Неамериканский миссионер - Андрей Кураев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До этой встречи рокеры представлялись мне какими-то страшными существами, жить с которыми на одной планете небезопасно. И вдруг, встретившись с ними впервые лично, а не через посредство телевизора, я увидел чистые лица, хорошие и умные глаза.
Кстати, в тот день прошла первая гроза нового тысячелетия – первый весенний гром (как в песне у Шевчука), и это в день его рождения!
- Как Юрий Шевчук переживает запрет на рок-фестиваль в рамках юбилея Санкт-Петербурга? Когда он возобновит гастроли? Не оказываете ли Вы влияния на его творчество? [328]
– Как я понял, запрет на его рок-фестиваль был связан именно с рождественским концертом «Рок к Небу». Юрий сделал микс из двух своих песен. Он начал петь старую песню «Родина». А после строки «к сволочи доверчива» резко сменил мелодию и без всякой паузы стал петь песенку из своего последнего диска: «Путин едет по стране на серебряном коне…». Очевидно, кто-то из власть имущих решил обидеться за Путина.
Отмену фестиваля Юрий переживал тяжело, слег в больницу. Ведь он готовил его целый год, из-за этого отказался от всех гастролей.
А что до моего влияния на его творчество… Не думаю, что оно есть. Есть влияние его веры и его боли на его же песни. Я тут ни при чем. Но были случаи, когда он показывал мне новые записи еще до выхода диска. Например, песню «Ночная пьеса» из первой части «Единочества». Он очень беспокоился, что эта песня может быть понята неправильно, говорил, что она ни в коем случае не носит антицерковный характер. Она направлена именно против легковесного, поверхностного, «попсового» отношения к вере. А вы понимаете, что означает слово «попса» в устах Шевчука.
– А как вообще Вы относитесь к рок-музыке?
– Плохо. Я никогда не любил и не понимал рок-музыку. Но это не мешает мне дружить с рок-динозаврами и даже бывать на рок-концертах. Понимаете, есть люди, реальные люди. Представьте себе, такие же проблемы стояли перед священниками лет двадцать назад, когда к ним приходили люди, работающие в органах КГБ. По форме – враги, и вдруг оказывается, что это тоже люди. За погонами – у них сердце есть, и там тоже бывает покаяние. Не все люди, которые шли в КГБ, работали против своего народа. Были там и такие структуры, которые действительно защищали Родину. Они не были палачами. Они не занимались слежкой, борьбой с инакомыслием – и как к ним было относиться?
И мне кажется, сегодня похожая ситуация складывается с рок-культурой: там есть люди.
Очень часто мы, православные люди, плюемся, говоря: «Все эти рокеры одинаковы, все они одним сатанинским миром мазаны». Это слишком легкое и, в конце концов, даже кощунственное решение.
Есть Христовы слова: Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, тАк поступайте и вы с ними (Мф. 7, 12). Хотели бы мы, чтобы о нас и нашей вере судили так же «глобально», как мы судим о мире рока? Давайте подумаем: почему Православие одних влечет, а других страшит? Когда мы с вами произносим слово «Православие», то у нас с этим словом связано воспоминание о чувстве легкости и радости после исповеди, о глазах старца, с которым довелось однажды встретиться, о глубине православной мысли, к которой довелось прикоснуться, о евангельской страничке, которая однажды была понята… А какие ассоциации со словом «Православие» у людей, стоящих вне Церкви? Для них это синоним скучной проповеди и приходской злюки. Как видим, слово одно, но только для разных людей оно сопряжено с совсем разными представлениями. Суперомоним: фонетически тождественное слово, обозначающее даже не то что разные, а просто противоположные реалии.
Мы обижаемся, когда натыкаемся на «не наши» представления о нашей вере. Так и рокеры обижаются, когда укалываются о наши представления об их любви. Есть ли в нашем, церковном, мире дурь, а в их, рок-мире,- сатанизм? – Есть. Но и то и другое – не все Православие и не весь рок.
Нам не хотелось бы, чтобы эту дурь считали родовым признаком всего православного мира. Но тогда и мы сами должны оградить себя от размашистых суждений о других мирах. Наш мир сложен. Но и другие миры тоже пестры.
Для православных людей слово «рок» – это прежде всего обозначение сатанеющей толпы. А для части людей, любящих рок, упоминание этого слова пробуждает воспоминание о совсем ином: о катарсисе, пережитом на рок-концерте, о совестном ожоге, причиненном точным поэтическим образом, о чистой поэзии, которая ложится на гитары Шевчука и Кинчева…
Рок – это протест, это разрушение. Но разрушение чего? Неужто все, что можно разрушить «в мире сем», является христианским? Разве только под колокольни можно класть динамит? Не слишком ли много в нашей жизни и истории нагромождено вавилонских башен?
