Тайна предсказания - Ванденберг Филипп

— Похоже, он собирается за одну ночь наверстать то, что упустил за всю свою жизнь, — пренебрежительно заметила Панта, обращаясь к Леберехту. Куртизанка кардинала дель Монте и Гаспаро Бьянко казалась единственной среди гостей, кого сообщение о конце света мало впечатлило.

— Мне, во всяком случае, — заявила она, презрительно глядя на пьяных, причитающих и предающихся разврату гостей, — нечего наверстывать. Я никогда не жила по ханжеским правилам Церкви, никогда не была набожной. Я отдаю кесарю кесарево, а Папе — то, чего он требует. Я предавалась всякой страсти, поклоняясь удовольствию и греху. Мой Бог — деньги, мое Царствие Небесное — роскошь. И того и другого у меня более чем достаточно. И когда эта проклятая Богом звезда упадет на нас, то будь что будет.

Леберехт покачал головой.

— Такой реакции я ожидал от любого из гостей, только не от вас. Взгляните на них, на этих жалких созданий в их пропахших ладаном одеяниях. Если бы хоть один из них верил в учение Церкви, то он должен был бы встать и заявить: "Того, что вычислил Коперник, не может быть, ибо это противоречит Писанию и слову Божьему". Но они не верят в свои проповеди, не доверяют собственному учению! Есть ли лучшее доказательство тому, что Бог покинул мир? Они клеймят древних римлян как язычников, но действуют подобно им: убивают тех, кто приносит плохие вести, вместо того чтобы разобраться, правы ли их жертвы.

— Вы намекаете на смерть астрономов?

— Откуда вы знаете?

— Я ведь куртизанка Панта, мой юный друг, и делю ложе с влиятельным кардиналом дель Монте!

— Простите, я забыл…

— Уже простила. Но, позволю себе заметить, меня удивляет ваша откровенность. Я имею в виду, что после событий последнего времени вам надо бы в первую очередь опасаться за свою жизнь. Откуда у вас это мужество?

— В этом-то, досточтимая Панта, и заключена тайна.

— Тайна? Какая? Расскажите!

— Но ведь вы — куртизанка влиятельного кардинала! — Леберехт усмехнулся.

— Я и в самом деле сгораю от любопытства!

— Признаться, я не собираюсь тушить этот пожар! Так будет лучше и для вас, и для меня.

Куртизанка была очень хитра, но и достаточно горда, чтобы наседать на Леберехта; кроме того, она располагала связями в высочайших кругах, и довольно было лишь знака, чтобы она могла ознакомиться с тайными делами. Но этот самоуверенный каменотес начал нравиться ей, и она, бросая на него пылающие взгляды, дала понять, что он ей небезразличен.

— Надеюсь увидеть вас с вашей возлюбленной на одном из моих празднеств в саду, — сказала она и неожиданно добавила: — Если позволите заметить, вам надо получше присматривать за своей женой. Она — необыкновенная красавица, а красивые женщины никогда не принадлежат одному, тем более в Риме. — При этом она многозначительно улыбнулась.

Леберехт воспринял это замечание не слишком серьезно, однако воспользовался им как поводом найти Марту. Молодой человек испытывал отвращение к тому разброду, которым закончилось "пурпурное" празднество, хотя сам он тоже приложил к этому руку. Так что он встал из-за стола, чтобы исследовать залы палаццо.

В вестибюле он наткнулся на Лоренцо Карафу. Кардинал, явно пьяный, снял свой пурпур и, едва Леберехт вошел, начал досаждать ему комплиментами, адресованными его жене Марте. Она прекрасна, как греческая богиня, говорил Лоренцо, и счастливейшим на земле должен быть тот мужчина, которому она принадлежит. Не согласится ли он, Леберехт, уступить ему эту женщину за земли на Пинции и дворец в городе, за золото или за все, что он потребует в обмен на эту великолепную красавицу.

Воспринимать кардинала всерьез и в трезвом-то состоянии было трудно, а уж это аморальное предложение, очевидно, надо было приписать чрезмерным возлияниям. Во всяком, случае Леберехт не стал торговаться с ним, а спросил, не встречал ли Лоренцо Марту.

— Она здесь повсюду, — грезил кардинал во хмелю, — кому повстречалась синьора Марта, тот носит облик ее в своем сердце. — При этом он прижал сложенные ладони к своей покрытой пурпуром груди.

