Советская эпоха. Исповедь отщепенца - Александр Александрович Зиновьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Социальная революция
При Ленине произошла политическая революция, расчистившая путь новому обществу. Но само это общество сложилось при Сталине. Социальная революция в собственном смысле слова, т. е. изменение социального положения и социальной структуры многомиллионных масс населения, произошла при Сталине и под его руководством. Это исторический факт. Отрицание и замалчивание его, как это делалось во все послесталинские годы и делается теперь, есть фальсификация истории, какими бы благородными намерениями при этом ни руководствовались. Социальная революция заключалась не в том, что были ликвидированы классы капиталистов и помещиков, что была ликвидирована частная собственность на землю, на фабрики и заводы, на средства производства. Это были лишь условия для социальной революции. Это был лишь негативный, разрушительный аспект политической революции. Сама же социальная революция, как таковая, в ее позитивном, созидательном содержании означала создание новой стандартной структуры, новой организации масс населения. Это был грандиозный и беспрецедентный процесс объединения миллионов людей в коммунистические коллективы с новой социальной структурой и новыми взаимоотношениями между людьми, процесс образования многих сотен тысяч социальных клеточек, объединенных в единое социальное целое. Причем этот процесс заключался не столько в переорганизации того, что досталось в наследство от прошлого, но в создании новых социальных ячеек, по сравнению с которыми перестроенные из прошлого материала оказались в незначительном меньшинстве. Какими бы целями ни руководствовались строители нового общества, их политика коллективизации и индустриализации в огромной мере способствовала этому процессу и составляла его часть. Главный результат деятельности Сталина и всех тех, кто под его руководством строил новое общество, заключался именно в создании новой социальной организации населения. И он совершенно выпал из поля внимания всех, кто писал на тему о Сталине и сталинизме. Этот главный результат оказался заслоненным ужасами и нелепостями коллективизации, индустриализации, массовых репрессий.
Легко творить воображаемую историю, сидя в кабинете в окружении сотен и тысяч томов ученых книг. Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны, сказал поэт. Реальная история – не Невский проспект, писал Н.Г. Чернышевский. В реальной истории обычное дело, когда люди не ведают того, что творят, когда получается не то, что хотели, когда добрые намерения оборачиваются злом. Верно, что во всем том, что делалось в сталинские годы, было много нелепого, ошибочного, преступного. Но во всем этом неуклонно совершался один великий исторический процесс – процесс образования клеточек нового общества, процесс роста их числа, процесс объединения их в более сложные группы, процесс обучения и тренировки людей на жизнь в этих новых объединениях. Сталинские годы были прежде всего годами создания коммунистических коллективов и годами обучения людей правилам жизни в этих коллективах. Причем сами эти правила в подавляющей части вырабатывались заново. Это были годы грандиозного исторического творчества миллионов людей, а не исполнением злых и коварных замыслов тиранов.
В отношении к прошлому любой дурак может выглядеть умником и любой трус смельчаком. В представлении умников и смельчаков нашего времени прошлая советская история выглядит так. Был добрый и умный Ленин. Он ввел нэп, и люди стали хорошо жить. Власть захватил злой и глупый Сталин, отменил нэп, загнал крестьян силой в колхозы, велел арестовать миллионы людей. Эти умники и смельчаки (задним числом) создали такую идейную атмосферу, что всякий протест против такого идиотизма в оценке русской трагической истории изображается ими как апологетика сталинизма. Но в реальности ленинский нэп вовсе не был тем, как его изображают его нынешние поклонники и запоздалые антисталинисты. Нэп не был отменен, он отмер сам, не дав желаемого результата. Колхозы выдумал не Сталин и даже не Ленин. Идеи такого рода возникали в России уже до революции в связи с проблемами крестьянской общины. Коллективизация была не злым умыслом, а трагической неизбежностью. Процесс бегства людей в города все равно нельзя было остановить. Коллективизация ускорила его. Без нее этот процесс стал бы, может быть, еще болезненнее, растянувшись на несколько поколений. Дело обстояло вовсе не так, будто высшее советское руководство имело возможность выбора пути. Для России в исторически сложившихся условиях был один выбор: выжить или погибнуть. А в отношении путей выживания выбора никакого не было. Сталин явился не изобретателем русской трагедии, а лишь ее выразителем. Сейчас реабилитировали Бухарина и заговорили о его идеях, противопоставляя их как мудрость сталинской глупости. Бухарин не был «врагом народа». Но это не значит, что он был мудр. Он был такой же исторический кретин, как и его нынешние поклонники, стремящиеся возвыситься за счет фальсификации истории в дискредитации предшественников, действовавших в реальной, а не воображаемой истории.
Моя мать, действительно пострадавшая от коллективизации и пережившая все ее кошмары, чувствовала разницу между глубинным потоком и пеной истории гораздо правильнее, чем все критики Сталина и его эпохи, вместе взятые. Она хранила в Евангелии портрет Сталина. Но она же благословила меня, когда я встал на путь бунта против Сталина, угрожавший мне гибелью. Сталин стал моим принципиальным врагом. Но я этого врага все-таки уважаю неизмеримо больше, чем всех нынешних умников и смельчаков, воюющих против призраков уже неуязвимого прошлого. Он был для меня врагом эпохальным и историческим, а не конъюнктурно выгодной темой, как для нынешних «антисталинистов».
Индустриализация советского общества так же плохо понята в советской и западной литературе, как и коллективизация. Важнейший аспект ее, а именно аспект социологический, совсем выпал из поля зрения как апологетов, так и критиков советского общества. Вот что говорил мне один из деятелей сталинских времен, осужденный при Сталине, реабилитированный при Хрущеве, но оставшийся убежденным сталинистом до конца жизни.
«Возьмем любое, казалось бы, бессмысленное мероприятие тех времен, – говорил он, – и я вам покажу, что оно оправдало себя, несмотря ни на какие потери. Вот мы строили завод. Экономически и технически стройка оказалась нелепой. Ее законсервировали и потом о ней забыли совсем. Но
