Жизнь и деяния графа Александра Читтано. Книга 5 (СИ) - Радов Константин М.

На море важных баталий не случилось, но присутствие флотов обеих сторон делало проход сквозь Архипелаг весьма опасным для торговых судов приключением. Один из моих флейтов на пути в Ливорно пропал, вместе с командой. Лишь через три или четыре месяца удалось выяснить, что он взят венецианским кораблем, а матросы (большей частью неаполитанцы) насильно завербованы его капитаном. Осторожный Захар Данилович Мишуков отказался от прежней договоренности, боясь по какому-либо недоразумению втянуть Россию в чужую войну.

Русские полки, тем временем, покидали Валахию. Не хотелось сдавать выгодную позицию — однако турки свою часть обязательств исполнили, придраться не к чему. Значит, надо и нам исполнять. Для обороны новое расположение войск вполне годилось; вот наступать из него было бы затруднительно. Я надеялся, что и не придется. Еще год, по меньшей мере, Порте будет не до нас. Но после нетяжелой войны с Венецией и чаемого присоединения Морейской провинции османы могут поймать кураж и слишком о себе возомнить. Нынешнее спокойствие обернется новой грозою. Дурные намерения султана обличало его явное стремление уклониться от выплаты последней части контрибуции: вместо сбережения денег, он тратил эти средства, которые я уже считал своими, на армию и флот. Если бы хотел мира с Россией — рассчитался бы с долгами, прежде чем напасть на венецианцев. Не сделал сего — значит, собирается разорвать Ак-Кадынларский трактат. Слава Богу, голландский кредит уже погашен, и заморским факториям не угрожает переход в чужие руки. Зато обязательства российской казны перед пайщиками Компании являют собой весьма деликатную проблему, хотя бы уже потому, что договорные отношения государства с подданными не имеют прецедентов в истории нашего отечества. Кроме того, личная моя заинтересованность в этом деле позволит недоброжелателям объяснить новое столкновение с турками приватной корыстью графа Читтанова: на меня выльют ушаты дерьма, от коего очень трудно будет отмыться.

Поэтому следовало отдать предпочтение дипломатическим средствам. Благо, императрица прислушивалась к моему мнению по всем вопросам, связанным с Портой Оттоманской. Бестужев, думаю, весьма удивился, когда его упорный оппонент вдруг сделался доброжелательным к Венскому двору. Что делать: положение изменилось. Надир был в высшей степени ненадежным союзником; но даже во время мира он приковывал изрядную часть османских сил к восточной границе. Его вероломство и непредсказуемость играли, в этом случае, нам на пользу. После убийства шаха могущественная персидская держава, простершаяся от Евфрата до Инда, вдруг рассыпалась, будто карточный домик. Султан Махмуд обрел возможность сосредоточить все свои войска в Румелии; при возобновлении враждебных действий следовало ожидать, что турки окажутся гораздо сильнее, чем прежде.

Лишь совместный демарш двух империй мог бы посеять смятение в стане врага и заставить отказаться от планов реванша. Или отложить оные на долгий срок. Цесарцы сумели преодолеть жестокий кризис, в который повергла имперскую армию смерть Евгения Савойского, и наладить свою военную машину. Это сделало их потенциально ценными союзниками, а не нахлебниками, как бы получилось прежде. Единственно, для поворота лицом к Востоку Марии Терезии требовалось завершить войну в Европе. Елизавета согласилась помочь. Тридцатишеститысячный корпус Василия Репнина выступил из Лифляндии на Рейн. К его прибытию военные действия уже сменились переговорами о мире: полагаю, грозное движение русских войск много сему способствовало. Однако неучастие их в баталиях дало французам формальный повод возражать против присутствия наших дипломатов на Ахенском конгрессе. Союзники, как Лондон, так и Вена, охотно согласились оставить Россию за дверью, вопреки ранее заключенному трактату, и умоляли канцлера не возвышать голос против сего явного оскорбления. Не преминув воздать европейцам должное, в письме государыне, за причиненную империи обиду, я все же высказался в пользу сохранения альянса: лучше дать им возможность искупить свой грех в Константинополе.

