Сокрушенная империя - Эшли Джейд

– Джейс…

– Придерживайся плана. – С этими словами он бьет кулаком по лицу Стоуна и бьет его в пах. – Открывай.

Когда Коул открывает дверь, я нависаю над Оукли, пытаясь его защитить.

– Я люблю тебя, – шепчу я, чертовски жалея, что не дала ему сказать то же самое раньше.

Глава пятьдесят четвертая

Бьянка

Получив разрешение от медсестры, я несусь в палату Оукли. Когда я уже собираюсь открыть дверь, кто-то окликает меня:

– Не так быстро.

Подняв глаза, я вижу отца Оукли, стоящего рядом с чашкой кофе в руке. По выражению его лица ясно, что он не рад меня видеть.

– Здравствуйте, мистер Зэленка. – Выдавливаю короткую улыбку. – Я пришла проведать Оукли.

Медсестра не рассказала мне ничего о его состоянии, так как я не член семьи, но она сказала, что ему разрешено принимать посетителей.

Я снова пытаюсь открыть дверь, но Уэйн вклинивается перед ней, не давая мне войти.

– Мне очень жаль, но этого не случится.

Я моргаю, не понимая его.

– Почему?

Он смотрит на меня с искренним удивлением.

– Моего сына пырнули ножом… И сделал это твой жених.

– Бывший жених, – поправляю я.

И да, я понимаю его беспокойство, но Стоун ушел из моей жизни навсегда. Единственное, что сейчас имеет значение – это Оукли.

Уэйн прищуривается.

– Я пытался отступить и позволить Оуку самому решать, что делать со своей жизнью, но с меня хватит этого дерьма.

Я поднимаю бровь.

– Какого дерьма?

– Не знаю, как сказать яснее, но я хочу, чтобы ты исчезла из жизни моего сына. – Его рука сжимает стаканчик. – С тех пор, как вы двое сошлись, постоянно что-то случается. Сначала он пьяный и обдолбанный убил человека, потом решил сесть в тюрьму – несмотря на сделку, которую я заключил с окружным прокурором – а теперь твой жених пырнул его ножом, потому что Оук тебя защищал. Что еще должно произойти, чтобы ты поняла: вы двое – совсем не пара. Что должно произойти, чтобы ты оставила его в покое?

Его слова ударяют сильнее самого тяжелого камня.

Я понятия не имела, что Оукли сам решил сесть в тюрьму. Что он специально бросил меня.

Мое сердце сжимается.

– Я не хотела… – Прочищаю горло и пробую снова. – Слушайте, я понимаю, что вы чувствуете, но я люблю…

– Может быть, я и поверю, что это правда, если ты сделаешь единственное, чего не может он. Уйдешь.

Мое зрение затуманивается.

– Я не могу уйти от него, – возражаю я. – Я люблю его.

– Тогда отпусти его, – умоляет Уэйн. – Потому что Оукли будет предан тебе до самого конца, и, если ты это не закончишь, он будет хвататься за тебя, пока либо не умрет, либо не сгниет в тюрьме. – Черты его лица искажаются от боли. – Я не могу потерять своего сына, Бьянка. Не могу.

Беспокойство, плещущееся в его глазах, едва не заставляет меня рухнуть на колени.

Очевидно, что он любит своего сына. И хотя родительская любовь для меня чуждое понятие, – поскольку моего отца не было рядом большую часть моей жизни, – у меня есть два брата, которые сделают все, чтобы защитить меня.

До этого момента я не понимала, что мы с Оукли – настолько ядовитая смесь. Я думала, мы были счастливы и влюблены.

Две разбитые части одной души.

Но, может быть, все было не так? Может быть, мы были огнем и бензином? Может быть, то, что мы чувствовали друг к другу, было смертельной зависимостью? И единственный способ спастись от полного уничтожения – это бросить друг друга.

Может быть, именно поэтому моя мама заставила меня пообещать ей, что я никогда не влюблюсь. Поскольку она всегда знала, что любовь может сделать с человеком. Как она может уничтожить тебя, пока не останется ничего, кроме зияющей дыры там, где раньше было сердце. И смерть стала бы гораздо лучшей участью, чем любовь, которой не могло быть.

Я пытаюсь смахнуть слезы, подступившие к глазам, но это бесполезно.

– Можете хотя бы сказать, как он?

Я должна знать, что с ним все в порядке.

Уэйн проводит рукой по лицу, прежде чем ответить.

– Он все еще сонный и не понимает, что происходит. Приступ был тяжелым. Плюс потеря крови. – Я вздрагиваю, и он говорит: – Но органы и артерии не задеты, наложили всего пятнадцать швов. Его должны скоро выписать, если все будет стабильно.

У меня вырывается вздох облегчения.

– Слава Богу.

Он кивает.

– Что касается твоего брата, его выпустят через несколько часов. Я пока не знаю, собирается ли Стоун писать заявление, но, если он это сделает, дело ему не выиграть. – Взгляд мистера Зэленка падает на мою распухшую губу, и он хмурится. – Учитывая то, что он сделал с тобой.

– Хорошо.

Он делает глоток кофе.

– Конечно, в случае необходимости я буду защищать Джейса в суде, потому что…

Джейс берет на себя вину Оукли.

– Спасибо. – В груди плещется дикая боль, и я смотрю в пол. – Передайте Оукли, я сожалею о том, что случилось. – Мой голос предательски надламывается. – И что я люблю его.

И буду любить до самой смерти.

Уэйн стоит неподвижно, словно статуя.

– Я передам ему, что ты желаешь скорейшего выздоровления.

Эта пустая фраза вонзается в мое сердце, как зазубренный осколок. Я делаю вдох, пытаясь успокоиться, а затем поворачиваюсь и ухожу.

– Я знаю, что это больно, но ты поступаешь правильно, – говорит Уэйн.

Тогда почему мне кажется, что нет?

Пока я бреду по коридору, грудную клетку сковывает боль, ноги грозятся подкоситься в любой момент.

Я всегда думала, что худшими моментами в моей жизни были потеря мамы и Лиама. Но я ошибалась. Потому что тогда у меня не было выбора. И теперь, когда он есть, я не могу перестать думать о том, как все могло бы быть, если бы та авария никогда не случилась. Если бы я не оказалась помолвлена с другим мужчиной.

Абсолютная ярость пронзает меня насквозь, становясь такой густой, что почти душит меня.

Может быть, я ужасный человек, раз хочу, чтобы Стоун страдал – потому что у него явно есть проблемы с психикой – но сейчас мне наплевать. Все, чего я жажду – это месть. Заставить его заплатить за то, что он сделал.

Краем глаза замечаю молодого парня в медицинской форме, стоящего рядом с тележкой с лекарствами. На тележке стоит несколько флаконов, он набирает прозрачную жидкость в шприц.

Нацепив на лицо заигрывающую улыбку, я подхожу к нему.

– Здравствуйте.