Есть, есть тот рок, который взрывает «вавилоны». Как взрывают и бомбят ледяные заторы весной, чтобы дать путь реке.
Огни лукавых столиц
Ворожат беспечные души.
Пустота
Гнёзда вьет изнутри.
Смотри на сытую грязь,
С ними ты завязан по уши,
Ты здесь жил,
Так иди и смотри.
Это строки из песни Константина Кинчева («Антихрист-мегазвезда»).
Люди, выросшие на рок-культуре, нередко проходят через труд и боль разрыва с миром праздной и навязчивой скуки: скучно идти по старой колее оргий и гулянок, душа желает чего-то другого. И возвращаться в мир «белых воротничков» и карьеры – тоже невмоготу. От кого это чувство духовной жажды, желание убежать от «пустоты изнутри»? От Бога или от сатаны, который якобы всем заправляет в мире рока? – Оно от Бога. Но пришло оно в эти души через рок. И к Богу оно их и привело.
Вот в этом кощунство тотального осуждения рока: если Бог действует через рок, через некоторых людей из мира рока и через некоторые песни, сказанные на языке рока, то не стоит весь мир рока замазывать одной черной краской сатанизма.
– Поговорим о персоналиях. Можете ли что-то сказать о Борисе Гребенщикове?
– Вы знаете, я много лет мечтал о знакомстве с Гребенщиковым. Пока однажды все-таки лично с ним не встретился. После этого желания продолжить знакомство не появилось. И хотя личного опыта работы с ним у меня нет, но есть личная претензия к нему, связанная с песней «Город золотой». Дивная песня, к написанию которой БГ не имеет ни малейшего отношения. Мелодию (для лютни) еще в XVI веке написал Франческо да Милано. Стихи в начале 70-х годов ХХ века сочинил Анри Волохонский. Впервые их соединил рок-музыкант Алексей Хвостенко. Гребенщиков же, взяв чужую вещь, испоганил эту песню в самом буквальном смысле этого слова. Испоганить – значит объязычить. В оригинале первая строчка звучит: «Над небом голубым есть город золотой», а у него – «Под небом голубым…». Это уже язычество, когда святыня оказывается под видимым небом, то есть всецело в рамках этого мира. Первоначально эта песня, довольно точно воспроизводящая текст Апокалипсиса (см.: Откр. 21), называлась «Рай».
– А Константин Кинчев, самый миссионерский рокер?
– Тяжелый рок находится за пределами моих вкусов. Но я могу радоваться, узнавая первые аккорды некоторых знакомых песен Шевчука: некоторые песни, образы нахожу гениальными. С Кинчевым – пока иначе: понимание между его музыкой и моим разумом, моей душою пока не достигнуто. Хотя когда я сижу у него дома и он ставит свои новые песни, и тут же можно следить за распечаткой песни и спрашивать комментарии автора – это здорово.
Кинчев сам себя проповедником не считает, но реально – делает миссионерскую работу. Его диски [LXIV] несут людям простое сообщение: оказывается, для того чтобы быть православным, не надо убегать в былые века, не надо эмигрировать в прошлое. Не надо искусственной стилизации под сарафанчики, матрешки, лубки и так далее. Можно быть человеком современного стиля жизни и при этом все равно быть человеком очень архаичной, традиционной религии. Православным можно быть сегодня. Прописка в XXI веке не является противопоказанием к тому, чтобы быть христианином.
С именем Кинчева связан один по-своему печальный эпизод в моей жизни. Константин позвонил мне домой и предложил работать вместе, то есть – сопровождать моими проповедями его концерты [LXV]. Вот после этого несколько дней я провел во вполне печальных размышлениях.
Печаль, как известно, рождается из-за несовпадения желаний и возможностей. Предложение Кинчева вполне соответствовало моим желаниям. То, что он предложил,- это же ведь мечта миссионера. Оно открывало возможность обратиться к тем людям, которые заведомо никогда не бывают в храме (а миссионер – это тот, кто работает как раз за пределами храма). Это аудитория и молодая, и думающая (поскольку «Алиса» – это отнюдь не «На-На»). А значит, слово, обращенное к ним, может оказаться отнюдь не бесплодным.
Кроме того, ведь здесь изначально выигрышная позиция для миссионера. Конечно, обращаться к аудитории, разгоряченной рок-концертом, сверхтрудно. Но можно сделать иначе. Кинчев приезжает, дает концерт, а в конце говорит: «Если вы меня любите, если я вам дорог – так, знаете, есть такой английский принцип: “Кто любит меня, люби мою собаку”, то есть если вы меня любите, а я люблю книги отца Андрея Кураева, который любит Православие,- короче, завтра в таком-то месте мы с отцом Андреем будем, и чтоб вы все там были. Только трезвые». И потом уже, на следующий день, можно было бы с ними говорить.