Усмирение Порты Оттоманской требовалось не только нам одним. Цесарцы равнодушным оком взирали на успехи турок в греческих землях, но когда всепожирающий пламень войны добрался до близкой к их владениям Далмации, встревожились не на шутку. Тайному советнику Ланчинскому не составило большого труда согласовать трехстороннюю конвенцию. Правда, венецианские послы были отчасти разочарованы: сенат республики мечтал о возвращении всего, отнятого султаном, тогда как Вена и Петербург заявили о готовности противодействовать лишь дальнейшему движению магометан, оставляя Морею и архипелагские крепости в их добычу. Рвать из пасти у хищника кусок, в который он уже вонзил клыки — гораздо опаснее, нежели взять под защиту тот, на коий зверь только еще облизывается. Адриан Неплюев, вместе с австрийским интернунцием Пенклером, представили великому визирю Сеиду-Абдулле Бойнуэгри декларацию, формально не имеющую свойств ультиматума, но по сути бывшую им. Турок сделал вид, что воевать Далмацию не больно-то и хотелось. Ионические острова, не включенные в сие соглашение, венецианцы отстояли сами: осада Корфу закончилась безрезультатно.

После долгой и утомительной войны в Европе, союзники наши не слишком охотно шли на обострение с Портой. Дабы побудить Марию Терезию и ее муженька к деятельной поддержке Ак-Кадынларского трактата, требовалось нечто иное, чем посылка русского корпуса на Рейн, ибо рассчитывать на благодарность post factum в политике не стоит. Приманкой стало Молдавское княжество, состоявшее у нас в залоге впредь до внесения султаном последней части выкупа. При нынешнем разорении этой земли — скорее бремя, нежели актив, да и просто России не надобное. Бестужев охотно вспомнил старый свой прожект касательно совместного протектората христианских держав; обсуждалась и возможность раздела княжества меж нами и цесарцами по реке Прут. Все это, разумеется, на случай неспособности Махмуда выкупить сие владение. Впрочем, толковали о том, как о неизбежном, ибо полнейшее опустошение султанской казны ни для кого не было секретом. Подобный исход меня не привлекал: сия затея была лишь ложной диверсией, для испуга туркам и для соблазна Венскому двору. Сведения о тайных переговорах мои люди окольными путями довели до визиря. Поскольку в это самое время он готовился подписать мир с Венецией, его действия оказались предсказуемы: за турок расплатилась Serenissima. Волки остались сыты, овцы — целы. Австриякам вернули полученную в Ахене пощечину. Канцлер, правда, что-то заподозрил, и наши с ним отношения совсем испортились.

Дипломатические ухищрения оказались далеко не единственным, и даже не главным моим занятием в тот год. Вновь населить берега нижнего Днепра, от Богородицка до Очакова, и привести в действительную власть императрицы крымский берег, — вот что требовало наибольших усилий. Людей отчаянно не хватало. Великорусские мужики крепки земле; малороссияне едва оправились от чумы тридцать восьмого года и перебираться в запустевшие земли совсем не рвались; турецкие христиане слишком боялись прежних господ, чтобы стать серьезной опорой в случае будущих столкновений, которые непременно когда-нибудь случатся. Годными выглядели разве что сербы с цесарской Военной Границы, согласные променять разделенное меж магометанами и католиками отечество на единоверную Россию, но Бестужев и тут строил препоны, опасаясь трений с союзниками. Приходилось черпать из ландмилиции, растягивая силы поселенного войска и на днепровскую долину, и на владения в Крыму: благо, татары присмирели. Положение ханства было двойственным. Его сокрушение обернулось бы для нас чрезмерными потерями в людях и новой войною с султаном, который под давлением черни был бы принужден вмешаться, независимо от своего желания. Однако все понимали, что хан остается в окружении русских почти на положении аманата, и при действительной угрозе со стороны Порты я просто обязан буду его задавить, обезопасив тем самым свой тыл. Шаткое равновесие, невзирая ни на что, держалось, становясь все более привычным. По весне крымцы со своими стадами допущены были на пастбища между Днестром и Бугом, а осенью возвратились на полуостров, не устроив по дороге больших бесчинств. Ландмилицкие солдаты, стоящие в ключевых пунктах, ворчали при виде исконных врагов, ругали начальство за излишнюю, по их мнению, доверчивость (и меня тоже ругали: как же иначе?), но дисциплину все же блюли, не учиняя самовольных действий. Правление приграничными землями подобно было танцу на канате над пропастью. Все, как издревле здесь повелось: во времена Овидия не слыхивали еще ни о русских, ни о татарах, а что он писал из черноморской ссылки? В сих краях, дескать, редко бывает мир, и никогда нет веры в мир. За семнадцать веков больших изменений не случилось.