает Шеффолк-холл, - наконец, заговорила леди Сольвейг. Она сняла перчатки и разминала пальцы с заострившимися ногтями. Подобное свидетельство своей слабости заставляло леди Сольвейг нервничать сильнее. И от ногтей по руке побежала дорожка серебристой чешуи. - Признаться, ее не слишком-то рады видеть… но приглашения отправляют. Ты, пожалуй, не помнишь, мал был еще… нет, тебя вовсе еще не было, но как-то я устраивала благотворительный бал…

Взгляд леди Сольвейг потеплел. Ее благотворительные балы всегда имели успех, чем она искренне гордилась.

- Мы открывали новый приют и работный дом, - чешуя исчезала медленно, а ногти росли, загибаясь острыми крючьями. - Для малолетних преступников. Их обучали… не помню чему, но чему-то там обучали, чтобы дети не вернулись на преступный путь. Но я не о том сказать хотела. Леди Ульне почтила нас своим присутствием и даже предоставила для аукциона чудеснейший браслет времен Вторжения. Такая, знаешь ли, элегантная примитивность. Золото и изумруды, неграненые, но полированные еще… если тебе интересно, я покажу.

- Ты купила браслет?

- Гаррад, - матушка зарделась. - Он отдал за него почти тридцать пять тысяч!

Отец лишь вздохнул.

- Вещь воистину уникальная! Подобных почти не осталось, разве что…

- В Шеффолк-холле.

- Именно, - леди Сольвейг царапнула когтем обивку сиденья. - Но сколь я знаю, это было последнее ее появление в обществе. Потом случилась та ужасная история… дорогой, его ведь не нашли?

- Увы.

- Кого?

- Ее супруга… ах, старое дело, ты если и слышал… да и вряд ли слышал, - она драла сиденье, не замечая, что когти распороли кожаную обивку и увязли в конском волосе. - Признаться, она была уже немолода, когда выходила замуж… не то двадцать два, не то двадцать три… или больше. Дорогой, ты не помнишь?

- Нет, - отец наблюдал за матушкой, не скрывая улыбки.

Ленты чешуи поднимались от запястья к локтю, скрывались в пышных рукавах вечернего платья, чтобы выбраться из ворота серебристыми каплями живого железа.

- Ах, не важно. Но ее муж исчез сразу после свадьбы. Поговаривали, что он оказался брачным аферистом и сбежал, ограбив бедняжку… - она взмахнула рукой, и платье затрещало. - Очень печальная история… она так горевала о нем. А потом выяснилось, что она еще и беременна. Конечно, ей сочувствовали. Я сама отправляла открытку… и серебряную ложечку на рождение ребенка. У людей так принято… а Бетти, ты ведь помнишь тетушку Бетти, дорогой? Она нашла прелестную погремушку с агатом. В Шеффолк-холле устроили прием… нас пригласили, ребенок был прелестен…