Государь (СИ) - Алексей Иванович Кулаков

— Надеюсь на вас. Да, Настю Мстиславскую поставьте поближе к Саин-Булату: может наш касимовский хан наконец-то наберется духа и зашлет сватов?..

Все в Кабинете заулыбались: взаимная приязнь между княжной и молодым служилым царевичем была видна всем и каждому, и дело явно шло к свадьбе. Причем жениха не смущала необходимость перейти из ислама в православие, и неизбежная потеря Касимовского удела: во-первых, в Литве тоже были служилые татары, и довольно-таки немало — а он был потомком самого Чингиз-хана! Во-вторых, еще в Москве перед выходом в поход на ливонских изменников Великий государь имел с ним продолжительный разговор; и уже в Вильно его сын-наследник еще раз подтвердил все посулы своего батюшки. Жена-красавица с богатым приданным, своя родовая вотчина, гарантированное место в Пан-Раде… Тут любой бы воспылал искренней любовью — а ведь Саин-Булату и в самом деле очень понравилась ясноокая и смешливая княжна.

— На этом все.

В отличие от боярыни Захарьиной-Юрьевой, князь Старицкий не торопился покидать Кабинет: дождавшись, когда за ней закроются массивные двери, последний удельный владетель Северо-Восточной Руси попросил уединенного разговора. Выгонять сестру и ученицу ради троюродного брата Дмитрий не стал, решив выслушать ближника возле столика для тавлей — благо, отец чиркнул в низу своего послания очередной ход, и требовалось переставить одну из белых фигурок. Беседа, однако, затянулась: Василий явно горячился и нервничал, источая тревогу и волнение — и вроде бы что-то предлагал… Кончилось же все тем, что княжича Салтыкова послали распорядиться о малой трапезе, озадачив списком конкретных блюд: а перед недовольным родичем расстелили карту Русского царства. Качество ее было не ахти, и многие важные подробности напрочь отсутствовали, но для дела она годилась:

— Смотри, Фома неверующий: сначала степняки раздергали полки порубежной стражи — здесь, здесь, и здесь. Затем малой частью сил изобразили прорыв через броды рядом с Каширой и Рязанью…

Костяная лопаточка в виде кинжальчика, выточенная из цельного моржового бивня и используемая Дмитрием для аккуратного вскрытия печатей на грамотах — легко скользила по толстой грубой бумаге и коротко тыкала в нужные места.

— Основная орда пошла прямо через крепостицу в Поясе Богородицы вот тут: как видишь, до мест выпаса табунов твоих конных заводов изрядное расстояние, и им ничего не грозит. И семье твоей тоже: в пригородах Москвы стоит полк новой пехоты, городовые стрельцы, полк рейтар, и почти весь Большой пушечный наряд — есть кому гостей незваных встретить.

— Я не о себе пекусь, брат: о деле! Сам же говорил, как важно для Руси… Постой: то есть как это — прямо через крепостицу в Засечной черте?

Старицкий князь разом побледнел:

— Это же… Измена?!?

Похлопав его по затянутому в летний кафтан плечу, Дмитрий успокоил главного конезаводчика Русского царства:

— Она самая. Бежавший в Крым к Девлет-Гирею предатель Курбский через своих сторонников сговорился с немецкими наемниками и их воеводами Таубе и Штаденом — что те откроют проход для ханского войска. Пообещал им золото и свободный проход до Кафы, а там они уж и сами как-нибудь…

Глядя на спокойного государя Московского, Василий Старицкий начал потихоньку подозревать. Вернее даже, он полностью уверился, что ничего не понимает — ну или незаметно для себя сошел с ума.

— Курбский, т-тварь… И что немчины?

— Дали себя уговорить. Только все одно, зря: какой смысл хану отпускать их с золотом? Да и нет его у Девлет-Гирея: все потратил на дары султану, выпрашивая себе янычар и пушки-стеноломы для осады Москвы. Так что всех наемников вырежут, или забьют в колодки и отправят в ту же Кафу на рынок рабов.

Облизнув враз пересохшие губы, Василий благодарно улыбнулся троюродной сестре, всунувшей в его руку малый кубок холодненького фруктового взвара.

— Здесь орду встретил князь Воротынский с порубежными полками; вот отсюда надавит поместной конницей воевода Адашев. Когда орду остановят и чуть подожмут, подоспеет с кованой ратью братец Ваня — который словно молот ударит по ханскому войску. Наковальней же послужит гуляй-город воеводы-князя Хворостинина… Вот здесь есть подходящий холм, в окрестностях которого уже кое-что приготовлено для приема незванных гостей.

Зацепившись глазами за крохотную черную точку, подписанную «деревенька Молоди», Старицкий с трудом отвел от нее взгляд, затем осмотрел едва заметные черты на грубой бумаге, образующие что-то вроде вытянутого мешка, и очень тихо поинтересовался:

— А ежели они… Кто-то из воевод не успеет?

Помолчав, государь-наследник поделился с родичем небольшой тайной:

— Эту ловушку батюшка начал готовить шесть лет назад: и ныне Девлет-Гирей лишь мнит себе, что ведет войско за богатой добычей — но на самом деле его ведут на бойню, как бычка на веревке. Каждому воеводе подробно расписано: где, когда и какими силами ему должно быть, и что делать. И за тем, чтобы они в точности исполняли наказы батюшки моего, со всем пристрастием следят назначенные люди. Так что будь покоен, Вася: они непременно успеют, и сделают именно то, что должно.

Перекрестившись, Старицкий почти беззвучно прошептал благодарственную молитву. Правда, не закончил, оборвав на половине пришедшим в голову вопросом:

— А как же мы?!?

— Мы? Нам тоже есть дело: тебе доглядывать за Вильно и Пан-Радой в мое отсутствие, а мне до середины сентября стоять с полками шляхты близ Полоцка — чтобы у короля Юхана и ляшской магнатерии не возникало разных дурных мыслей.

Посмурнев еще сильнее, троюродный брат пояснил Великому князю Литовскому и государю Московскому свою обиду:

— Почему я ничего не знал⁉ Дядя мне не доверяет⁈

Убрав карту обратно в стальной хран, Дмитрий присел на краешек стола и задал встречный вопрос:

— Вася, а откуда ты сведал, что Девлет-Герай пожаловал в силах тяжких? Неужели сеунч разболтал?

— Нет… Мишка Салтыков шепнул.

— А как думаешь: знай хан крымский и ногайские мурзы, что их ждут — попались бы они в ловчие сети?

Ответ был очевиден, как и намек на неумение некоторых хранить тайны.

— Великий завоеватель Тамерлан, по слухам, обычно советовался лишь со своим мечом — и посему достиг столь многого. Хотя и он урезал языки и головы иным болтунам.

Этот намек получился совсем уж толстым, разом уняв все недовольство и обиды молодого князя Старицкого. Почти все: явившемуся с известием о готовности трапезы бояричу Салтыкову достался хмурый взгляд, изрядно озадачивший и даже встревоживший государева подручника. Попытавшись сунуться к приятелю с вопросом, он был проигнорирован: вместо этого молодой князь прямо на ходу стал беззвучно молиться и креститься, изредка на самом пределе слышимости повторяя одни и те же слова:

— Только бы успели…

[1]Ро́кош — официальное восстание