Ча-ча-ча - Джейн Хеллер

И еще там была я, Элисон Ваксман Кофф, владелица особняка Маплбарк. Я сидела в одной комнате с отбросами общества. Что же я совершила такое в своей прошлой жизни, за что несу сейчас подобное наказание, думала я. Или я нагрешила уже в этой жизни? Потратила слишком много денег? Задолжала по кредитной карточке? Купила неприлично дорогой дом, который явно велик для двоих? Или теперь я расплачивалась за беспечное существование в восьмидесятые годы?

После того как я около часа провела в этом отстойнике, пришел офицер и отвел меня на встречу с судьей. Я попрощалась со своими подругами по камере, пожелав им хорошего дня. Одна из них ответила мне матерной фразой.

Я вошла в зал суда и заняла свое место за столом возле адвоката. Вид у него был еще хуже, чем прошлой ночью.

— Мой желудок. Он просто убивает меня, — сказал мистер Обермейер, глотая таблетку.

Я помахала рукой маме и Кулли, которые сидели в первом ряду. Они улыбнулись мне. Кулли поднял вверх большой палец. Мама сделала то же самое.

— Встать, суд идет, — раздался громкий голос, когда судья вошел в зал.

Все встали, потом сели. Судья представился. Его Честь Уилсон Пикетт. Он был черным, лысым и выглядел весьма сурово. Я подумала, интересно, его назвали в честь моего любимого певца соул или, наоборот, моего любимого певца соул назвали в честь судьи. Я попыталась представить его поющим песню в стиле соул «Полуночный час». Мне это не удалось.

Я заметила детективов Корзини и Майклза, которые сидели за одним столом с мужчиной, оказавшимся обвинителем по имени Фред Горальник. Первым выступил мистер Горальник. Он рассказал, что детективы обнаружили унцию кокаина в моем холодильнике. Чтобы была уверенность в том, что я явлюсь в суд во второй раз, он рекомендовал судье назначить залог — только не падайте — в пятьдесят тысяч долларов!

— Они имеют на это право? — спросила я мистера Обермейера. — Я не смогу внести пятьдесят тысяч долларов. Может быть, сможет мама, но я не хотела бы просить у нее.

— Сиди тихо, — одернул меня адвокат. — Я обо всем позабочусь.

Я глубоко вздохнула и принялась молить Бога о том, чтобы Луис Обермейер знал свое дело.

— Ваша честь, — сказал он. — Я предлагаю уменьшить сумму залога по следующим причинам. Во-первых, мою клиентку арестовали незаконно. У полиции не было ордера. Они силой вошли в ее дом, действуя, согласно их собственному заявлению, на основании сообщения, полученного от информатора. Они обманом заставили ее открыть холодильник, в котором был обнаружен кокаин. Их поведение, а также обстоятельства ареста далеки от идеала. — Мистер Обермейер схватился за желудок, согнулся, пробормотал: — Извините меня, — и проглотил еще одну таблетку. — Более того, ваша честь, — продолжил он, — до этого моя клиентка ни разу не нарушила закон. Она не была под арестом, не получала штрафов за неправильную парковку, никаких правонарушений. Ничего. — Он остановился и заглянул в свои записи. — Она ни разу не была в суде. Ей незачем было ходить в суд. Она — нормальная женщина, безупречно служившая обществу. Она платит налоги. Она много работает.

Я слегка покашляла, чтобы привлечь внимание мистера Обермейера. Он наклонился ко мне и я зашептала ему в ухо.

— Я не хочу, чтобы вы из-за меня стали лжесвидетелем, — сказала я. — Поэтому, думаю, вам следует знать — я не работаю много. И насчет налогов я тоже не уверена. В этом году, уж точно.

Он холодно посмотрел на меня.

— Прошу прощения за заминку, ваша честь. Как я уже сказал, моя клиентка — примерная гражданка без криминального прошлого. В результате недавней смерти ее хозяйки она потеряла работу. Но не потеряла те нити, что связывают ее с нашим обществом. Ее мать — давний член клуба Грасси Глен. Я тоже член этого клуба, и я уверен, что моя клиентка непременно явится в суд. Поэтому столь высокая сумма залога совершенно необязательна.

— Отличная работа, — сказала я мистеру Обермейеру после того, как он закончил свою короткую речь.

Это действительно была хорошая работа. Судья решил уменьшить сумму залога с пятидесяти тысяч до тысячи.

— Элисон, дорогая. Ты свободна! — закричала моя мама. Она выписала чек на тысячу долларов, отдала его мистеру Обермейеру, чтобы тот передал его властям. Я крепко обняла маму. Я простила ее за все. Она только что спасла меня от заключения в тюрьме штата. Я была так благодарна ей, что забыла все мои обиды за все времена.

— О, Сонни. Я так рад, — сказал Кулли, целуя мои щеки, лоб, губы. — Скоро весь этот кошмар закончится.

— Не будьте так уверены, — рявкнул мистер Обермейер. — Нам надо готовиться к суду. Они хотят повесить на тебя обвинение в убийстве.

— А теперь, Луис, — строго обратилась моя мама к адвокату, как если бы он был маленьким мальчиком. — Давай дадим Элисон и ее возлюбленному насладиться несколькими минутами счастья. Они так много пережили. Пусть немного отдохнут.

— Спасибо, Дорис, — сказал Кулли, пожимая маме руку. — Вы были великолепны. Мы с Сонни очень ценим это. — Он поцеловал ее в щеку.

Я просто обалдела. Похоже, Кулли и моя мама нравились друг другу.

— Твоя мамочка только что вытащила тебя из тюрьмы, — прошептал он, заметив Мою реакцию. — Это чего-нибудь да стоит, не так ли?

— Да, думаю, да. Кулли, ты тоже боролся за меня. Я выражу тебе свою благодарность, как только меня выпустят отсюда. О'кей?

— В твоей койке или в моей?

— В твоей. Она ближе.

Мы с Кулли провели ночь на «Марлоу». Я чувствовала себя как дома. У себя дома.

— Ты возьмешь меня еще раз в плавание? — спросила я, когда мы разделись и залезли на подвесную койку. — Наше последнее путешествие было не слишком удачным.

— Это уж точно, — рассмеялся он. — Насколько я помню, все шло великолепно до того момента, когда ты обвинила меня в убийстве.

— Пожалуйста, прости меня, — проговорила я, прижимаясь к нему. — Обещаю, я больше никогда не усомнюсь в тебе.

— Она обещает. Тебе понравилось плавать? Похоже, что это действительно так.

— О, я просто влюбилась в море. Когда мы сможем снова отправиться?

— Может быть, на следующей неделе. Сейчас апрель. Самая лучшая погода для моряка.

— Кулли?

— Да?

— Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя.

— Тогда займись со мной любовью. Заставь меня забыть все те ужасные вещи, которые случились со мной. Заставь меня забыть все, кроме твоего запаха, твоих прикосновений, твоего вкуса. Заставь меня…

Кулли прижался губами к моему рту, и его язык проник в мой рот. Я почувствовала, как все сжалось у меня в паху, и отдалась этому ощущению. Через несколько минут все мои мысли об убийстве Мелани и неизбежности ареста улетучились, как дым. Я погрузилась в самое сладкое забвение, которое только может испытывать женщина в объятьях любимого мужчины.