Поскольку с Лоренцо говорить было явно не о чем, Леберехт отправился на поиски один. На лестнице ему повстречался Рудольфе, говорящий по-немецки камердинер кардинала. Тот сообщил, что видел донну Марту вместе с его высокопреосвященством, а потом встретил ее в атриуме, который она пересекала быстрым шагом, словно спасаясь бегством от преследователей. Она казалась испуганной, как и большинство гостей.

Испуганной? Но что же могло так напугать Марту? Она ведь знала о пророчестве Коперника. Это и отличало ее от остальных гостей, которые отреагировали на сообщение Леберехта растерянностью и паникой.

Леберехт не на шутку встревожился. Когда, обыскав все залы палаццо, наполненные пьяными, совокупляющимися и причитающими гостями, он не нашел Марту, ему пришло в голову, что ее смятение могло быть связано с Кристофом, который в ослеплении от своего общения с цифрами и духовными особами из курии следил за матерью.

Так что и для Леберехта "пурпурное" празднество окончилось роковым образом: нигде не было никаких следов Марты. Надежда на то, что она вернулась домой одна, не оправдалась. Марта исчезла.

Уже в утренних сумерках Леберехт вернулся к палаццо кардинала, чтобы навести справки о Марте, но не получил никакой информации. На полу вповалку лежали пьяные, перепачканные блевотиной сановники. Роспильози, уткнувшись лицом в лужу вина, бормотал какой-то стишок о хвосте черта, а от Лоренцо Карафы, который в совершенно невменяемом состоянии был препровожден в свою кровать с помощью слуг, невозможно было добиться никаких сведений.

— Марта! — снова и снова всхлипывал Леберехт, пробираясь домой по холодным и пустым улицам — Марта!

Он отказался от мысли разыскать Клавия, ведь если исчезновение Марты было связано с ее сыном, то он был последним, кто помог бы ему в поисках.

Погруженный в раздумья, Леберехт брел в направлении Пантеона. Молодой человек упрекал себя, что был опрометчив и выпустил из поля зрения любимую женщину, хотя уже давно мучился подозрением, что его преследуют и он находится под постоянным наблюдением.

Конечно, инквизиция заставляла людей исчезать без следа, иные потом всплывали в бурых водах Тибра, без головы. Ходили слухи о тайных подземельях между замком Ангела и Ватиканом, где томились сотни людей; но ни один из тех, кто об этом рассказывал, никогда не переступал порога этих темниц.

То, что Марта могла стать жертвой инквизиции, что ее могли похитить палачи священного трибунала, казалось Леберехту маловероятным. Разве не боялись доминиканцы того, что в этом случае он обнародует книгу Коперника? Или он и так уже слишком много разгласил на "пурпурном" пиршестве у кардинала?

Глава XI

Страх и ослепление

Известие о конце света разлетелось по городу подобно адскому пламени, и прежде чем бледное зимнее солнце на следующий день достигло своего зенита, на площадях Рима можно было услышать перешептывания, отзвуки и отголоски, распространявшиеся из уст в уста, как заразная болезнь. Совершенно незнакомые люди, а среди них и особы духовного звания, встречаясь, крестились левой рукой — знак дьявола и явное надругательство над благочестивыми церемониями, которым больше не придавалось никакого значения.

Леберехт отложил свою работу, чтобы прочесать город в поисках Марты, но все его усилия по-прежнему были напрасны. К полудню, когда кардинал Карафа вновь стал доступен, Леберехт напал на новый след. Правда, Лоренцо не сообщил ему никаких сведений, но один паж якобы видел, как Марта поспешно покидала палаццо под покровом темноты, около третьего часа, а за ней шел мужчина, которого он не узнал, поскольку лицо его из-за холода было скрыто шарфом. Паж не придал никакого значения этому событию и потому не мог вспомнить, в каком направлении удалилась красавица и действительно ли неопознанный им мужчина преследовал ее.

Тем временем слухи о конце света достигли Ватикана. На лесах собора Святого Петра трепетали записки с крамольным содержанием: "Папа — олух, он приказал поставить себе памятник навечно, хотя тот рухнет прежде, чем будет окончен". Резчики по камню, самые сильные, но и самые грубые среди строителей собора, отказывались продолжать работу, поскольку, как они говорили, их труд все равно пойдет коту под хвост. Две дюжины каменотесов, облачившись в пестрые костюмы комедиантов и надев маски с длинными толстыми носами, напоминавшими мужской член, сели на ослов и мулов и поехали через площадь Петра к воротам дворца, издевательски крича: "Pius, Pius, finis, finis!"[100]