Великий лес - Борис Саченко

— Может, деревня какая попадется, — говорил, нахрамывая неподалеку от Нади, Хомка. — Дак я начальство поищу. Спрошу, как нам быть. А вдруг кому-нибудь сдать коров можно. Сдали бы — и до дому, до хаты…

— Это хорошо было бы!

— Конечно, хорошо. Хотя идти… неблизко.

— Ничего, дойдем.

— Дойдем, говоришь. А могли же… ехать. Если б не сучка эта…

— И то правда, удрала от нас — и хоть бы слово сказала.

— От людей никуда не удерешь, — раздумчиво, но твердо произнес Хомка. — Это мне еще батька говорил. И чем дольше я живу, тем больше убеждаюсь: верно говорил. Обманом свет пройдешь, а назад не вернешься. И ответит человек за все, что бы где, когда ни сделал. Если не перед людьми, то перед богом ответит. От кары за грехи свои уйти еще никому не удавалось. Что суждено — тому и быть, от того, как бы ни хотел, не удерешь. Запомни это!

Опустив глаза, слушала Надя Хомку, ни словом не возражала. А Хомка и рад, что его слушают, говорил и говорил, словно хотел высказать все, что было у него на душе, что скопилось за долгие дни молчания.

— Ты молода, еще не поздно добру учиться. Известно, жизнь по головке не гладит, она штука суровая. Но погляди, как то же дерево смерть свою принимает. Подходит к нему человек с топором — а оно стоит. Рубит, пилой режет, а оно — ни с места. Только слезу — сок иногда пустит. Или животина, скажем. С ножом, с косой к горлу — а она мыкнет или завизжит. Потому как знает, чует — никуда не убежишь, чему суждено, то и сбудется. А человек… Хочет перехитрить самого себя, бога хочет перехитрить… — Хомка грустно улыбнулся. — Вот как мы-с тобой. Вместо того чтоб ждать своей судьбы, мы чего-то ищем, суетимся, убегаем, как будто можно спастись от того, что все равно произойдет, что неизбежно…

После минутного молчания продолжил:

— Я вот ходил со стадом и все о человеке думал. Много о нем хорошего сказать можно. Но много и худого. Очень уж алчен человек, на всех и на все хочет лапу наложить, подчинить себе, чтоб ему все служило. И ни перед чем не останавливается. Отнимает жизнь у животины и у дерева, только бы самому лучше жилось, сытнее да теплее. О себе очень много думает. Ради себя и своего достатка готов любому на горло встать, не глядит, что тоже человек… Не доведет это до добра. А тут еще война эта… Сколько чего живого и неживого она истребит, пламенем адовым по ветру пустит! И нет, чтобы одумался человек, меньше грехов брал на душу, чтоб мудрее, бережливее был, щадил все живое. Когда-то Иисуса Христа вовсе без вины распяли на кресте. И я долго думал: «Почему так случилось, почему никто его не защитил — ни люди, ни бог?» А теперь знаю — так нужно было. Людям всем нужно, чтоб помнили, знали: невинный принял кару, распят был на кресте. И чтоб больше никогда ничего подобного не сотворили. Только вот… Очень быстро люди обо всем забывают… Не все, известно, а некоторые. Вот война и напомнит… Обо всем, что забыл человек, напомнит…

Спохватившись, что говорит долго и не совсем то, что надо бы говорить, Хомка внезапно умолк, посмотрел на небо — оно было чистое, ясное, ни тучки. И самолетов нигде не было видно — ни над переправой, ни еще где-нибудь.

— Утихло все, — произнес Хомка.

— Это только кажется. Погодите, сейчас опять прилетят, заново все начнется, — оглядываясь по сторонам, тихо произнесла со страхом Надя.

Но самолеты в тот день больше не прилетели. Да и чего им было прилетать — переправу где-то после полудня заняли немцы. Об этом Хомка с Надей случайно узнали от людей, бежавших от Днепра.

— И нам надо бы удирать, — задумчиво сказал Хомка. — Да вот коровы… Не бросишь же их просто так посреди луга без всякого присмотра.

— А гнать?.. Куда же гнать, если повсюду немцы? — с удивлением смотрела на Хомку Надя.

— Домой, в Великий Лес, погоним, — тихо, словно самому себе, сказал Хомка.

