Восхождение самозваного принца - Роберт Сальваторе

— Откуда у тебя эти камни? — повторил он свой вопрос, поднеся мешочек к лицу Эйдриана.

Ответа и на сей раз не последовало.

— Зачем ты упрямишься? — спросил его Де'Уннеро. — Быть может, юный дуралей, я тебе вовсе не враг. И быть может, тебе совсем незачем умирать.

— А моему отцу нужно было умирать? — резко спросил Эйдриан, сверля Де'Уннеро глазами.

Тот смешался, не зная, что ответить. Может, отец этого мальчишки был одной из жертв тигра-оборотня? Возможно, он сын какого-то охотника из деревни Миклина. Или сын одного из разбойников, вторгшихся туда вместе с Садьей в то злополучное утро.

— Этого я не знаю, — честно ответил бывший монах. — А ты считаешь, он не заслужил смерти?

— Я этого тоже не знаю, поскольку никогда его не видел, — тихо и угрюмо ответил юноша.

Де'Уннеро вновь рассмеялся.

— Меня забавляют твои загадочные слова, — воскликнул он. — Но если ты не перестанешь говорить загадками…

— Полуночник, — прорычал Эйдриан.

Бывший монах оцепенел.

— Моим отцом был Тай'марави, Полуночник. И ты его убил.

Де'Уннеро понадобилось некоторое время, чтобы успокоить дыхание. Он уже догадывался об этом, но признание, услышанное из уст Эйдриана, прозвучало для бывшего монаха как раскаты грома.

— А ты, стало быть, Тай'маквиллок.

— Да, Ночной Ястреб, — подтвердил юный рейнджер.

— Тогда кто твоя мать? — быстро спросил Де'Уннеро, но Эйдриан опять отвел глаза.

Де'Уннеро снова ударил его по лицу и заставил взглянуть на себя.

— Я действительно сражался с твоим отцом, — признался он. — Мы несколько раз сходились с ним в поединке. Причины наших битв достаточно сложны, чтобы рассказать о них в двух словах. Но можешь мне поверить: я не убивал его. В этом повинен другой человек. А теперь скажи мне, кто твоя мать?

— Госпожа Дасслеронд из Кер'алфара, — почти без запинки ответил Эйдриан. — Единственная мать, которую я знал, да и та недостойна, чтобы о ней помнить.

Душевная боль, с какой юный рейнджер произнес эти слова, сразу же отразилась на его лице, что не ускользнуло от внимания Де'Уннеро. Правда, мысли бывшего монаха сейчас были заняты совсем другим… Этому мальчишке не больше шестнадцати. Пятнадцать лет назад Джилсепони была беременна. Маркворт уничтожил ее нерожденное дитя во время битвы на поле близ Палмариса. Во всяком случае, потом все только и говорили, что она потеряла ребенка.

Так не госпожа ли Дасслеронд спасла тогда Джилсепони от отца-настоятеля Маркворта?

Мозг Де'Уннеро лихорадочно работал. Если этот Ночной Ястреб — сын Полуночника, а Де'Уннеро чувствовал, что так оно и есть, тогда его мать — Джилсепони. Мальчишка, похоже, даже не подозревает об этом. И его глаза! Бывший монах прекрасно помнил эти голубые глаза. У Ночного Ястреба были глаза Джилсепони.

Маркало Де'Уннеро чувствовал, что победа, одержанная им сегодня, не шла ни в какое сравнение со всеми его прежними победами.

ГЛАВА 19

ПАМЯТЬ И АМБИЦИИ

Джилсепони стояла на поле с пожухлой бурой травой. Над головой серело небо. Женщина смотрела на такие же серые возвышавшиеся стены. Их камни, потрескавшиеся и выщербленные природной стихией, говорили о многовековой традиции веры, столь же давней и величественной, как и само королевство. Пожалуй, ни один человек в Хонсе-Бире не мог взирать на громаду монастыря Санта-Мир-Абель без глубокого внутреннего трепета. Аббатство стояло на самой вершине утеса, глядя на темные и холодные воды залива Всех Святых. Монастырские стены растянулись на целую милю. Украшенные искусной резьбой, увенчанные статуями святых и всех отцов-настоятелей аббатства, эти массивные стены также служили своеобразными скрижалями абеликанского ордена, символом его непреходящей силы. Кто-то, глядя на них, получал успокоение и уверенность, а кто-то…

В Джилсепони вид этих стен по-прежнему будил гнев и отвращение. В подземных застенках монастыря окончили свои дни ее приемные родители — Грейвис и Петтибва Чиличанки. Здесь же томился Смотритель. Если бы тогда Джилсепони и Элбрайн не спасли кентавра, его ожидала бы та же участь — быть замученным или брошенным умирать от голода. Здесь началось жуткое судилище над правдивым и стойким магистром Джоджонахом, которого затем сожгли у позорного столба на площади близлежащей деревни. За этими стенами долгие годы обитал некогда всемогущий отец-настоятель Маркворт, виновный в том, что она потеряла ребенка.

Как в свое время она мечтала разнести в прах этот монастырь!

Теперь Джилсепони, оставившая прошлое позади, могла подавлять в себе эти чувства. Она научилась видеть дальше своего гнева и горечи личных потерь. В истории Санта-Мир-Абель были не только мрачные и позорные страницы, и Джилсепони знала об этом. Ведь стены монастыря возводили те, кого вдохновляли высокие идеалы, кто верил, что помимо собственной личности и тусклой повседневности существует нечто более величественное. Здесь начинался путь таких воинов за добро и истину, как Эвелин Десбрис и Браумин Херд. Здесь в беспросветной тьме эпохи Маркворта для многих рождалась надежда.

С мыслями об этом королева Джилсепони приблизилась к монастырским воротам, возле которых увидела врытый в землю камень с выбитыми на нем словами:

Здесь в канун 830-го года Господня брат Фрэнсис Деллакорт обрел свою душу.

И здесь же летом 831-го года окончил он дни свои,

устыдивши нас и показав, каким злом является

ГОРДЫНЯ.

Отказавшись признать это,

мы, скорее всего, впали бы в заблуждение.

Епископ Браумин рассказывал ей про эту надпись. Помнится, он многозначительно улыбнулся, добавив, что магистр Фио Бурэй горячо одобрил эти слова.

— Чего только люди не сделают ради собственной выгоды, — прошептала Джилсепони, обращаясь мыслями к неистовому однорукому магистру. Она прекрасно знала: когда Фрэнсис покинул стены Санта-Мир-Абель, чтобы помогать жертвам розовой чумы, Бурэй осудил его. Он не желал даже косвенно помочь обреченным людям, предпочитая отсиживаться в монастыре и оправдывая это традициями ордена. Джилсепони помнила, с каким облегчением и даже радостью встретил магистр Бурэй весть о болезни самого Фрэнсиса. Это оправдывало его собственную трусость, прикрытую велеречивыми рассуждениями об особой миссии абеликанского ордена как хранителя духовных ценностей человечества.

Брат Фрэнсис умер на глазах Джилсепони, умер удовлетворенным и исполненным надежды, что заслужил искупление своих былых грехов.

С грустной улыбкой смотрела она на строчки памятной надписи. Она вспоминала, как сурово ополчился Фио Бурэй на Фрэнсиса, когда тот, бывший ставленник Маркворта, повернул против него… А теперь королева Джилсепони, начальствующая сестра аббатства Сент-Хонс, прибыла сюда, чтобы подать свой голос за избрание магистра Бурэя новым отцом-настоятелем ордена Абеля.