Всеобщая история кино. Том 6 (Кино в период войны 1939-1945) - Садуль Жорж

«В маленьком городке — пригороде Шанхая — живет китайская семья. Дед был другом Сун Ят-сена. Сын, офицер запаса, мобилизован с начала войны. В своем доме вместе со стариком он оставляет жену, золовку и сына.

Японская агрессия надвигается на Шанхай. Офицер оказывается окруженным в доте. Японцы вторгаются в его дом, убивают отца, насилуют и убивают двух женщин, убивают сына. Офицер в свою очередь погибает во время победоносной атаки. Китай продолжает борьбу, так как герои-бойцы предпочитают смертельный риск безопасному рабству.

Это произведение с технической точки зрения далеко не обладает достоинствами русских, американских или французских фильмов. Но его большая заслуга в том, что оно лишено всякой «экзотики» и является поистине глубоко национальным. Оно лучше, чем репортаж, чем какая-нибудь сводка, рассказывает о борьбе с агрессором, зверства которого являются зверствами не «желтой расы», а международного фашизма.

С большой силой, ничего не смягчая, китайское кино показывает нам вещи такими, какие они есть… В документальных частях, использованных в фильме, — это, к сожалению, настоящие трупы, трупы в лохмотьях, которые кладут на носилки. Женщины, которые плачут, — это женщины, которые действительно потеряли своих детей.

Игровые сцены также воспроизводят подлинные зверства. Мы видим, как связанные с друг с другом пленные падают под пулеметным огнем, видим связанных, закопанных живьем женщин и японские каблуки, которые топчут землю на их лицах. Мы видим детей, подброшенных в воздух и посаженных на штыки… Крики ужаса и негодования раздаются в зале. Несомненно, что кино никогда не выражало с такой силой ненависть к войне и фашизму.

Страстная воодушевленность — самое большое достоинство «Великой стены», в которой зритель оценит также и монтаж, необычно ритмический, столь близкий к своеобразной китайской музыке…»

В конце 1937 года импровизированные студии в Ханькоу были эвакуированы в Чуньцин, который восемь лет оставался столицей Чан Кай-ши и гоминдановского правительства.

«Японские бомбардировки не остановили работу. Прорытые в скале туннели служили местом для складов и лабораторий, где обрабатывалась пленка и печатались копии. Два больших общества «Чайна моушн пикчер корпорейшн» и Центральная киностудия, в той или иной степени зависевшие от правительства, продолжали выпускать фильмы.

«Дьяволы в раю» (сценарий и постановка Вай Чу-шена) рассказывал о подпольной борьбе в Шанхае против захватчиков, «Вне огня» Сун Ю прославлял трудовые подвиги рабочих военных заводов, «Призыв родины» Вей Мин-ши — партизанскую борьбу в Гуандуне и «Хорошие мужья» Ши Дун-шаня — партизан, действовавших в деревнях. Фей Ку-куан завербовал японских военнопленных на съемки фильма «Свет Восточной Азии», в котором разоблачал человеконенавистническую политику японских милитаристов»[423].

Все поставленные в то время фильмы были призваны поднять население на всенародную войну («Сыновья Китая», «Крылья для Китая» и т. д.). Одна труппа решилась поехать во Внутреннюю Монголию для съемок фильма «Гроза над границами» (реж. Ин Ю-вэй, с участием крупной кинозвезды Лили Ли), который должен был показать сотрудничество китайцев и монголов в борьбе против захватчиков и разоблачить японскую пропаганду, стремившуюся убедить монголов войти в состав марионеточной империи Маньчжоу-Го. Экспедицией руководили прогрессивные китайские кинематографисты, направленные в Монголию VIII армией Мао Дзэ-дуна. Фильм, снятый на натуре в полудокументальном стиле, содержал ряд прекрасных эпизодов.

На территории Китая, контролировавшейся правительством Чуньцина, было лишь 112 кинотеатров. В деревни Гоминдан посылал киноустановки, перевозившиеся на повозках и лодках. Но вряд ли эта система кинопередвижек получила широкое развитие, так же как и выпуск документальных фильмов, предпринятый министерством национального воспитания. В 1931 году это министерство с большой помпезностью опубликовало план создания 30 тысяч воспитательных кинотеатров, но эти проекты остались на бумаге. Если кредиты на это мероприятие когда-нибудь и выделялись, то они были растрачены впавшими в коррупцию высшими чиновниками.

