Толпа - Эмили Эдвардс

Инстинктивно, как животное с уже перерезанным горлом, которое совершает последнюю, тщетную попытку спастись, Элизабет поворачивается к Джеку и Бет. Но Бет смотрит прямо перед собой, ее лицо застыло от удивления. Рядом с ней бесформенной грудой сидит Джек, спрятав лицо в ладонях. Элизабет поворачивается в другую сторону и видит… Она видит Брай. Брай поднялась со своего места, по ее лицу катятся слезы. Она не сводит глаз с Элизабет, но ее взгляд полон нежности. Элизабет понимает, что ей во что бы то ни стало нужно добраться к Брай — она будет в безопасности только рядом со своей подругой. Но тут пристав говорит, что она и Джек должны пройти в комнату ожидания. Элизабет не двигается, тогда он берет ее за предплечье, и все, что Элизабет может сделать, — это выкрикнуть имя Брай, пока ее уводят.

23 декабря 2019 года

Из окна кухни маленького коттеджа Эш наблюдает, как Брай и Альба собирают плющ для рождественских венков. Альба хочет сделать такой каждому, кого знает, включая соседскую собаку. Плющ здесь повсюду: оплетает щупальцами сарай, душит засохшую яблоню. Эш делает глоток кофе, через окно показывает Альбе два больших пальца, а затем включает вай-фай и садится за кухонный стол проверить почту, впервые за неделю. Когда суд закончился, они с Брай посоветовались и решили отключить вай-фай и телефон до тех пор, пока все не уляжется. Это оказалось проще, чем он думал. Жизнь стала гораздо спокойнее, и у него появилось больше времени, чтобы сосредоточиться на единственно важном: на семье. Мир за стенами коттеджа стал вызывать у него очень противоречивые чувства. Он почувствовал облегчение, когда они смогли вырваться из Фарли и через онлайн-агентство арендовали коттедж на девичью фамилию Брай, заплатив вперед. Пресса сюда не доберется, а вот Сейнтс-роуд, если верить Роу, которая изредка завозит им почту, до сих пор кишит журналистами.

Несколько минут уходит на то, чтобы удалить спам, отметить несколько писем, связанных с работой, и прикинуть, сколько посланий от прессы и друзей у него хватит сил прочесть. Он просматривает пару сообщений от старых приятелей из Лондона. Поразительно, сколько народу вылезло на свет словно мокрицы из-под камня, как только они с Брай — по крайней мере, юридически, — оказались оправданы. Конечно, пока газеты клеймили их как угрозу для детей, все молчали. Эш, не отвечая, удаляет приторные, вызывающие тошноту письма.

Открывает письмо от Розалин, адресованное им обоим. Оно больше напоминает открытку.

Думаю обо всех вас. Надеюсь, что теперь, когда болезненные события почти позади, вы сможете подумать о будущем. Здесь холодно, но все еще солнечно — обязательно приезжайте, зимой холмы просто чудесны. Люблю вас.

Затем наступает очередь письма, которое Эд отправил им шесть дней назад: «Окончание представительства в суде».

Уважаемые Эш и Брай!

Как и обещал, отправляю сканы официальных документов, которые подтверждают, что ваше дело закрыто по согласованию с судьей Бауэром и обеими сторонами. Бумажные копии отправлены почтой на Сейнтс-роуд, но я предполагаю, что вы вряд ли появитесь там в ближайшее время.

Вы сообщили, что совершенно не заинтересованы в возмещении судебных издержек. Я хотел бы еще раз подчеркнуть, что если вы передумаете, то у нас есть веские основания затребовать у Чемберленов компенсацию ваших расходов по этому делу, включая мой гонорар. Подумайте об этом.

Мы исполнили ваши указания, касающиеся прессы, и я прилагаю несколько примеров статей и выдержек из новостей, где я выступаю как ваш представитель. Надеюсь, вы их оцените.

Предлагаю как-нибудь выпить вместе, чтобы все-таки отметить этот замечательный результат.

Всех с наступающим Рождеством,

«Скотина», — вполголоса говорит Эш. В последовавшей за признаниями Элизабет суматохе Эша, Брай и Эда поспешно увели в комнату ожидания. Позже им сообщили, что судья Бауэр объявил перерыв в судебном заседании, — по-видимому, чтобы все пришли в себя, а он смог решить, как быть дальше.

Пока Эш пытался успокоить Брай, Эд, как был в парике, уселся во главе небольшого стола и с широченной улыбкой, открывающей белоснежные зубы, сказал:

— Что я тебе говорил, Эш? Она должна была совершить хотя бы одну грубую ошибку. Любой приличный барристер достал бы копии врачебных записей и понял, что оснований для иска быть не может.

Он откинулся на стуле, сыто улыбаясь. Эш, если бы не рыдающая у него на руках Брай, с огромным удовольствием сказал бы Эду, в какого бесчувственного урода тот превратился.

Сидя на кухне, Эш открывает одно из присланных Эдом видео. На экране появляется ярко освещенная студия. Телеведущий обращается к висящим в воздухе изображениям Эда и женщины, которая представлена как доктор Маргарет Кросс, клинический психолог. Эд улыбается тонкими губами и рассказывает ведущему, что его клиенты «испытывают облегчение от того, что дело закрыто, и просят общественность и прессу уважать их право на личную жизнь в это трудное время».

Ведущий спрашивает, станет ли это дело началом дискуссии об обязательной вакцинации. Склонив голову набок, Эд говорит: «Мне кажется, оно уже проложило дорогу для необходимой…», — Эш проматывает вперед. Он уже наслушался Эда в суде, и даже заплатил бы, чтобы больше никогда его не слышать. Он останавливает перемотку, когда ведущий обращается к доктору Кросс:

— Доктор Кросс, вот один из вопросов, которым вновь и вновь задаются пользователи социальных сетей: действительно ли миссис Чемберлен верила, что не может вакцинировать дочь, или же она, как достаточно прямолинейно выразились в одной из газет, «наглая лгунья»?

— Да, в последнее время я часто слышу этот вопрос. Думаю, после рождения дочери миссис Чемберлен страдала от недиагностированной послеродовой депрессии. Она была крайне обеспокоена состоянием здоровья дочери, особенно из-за ее судорог, и чувствовала себя неспособной принять решение, касающееся дочери. Решив не вакцинировать дочь, она, по сути, отказалась делать трудный выбор. Полагаю, когда она начала восстанавливаться, то переосмыслила события удобным для себя образом. Думаю, тогда она и начала повторять то, что казалось ей правдой. Психологи называют это эффектом иллюзии правды, и он