XXII

Все эти дни Иван Дорошка жил ожиданием великого перелома, который должен был вот-вот наступить в войне с фашистами. Не сегодня завтра наши войска должны были дать решающее сражение, после которого гитлеровцы без оглядки побегут вспять до самого Берлина. Этого Ивану Дорошке хотелось, об этом он только и думал. Припоминал факты из истории: русские войска давали такие битвы и тевтонам, и шведам, и французам… «Нет, неспроста отступают наши… В головах нашего командования конечно же зреет план генеральной битвы, и оно, видно, стягивает силы, чтобы остановить наступление, разгромить немцев. Иначе и быть не может, иначе не отступали бы наши…»

Но время шло, мелькали дни, а перелома все не было. Судя по известиям, доходившим с фронта, немцы по-прежнему наступали, а наши отходили. Это тревожило, холодом ложилось на душу. Особенно в те минуты, когда оставался один, когда не с кем было поговорить, посоветоваться. А такие минуты выпадали все чаще. И были все труднее, ибо он, Иван, не привык к одиночеству. Сколько помнит себя — всегда с людьми. И дома, в деревне, и в Гудове, на заводе, и позже, в сельсовете… Даже вечером, ночью и то не оставался один — жена, дети. А теперь… Хорошо еще, Василь Кулага хоть изредка рядом бывает, а то бы и вовсе одичал в лесу…

«Так это же еще немцев ни в Великом Лесе, ни в Гудове нет. А когда придут…».

Чувствовал, сознавал Иван: нельзя ему все время быть одному, ждать неведомо чего. С людьми надо встречаться, разговаривать. И как можно скорее связаться с райкомом партии, повидать Боговика. Боговик бы… Ну, пускай не успокоил, так хотя бы ясность внес. Кто-кто, а уж он-то наверняка знает, где теперь фронт, где наши. И что делать тем, кто оставлен в тылу врага, тоже знает.

Но как встретиться с Боговиком, где его искать?

«Может, самому в Ельники податься? Или послать кого-нибудь? — размышлял Иван. — Да ведь… Где теперь райком, где скрывается он, Боговик?.. Походишь по улицам и ни с чем вернешься… Да еще ладно, если вернешься. Можешь и не вернуться… Ведь в Ельниках давно уже оккупанты…»

«Все равно нужно сходить, посмотреть хотя бы, разузнать, что там сейчас… Не все же в лесу отсиживаться».

Ивану живо представлялось: стоит ему попасть в Ельники, как он тут же найдет райком, встретится с Романом Платоновичей. И они обо всем, обо всем поговорят.

«Боговик — голова. Он если чего и не знает, то догадывается. И вперед на десятки лет видит… Поговорить с ним — это ума набраться, уверенности, смелости… Да и указания новейшие Боговик даст. А то вроде как о себе, о своей деревне думаем, в то время как думать надо обо всех, о всей стране…»

«О стране есть кому подумать. А наша забота — свой сельсовет».

«И страна тоже…»

Снова — который уже раз! — болью отозвалась в сердце мысль о стране, о том, что так неожиданно обрушилось на нее, на советских людей.

«Как могло произойти, что не задержали врага на границе, что он прорвался, топчет нашу землю? И когда его остановим, где та черта, дойдя до которой, враг повернет вспять?»

И тут же Иван подумал, что сам враг назад не повернет, что надо вынудить его это сделать. А для этого сила, силища нужна…

«Да есть же, есть у нас такая сила».

«Сила-то есть, а враг, видишь, все наступает и наступает».

«Ничего, и отступать еще будет».

«Когда?.. Дожить бы, увидеть…»

«Доживешь, увидишь… Только не сидеть сложа руки надо, а бороться, все делать для победы. О боевой группе пора подумать. Чтобы не вдвоем с Василем действовать, чтоб свои глаза, уши всюду были… Кто себя как ведет, куда немцы едут, сколько их, каковы их планы… Чтобы своевременно своих предупредить, а немцев обезвредить или даже уничтожить, прежде чем они выполнят задуманное. Война — это еще и кто кого перехитрит, вокруг пальца обведет. Да и затягивается она. И когда кончится — никто сказать не может. Поэтому ко всему нужно быть готовым… Впереди — осень гнилая, зима. И не у Василя харчи надо выпрашивать, а самому организовать питание. И ночлег тоже. Или у знакомых в Гудове, или в лесу. Землянку вырыть. В глухомани, куда и люди редко забредают…»

… Шел, пробирался Иван Дорошка по лесу, и вились, вились у него в голове думки, что ни шаг — то все новые, обнадеживающие…

XXIII

Почти до вечера просидел Николай Дорошка в кустах, не решаясь пойти в деревню. «Пойдешь, а там… немцы. Нет, лучше здесь лишний часок промаяться, зато знать будешь, что говорить: не было меня дома — и все тут. Потом, со временем видно будет, что да как… А пока лучше со стороны посмотреть, подумать без спешки… А то делай, что тебе Бабай скажет… Не-ет, не дождется он этого!.. Пускай другие Бабая слушаются, а он, Николай Дорошка, не из таких. Да и сын, Иван, еще здесь, и Василь Кулага… Их покамест никто не снимал с постов, они всем правят… И видал, при оружии оба, с винтовками…»

«Кстати, а почему они с винтовками? И откуда шли в такую рань? Усталые оба, еле ноги волочили…»