Аку-Аку - Тур Хейердал

На следующий день в Анакене состоялось что-то вроде народного гулянья. Пользуясь случаем, два врача — наш и деревенский, сидя в столовой, добывали капельки крови из ушных мочек тех из наших гостей, кого патер Себастиан считал чистокровными. Бургомистр и его родичи, когда дошла очередь до них, смотрели на врача как на грабителя, отнимающего у них бриллиантовые серьги. Они не сомневались, что за каплю крови настоящего «длинноухого» начальники музеев платят огромные деньги. Их взгляд, когда они смотрели, как тщательно смешивают красные капельки с химикалиями и в особых пузырьках отправляют в холодильник на корабле, был достаточно красноречив. Мол, их бессовестно надувают, но на что не пойдешь дружбы ради…

Бургомистр, щеголяя соломенной шляпой, самолично приводил в палатку избранных из толпы, которая веселилась на просторной поляне. Вокруг лагеря звучали песни и смех, бренчали гитары, ржали кони. Я только что сходил к костру и выбрал себе кусок жареного мяса посочнее, когда ко мне подъехал худой, обросший седой щетиной всадник в драном кителе. Он учтиво поздоровался, и я предложил ему спешиться и найти себе что-нибудь по вкусу в открытой земляной печи. Но старик нагнулся ко мне и прошамкал беззубым ртом:

— Вот зачем я здесь: чтобы передать, что ты можешь рассчитывать на двойное счастье. Эль брухо, колдун, сказал мне, что тебя ожидает счастье, если ты придешь в воскресенье в полночь. И оно будет тебе сопутствовать впредь.

Не отвечая на мои вопросы, старик дернул поводья и скрылся в толпе; больше я его не видел. Я впервые услышал про эль брухо; до сих пор мне лишь о старухе Таху-таху было известно, что она занимается таху и колдовством. Однако нетрудно было сообразить: если на острове есть кто-либо, заслуживающий звания колдуна, это может быть только мой новый брат. В самом деле, он вел себя так, словно считал себя шаманом. И живет он в доме аку-аку перед уединенной обителью Таху-таху, со всех сторон окруженный бесами. Словом, ясно, что «колдун» — мой новоявленный младший брат Хуан Хаоа.

В воскресенье мы, как обычно, отправились в церковь. По-прежнему под потолком порхали щебечущие пташки. Патер Себастиан, как всегда, вышел в нарядном облачении, и, как всегда, атмосфера была словно в оперном театре. Но толпа прихожан теперь ужо не была для нас чужой и безликой. Теперь мы знали большинство. В каждом ряду сидели наши друзья. Вот «полицейские» Николас и Касимиро. Вот старик Пакомио рядом с Лазарем и молодым Эстеваном. «Деревенский шкипер», «Сын вождя», четверо братьев Пакарати… Атан и Энлике, Альберте и Даниель. Вошли и сели вместе три приятеля — Туму, Андрес и Хуан Колдун. Сегодня в полночь мне еще предстоит снова встретиться с ними.

Время от времени я поглядывал на них. С неподдельным благоговением они ловили каждое слово патера Себастиана. И так же истово, как все, пели полинезийские псалмы. Ничего дьявольского во взгляде, сидят три добрых малых, и черные бороды отнюдь не делают их похожими на бандитов, а скорее на святых угодников. Если бы мне вздумалось подойти и спросить их, что им надо здесь, в церкви патера Себастиана — ведь они водятся с аку-аку и подземной нечистью, — друзья, наверно, удивились бы. И ответили бы подобно Атану:

— Мы добрые христиане. А то — само по себе, отара коса апарте. Сегодня в церкви происходило крещение. Я был крестным отцом, и меня посадили в первом ряду на женской половине. Дальше сидели Аналола со своей старушкой-матерью и прочие женщины — сплошной цветник. Рядом со мной восседал бургомистр при всем параде; его сопровождали жена, рыжеволосый сын и одетая во все черное старая тетка Таху-таху. Сегодня у бургомистра был великий день. Сноха подарила ему славного внука взамен девчушки, которую унесла коконго. Сияющий от счастья дед решил назвать внука в мою честь. Когда патер Себастиан справился у родителей, какое имя они желают дать ребенку, бургомистр ответил:

— Тур Хейердал Кон-Тики Эль Сальвадор де Ниньос Атан. Патер Себастиан в отчаянии подергал себя за бороду и жалобно попросил придумать имя покороче.

Когда малыша подняли над купелью, довольный дед толкнул меня в бок.

— Погляди на волосы, — сказал он.

Волосы на голове крохи были огненно-рыжие.

Мальчугана окрестили Сальвадор Атан. Младшая ветвь на генеалогическом дереве «длинноухих», тринадцатое поколение после Оророины, уцелевшего в битве у рва Ико…

Когда наступила ночь и деревню окутал глухой мрак, в доме бургомистра задули свечу и в дверь незаметно выскользнули две фигуры. Наши люди, кто верхом, кто на джипе, давно отправились в Анакену. Лагерь спит, деревня спит, скоро полночь…

Джип вернулся из Анакены в деревню и стоял с выключенными фарами у калитки бургомистра. Рыжий отец моего крестника и дядя Атан сидели в джипе. Они потеснились и впустили в машину выскользнувшую из дома двойку. Тихо, не включая света, джип покатил мимо церкви к морю, затем вдоль побережья к лепрозорию.

Было условлено, что Эд (это мы с ним прятались до полуночи от непосвященных у бургомистра) вместе с рыжеволосым папашей останутся ждать в джипе, а я и Атан пройдем пешком последнюю часть пути до жилища аку-аку.

У стены с прогнившим перелазом, за которой среди блестящих банановых листьев стоял дом с привидениями, Атан остановился.

— Ты сперва входи один, — прошептал он. — Ты ведь главный брат. Постучись и скажи: «Хуан Колдун, вставай на счастье!»

Я одолел скрипучий перелаз и подошел к дому. Царила могильная тишина. Я поднял руку и осторожно постучал в старую дверь.

— Хуан Колдун, вставай на счастье! — отчетливо произнес я. Никакого ответа. Никаких признаков жизни в доме. Только огромные блестящие листья шелестели на ветру и тянулись к луне, будто пальцы. Вдали глухо шумел океан.

— Попробуй еще раз, — прошептал из-за ограды Атан. Я снова постучал и машинально повторил условную фразу. Мне ответил лишь ветер.

В чем дело? Новая ловушка? Очередное испытание? Видя мое колебание, Атан шепотом велел мне постучать опять — должно быть, они легли спать «на счастье». Неужели они и впрямь так крепко спят, хотя знали, что мы придем? Как бы не попасть впросак… Может быть, они стоят за дверью и ждут, чтобы мой аку-аку их увидел? Кстати, подозрительно громко что-то шуршит вон там, слева, где сгустилась тень от больших колышущихся листьев, которые не пропускают лунное серебро… Уж не спрятались ли они там за кустами, чтобы проверить зоркость моего аку-аку? Раз-другой мне послышалось, будто в доме кто-то ходит, однако никто не открывал. После шестой попытки я сдался и уже хотел отступить, но вдруг услышал за дверью шум и постучал в последний раз:

— Хуан Колдун, вставай на счастье!