На всем пути, протяженностью в пять тысяч километров, который в повозках проделала киногруппа Ин Ю-вэя, чтобы попасть в Монголию, кинематографисты приобщали население к кино. Крестьяне почти нигде даже понаслышке не знали об «электрических тенях» (как называют в Китае кино). О впервые увиденных живых фотографиях в народе слагались песни.

В 1942 году японское наступление на Дальнем Востоке отрезало дорогу на Бирму, и регулярные надежные коммуникации с внешним миром для правительства Чуньцина были полностью прерваны. Кинематографическое оборудование и материалы Гоминдан получал из Соединенных Штатов до 1941 года в порядке услуги, а впоследствии официально. Когда киноматериалы перестали поступать, студии Чуньцина, по-видимому, прекратили свою деятельность. Кинопродукция 1943 года свелась к десятку короткометражек. В 1944 году кинопроизводство, вероятно, почти полностью было прервано.

В начале войны, в 1938 году, когда советский кинооператор Кармен руководил съемками документального фильма «Китай», Йорис Ивенс ставил картину «400 миллионов», законченную в начале 1939 года.

Знаменитый голландский документалист в конце 1937 года покинул Мадрид, где только что снял фильм о гражданской войне «Испанская земля», и несколько месяцев провел в Китае со своим постоянным оператором Джоном Ферно. Вот наша рецензия на этот фильм, написанная после просмотра его в Париже в июле 1939 года[424]:

«Первые кадры невозможно забыть. Они показывают бомбардировку большого китайского города, охваченные огнем кварталы, плачущих женщин, бегущих стариков, трупы детей, мертвецов, сваленных в кучу, как зарезанный скот.

Зловеще жужжат японские самолеты, хозяева китайского неба.

Эта обвинительная речь против фашистских зверств приобретает еще большую силу, когда за ней следует картина мирного Китая, страны, культура которой насчитывает несколько тысячелетий, страны трогательных пейзажей, глубоко и заботливо обработанных полей, похожей на нашу Бургундию или на наш Эльзас. Восхитительные каменные статуи, напоминающие скульптуру Шартра, стоят по краям рисовых плантаций, где под своими широкими соломенными шляпами работают крестьяне. Пирамиды, такие же древние, как египетские, возвышаются над этими деревенскими землями, где живет народ мирный, умный и добрый.

Этот народ был также народом, у которого с каждым днем крепло и развивалось национальное самосознание, народом, решившим защищать свою независимость. Он объединился против японских захватчиков, пришедших на континент с бомбами, газами и самолетами, чтобы убивать и грабить. Йорис Ивенс ведет нас в главной штаб сопротивления. С ним мы оказываемся в частях VIII армии, которая является главным центром китайского сопротивления, подобным Пятому испанскому полку под Мадридом…

С Йорисом Ивенсом мы становимся свидетелями нападения на японские коммуникации, одного из тысячи эпизодов в этой бескрайней партизанской войне, продолжающейся в течение двух лет и мало-помалу истребляющей огромные японские силы. Выражением надежды на победу справедливого дела китайцев заканчивается фильм. Текст, написанный сценаристом Дэдли Николсом, читает крупный американский актер Фредерик Марч».

VIII армия была в то время главной народной армией, руководимой Китайской коммунистической партией. Полгода спустя после показа «400 миллионов» Чай Кай-ши нарушил пакт о единстве действий, который он заключил в 1936 году накануне японской агрессии. В конце 1939 года он объявил коммунистическую партию вне закона[425].

В 1940, 1941 и 1943 годах Гоминдан предпринял особенно крупные операции против областей на севере страны, находившихся под влиянием коммунистов. Чан Кай-ши, начавший, таким образом, гражданскую войну, вел ее и на внутреннем фронте, производя массовые аресты, подвергая «красных» мучениям и казням. Чтобы избежать этих репрессий, некоторые кинематографисты и техники покинули районы, контролировавшиеся Чан Кай-ши, и обосновались в Яньани — столице народного Китая[426]. Кино нового Китая родилось в районах, освобожденных коммунистами.