Голод суккуба - Райчел Мид

Читая письмо, я забыла обо всем на свете. Написанное было самим совершенством. Местами просто поэзия. Изумительная ода моей красоте, моему телу и моей душе. Следующие страницы были беззастенчиво откровенны. Возбуждающи и предельно эротичны. По сравнению с ними лифт О'Нейла и Дженевьевы выглядел спальней в детском саду. Я почувствовала, как кровь прилила к щекам.

Закончив, я взглянула на него, затаив дыхание. Он наблюдал за мной, уже посмотрев фотографии.

— Беру свои слова обратно, — сказал он, поднимая один снимок.

Там я, обнаженная, сидела на стуле, поджав ноги. Мои ступни лениво свешивались, так что был виден каждый покрытый розовым лаком ноготок. На коленях у меня лежала книга Сета в жестком переплете.

— Возможно, секс — все-таки необходимая часть любви.

Я опустила глаза на его манифест:

— Да. Вполне возможно.

Мы замерли на мгновение, а потом одновременно расхохотались. Он потер глаза.

— Фетида, — устало произнес он, — что же нам с нами делать?

— Не знаю. Все только хуже от этих фотографий?

— Нет. Они чудесны. Спасибо. Отличный способ обладать тобой… даже если невозможно получить оригинал.

У меня в голове медленно созревала идея. На картинки просто смотрят. Смотреть безопасно. Так необязательно же смотреть на двухмерное изображение.

— Может… может, ты получишь и оригинал. Он недоуменно посмотрел на меня, и я торопливо уточнила:

— Бесконтактным способом. Пойдем-ка.

— Рискованное предприятие, — сказал он, когда я проводила его в спальню.

Закат наполнил комнату меланхолическим светом.

— Садись сюда.

Я направилась в противоположный угол, надеясь, что расстояние будет достаточным.

— Что ты… ох, — проглотил он окончание фразы. — Ох.

Мои ладони медленно скользили от бедер к грудям и верхней пуговице блузки. Не торопясь, я расстегнула ее. Затем точно так же перешла к следующей. И следующей. Потом я распустила волосы, и они беспорядочно упали на плечи.

Главное в стриптизе — отбросить всякую застенчивость. И еще, как мне казалось, при раздевании важна неспешность. Надо признаться, что представление перед Сетом, которого я любила, привело меня в область, совершенно неизвестную. Во мне бурлило волнение, но я и виду не подавала. Я была на сцене и делала шаг за шагом со сладострастной уверенностью, то наблюдая за своими руками, то ловя его взгляд. Это было частью моего подарка. Ему, несомненно, нравилось рассматривать мое тело, пусть даже пока он казался оцепеневшим, с широко раскрытыми глазами и непроницаемым лицом.

Наконец блузка упала на пол, а следом за ней и юбка. Хотя до этого я была с голыми ногами, но пока мы шли в спальню, украдкой воплотила себе чулки, доходящие до середины бедер. Оставшись только в них и атласных лифчике и трусиках вишневого цвета, я томно поглаживала свое тело, обольстительно поигрывая бретельками.

Настала очередь чулок. Я скатывала их изящными движениями, скользя ладонями по коже. Оставшись почти ни в чем, я подушечками пальцев смаковала блестящий атлас лифчика и трусиков. Наконец я скинула и их, оставшись полностью обнаженной и ощущая неожиданный для себя жар в чреслах. Я возбудилась сама не меньше, чем возбудила Сета.

Чуть задержавшись, словно внимая аплодисментам публики, я направилась на другую сторону спальни.

— Нет, — прохрипел он заплетающимся языком.

Его побелевшие пальцы вцепились в ручки кресла.

— Тебе лучше слишком не приближаться.

Я остановилась, посмеиваясь:

— Ты не казался мне агрессивной натурой, Мортенсен.

— Да, это впервые.

— Так тебе понравилось?

— Очень. — Он жадно пожирал меня глазами. — Это лучшее, что я когда-либо видел.

Довольная, я потянулась, подняв руки над головой и тут же их уронив. И принялась беззаботно поглаживать груди и бедра, даже не задумываясь о том, что делаю. И тут же заметила, как чуть напряглась его поза и вспыхнул огонь в глазах.

На моем лице появилась неспешная угрожающая улыбка.

— Что? — спросил он.

— Мне кажется, представление еще не закончилось.

Я села на кровать, а затем скользнула вглубь и, ничего не скрывая, откинулась на подушки. Наблюдая за ним, я подняла руки к грудям, осязая их. Но это не были прикосновения, вызванные чувственной раскрепощенностью. Это были ласки другого рода. Более настойчивого.

«Я хочу видеть тебя в судорогах оргазма, — писал Сет в своем послании. — Я хочу видеть, как ты извиваешься всем телом, твои приоткрытые губы, словно упивающиеся собственным наслаждением. Только своим и ничьим другим. Только ты, целиком отдавшаяся исступлению».

Я ласкала груди, беря их в пригоршню, ощущая их нежность и округлые формы. Мои пальцы теребили соски, то оттягивая, то лениво обводя кругами. Я прижимала их большими пальцами, наслаждаясь чувствительностью. Когда мои груди совсем напряглись и заныли, я переместила руки к гладкому и ровному животу, обследуя и задерживаясь на каждой детали, прежде чем достигла бедер. Чуть приоткрыв их, я двумя пальцами скользнула между жаждущих губ, коснулась трепещущего сгустка нервов и застонала, сама того не сознавая. Что-то в наблюдающем Сете возбудило меня больше, чем я ожидала. Я истекала влагой, вся пылая желанием.

Я снова и снова скользила пальцами по этому набухшему пылающему бугорку, утоляя стремительно нарастающее желание. Изгибаясь всем телом, слыша собственные приглушенные стоны, я могла думать только о глазах Сета, устремленных на меня. Делать это для него было во многих отношениях более искренним, нежели настоящий секс с Бастьеном, обернувшимся Сетом. Это было столь сокровенно, как могло бы быть у нас с ним. Не совсем те откровенные отношения, о которых мы говорили, но в определенном смысле я все-таки открылась ему. Разоблачилась, ничего не утаивая.

Я опасалась, что суккубовская потребность в энергии распознает эту хитрость, но то ли расстояние, то ли то, что я делала все сама с собой, продолжали ее обманывать. Все-таки мы отыскали лазейку.

Пока мои пальцы продолжали движение между губами, все приближая и приближая меня к вершине, я чуть опустила другую руку и погрузила в себя два пальца. Это породило жаждущий стон, и я еще шире раскрыла бедра, дав Сету полный обзор. И те и другие пальцы работали все решительнее и быстрее, нагнетая и нагнетая это восхитительное наслаждение, пока я не ощутила, что больше мне не вынести. Словно я вот-вот взорвусь.

И я взорвалась.

Снопы искр и молний пронзили мое тело, распространяясь из самого нутра, пока каждая моя частичка не затрепетала жизнью. Я закричала, извиваясь на простынях, и все мои мышцы свело судорогой. То, что началось нарочитым представлением, стало чем-то большим. То, что я делала это для Сета — вместе с Сетом, — пробудило что-то глубоко во мне спящее. Я утратила контроль; им завладело мое собственное тело.