Один день - Дэвид Николс

— Давай потом.

Им приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Декстер встал и потянул ее за руку:

— Давай слиняем куда-нибудь. Только я и ты.

— Куда?

— Не знаю. Говорят, здесь есть какой-то лабиринт.

— Лабиринт? — Помедлив немного, она встала. — Что же ты сразу не сказал?

Взяв бутылку и два бокала, они незаметно выскользнули из шатра в ночь. Было еще тепло, и в чернильном летнем воздухе над головой носились летучие мыши. Эмма и Декстер шли к лабиринту по розовому саду, держась за руки.

— И каково это, — спросила она, — видеть свою бывшую пассию в объятиях другого мужчины?

— Тилли Киллик не моя бывшая пассия.

— Ох, Декстер… — Эмма медленно покачала головой. — Ты неисправим.

— Не понимаю, о чем ты.

— Это случилось, дай-ка подумать… в декабре тысяча девятьсот девяносто второго года, в той квартире в Клэптоне. Там, где всегда пахло жареным луком.

Декстер поморщился:

— И как ты узнала?

— Ну, когда я уходила в универмаг, вы делали друг другу массаж ног, используя мое лучшее оливковое масло. А когда вернулась из универмага, Тилли плакала, а на моем лучшем ковре, на диване, кухонном столе и половине стены были жирные отметины от лап. Внимательно изучив улики, я пришла к такому выводу. А еще ты оставил свое приспособление для предупреждения беременности на крышке мусорного ведра — вот это было мило.

— Неужели? Извини.

— И к тому же Тилли мне все рассказала.

— Правда? — Он покачал головой, чувствуя себя преданным. — Это должно было стать нашим секретом!

— Женщины говорят о таких вещах, знаешь ли. Какой смысл обещать, что сохранишь тайну, — все равно рано или поздно все всплывет.

— Запомню на будущее.

Они подошли к лабиринту — аккуратно постриженной фигурной изгороди из тиса высотой примерно десять футов. На вход указывала тяжелая деревянная дверь. Эмма замерла, положив руку на тяжелую чугунную ручку.

— Думаешь, это хорошая идея?

— А разве это так сложно?

— А что если мы заблудимся?

— Будем ориентироваться по звездам или еще как-нибудь.

— Так ты уверен, что стоит это сделать?

— Не бойся ты так. Это всего лишь кусты. — Дверь со скрипом отворилась. — Направо или налево?

— Направо, — ответила Эмма, и они шагнули в лабиринт. Снизу высокая изгородь подсвечивалась разноцветными лампочками, и воздух был наполнен запахом лета, густым, головокружительным, почти маслянистым от теплых листьев.

— А где Сильви?

— С ней все в порядке — Кэллум ее обхаживает. Он сегодня просто душа вечеринки, весь из себя обаятельный ирландский миллионер. Решил ему не мешать. Мне с ним больше не тягаться. Слишком утомительно.

— Дела у него идут что надо.

— Я в курсе.

— Разводит лангустинов.

— Знаю. Он только что предложил мне работу.

— Заводчиком лангустинов?

— Не уточнял. Хочет обсудить со мной мои перспективы. Сказал, в бизнесе главное люди. Что бы это ни значило.

— А как же «Спортивный экстрим!»?

— А, это… — Декстер рассмеялся и потер затылок одной рукой. — Видела?

— Не пропускаю ни одного выпуска. Что может быть прекраснее в три часа ночи, чем узнать что-то новое о трюковых велосипедах? Больше всего мне нравится, когда ты говоришь «улетный».

— Они меня заставляют так говорить.

— «Улетный» и «чумовой». «А сейчас мы покажем вам пару чумовых олдскульных трюков».

— А мне кажется, у меня неплохо получается.

— Не всегда, дружок. Налево или направо?

— Кажется, налево. — Некоторое время они идут в тишине и слушают мелодию песни Стиви Уандера, которую играют музыканты. — Как твоя книга?

— Ничего, когда руки доходят. А большую часть времени я просто сижу за компьютером и грызу печенье.

— Стефани Шоу сказала, что тебе дали аванс.

— Совсем немного, хватит, чтобы продержаться до Рождества. А там посмотрим. Возможно, вернусь в школу на полную занятость.

— А о чем она? Твоя книга.

— Пока не знаю.

— Она ведь обо мне, правда?

— Да, Декстер, целая толстая книга исключительно о тебе. Я назвала ее «Декстер Декстер Декстер Декстер Декстер». Направо или налево?

— Давай попробуем налево.

— А если серьезно, это книга для детей. Для подростков. Там про мальчиков, про любовь и все такое. Про школьную пьесу — помнишь ту постановку «Оливера», что я делала много лет назад? Комедия.

— Что ж, писательство идет тебе на пользу. Выглядишь хорошо.

— Правда?

— Несомненно. Кто-то из наших похорошел, кто-то, наоборот, выглядит хуже. А вот ты явно похорошела.

— Миффи Бьюкенен сказала, что мне удалось сбросить детский жирок.

— Тупая корова. Она просто завидует. Ты красотка.

— Спасибо. Хочешь, я тоже скажу, что ты похорошел?

— Если несложно…

— Ты тоже прекрасно выглядишь. Налево?

— Налево.

— По крайней мере, лучше, чем в твои рок-н-ролльные годы. Ну, когда ты вел «зашибись!» — так, помнится, называлась та программа. — Они прошли несколько метров в тишине, затем Эмма снова заговорила: — Я волновалась за тебя.

— Правда?

— Тогда все за тебя волновались.

— Просто у меня был такой период. Со всеми нами было нечто подобное. Когда крышу сносит.

— Со всеми? Со мной не было. Да, и я надеюсь, ты перестал носить ту дурацкую шляпу?

— Уже несколько лет не надевал.

— Рада слышать. А то я уже думала силой отнять ее и сжечь.

— Ну, знаешь, как это бывает — все начинается с шапок, типа лыжных и все такое, просто для прикола, а потом незаметно переходишь на кепи, фетровые шляпы, котелки…

Они снова подошли к развилке.

— Налево или направо? — спросила Эмма.

— Понятия не имею.

Они огляделись.

— Ну надо же, как быстро наскучивают эти лабиринты.

— Может, присядем? Вот здесь.

У стены стояла маленькая мраморная скамейка, подсвеченная снизу синим светом флуоресцентной лампы. Они сели на прохладный камень, наполнили бокалы, чокнулись, коснувшись плечами.

— Черт, почти забыл… — Декстер опустил руку в карман брюк, очень аккуратно достал свернутую конвертом салфетку, раскрыл ладонь, как фокусник, и осторожно развернул каждый уголок. В конвертике, как птичьи яйца в гнезде, лежали две сигареты.

— Подарок от Кэла, — прошептал он. — Хочешь?

— Нет, спасибо. Сто лет уже не курила.

— Молодец. Я тоже бросил, по официальной версии. Но здесь нас никто не увидит… — Он торжественно закурил контрабандную сигарету, картинно тряся рукой. — Здесь она меня не найдет. — Эмма рассмеялась. Шампанское и тишина подняли обоим настроение, и они почувствовали душевное томление — как и должно быть на свадьбах. Они улыбнулись друг другу сквозь сигаретный дым. — Кэллум называет всех нас поколение «Мальборо лайтс».