Западня для ведьмы - Антон Орлов

Флаварья и вправду время от времени ему снилась: серая и как будто вся пыльная, похожая на ночную бабочку-мертвяницу – если б у той бабочки, выросшей до чудовищных размеров, появилось опухшее человеческое лицо. Она молча глядела на Дирвена, до половины вросшая в скалу, словно живой барельеф.

Это Эдмар додумался притащить ее к замурованному в Разлучных горах лису-демону, чтобы тот смог вырваться из ловушки, после того как его пойманное воплощение будет убито «ведьминой мясорубкой». Флаварья заняла его место. Каменного Лиса, или Серебряного Лиса, который, как поговаривали, стал теперь Эдмару закадычным дружком, можно было освободить только при соблюдении этого условия.

Сны про Флаварью были тягостны и печальны, хотя жалости к ней Дирвен не испытывал. Если б эта девица пустила в ход «ведьмину мясорубку» где-нибудь в городе – было бы вокруг на целый квартал развалин, кровищи и разодранных трупов.

– Гадина ваша Флаварья, – процедил он, глядя с вызовом в невозмутимые глаза собеседника.

– Она не гадина, а смелая девушка, не пожалевшая жизни ради защиты того, что она считала важным. А ты, безмозглый сопливый палач, – Ферклиц произнес это прохладно и брезгливо, словно распекал прислугу за жирное пятно у себя на мундире, – ты обрек ее на участь хуже смерти. Ты ведь не хотел бы занять ее место?

– А вы не хотели бы пойти с женой и детишками прогуляться по улице, и чтобы вас там всем семейством такая же девка с учением и правами порвала на куски «мясорубкой»?

– Глупый сопляк… Ктарма борется с теми, кто погряз в пороках. Мы, просвещенные люди, можем не одобрять их методы, но мы уважаем высокие побуждения ужасателей Ктармы. Надо учиться смотреть на вещи непредвзято. Овдаба чиста, поэтому у нас на улицах такого не бывает.

– Ага, конечно, вы же Ктарму финансируете, кто же станет откусывать дающую руку!

В печень, желудок и селезенку словно вонзились на долю секунды зазубренные ножи. Он закричал от боли.

– Ты снова наказан за дерзость, – бесстрастно пояснил Ферклиц, когда экзекуция закончилась. – Не повторяй то, чему тебя научили в Ложе. С тобой там скверно обращались, а ты до сих пор цепляешься за их лживые слова.

Насчет скверного обращения он не то чтобы вовсе наврал, но Дирвену хотелось убить этого гада едва ли не больше, чем подлеца Эдмара с его ухмылками, пирожками и приворотами. Да только если при тебе нет амулетов, кидаться в драку с магом бессмысленно. Еще хуже огребешь.

– Подумай о своей дурной жизни и о своих поступках, которые всем несли только зло и горечь, – собеседник поднялся со стула, смерив Дирвена неодобрительно-участливым взглядом. – Твоя пропавшая мать, твоя приемная родительница госпожа Хентокенц, шестнадцатилетняя песчаная ведьма, с которой ты закрутил грязную интрижку в ларвезийском духе, несчастная Флаварья, оскорбленная тобой Хенгеда, множество незнакомых тебе людей, которых ты убивал по приказу Ложи, словно играя в игрушки, – все они у тебя на совести, и никуда не денешься, ты за них в ответе. Вот о чем тебе сейчас надо подумать, а вовсе не о побеге.

Когда он вышел, Дирвен прошептал ему вслед: «Ну и пошел к поиметым демонам!» – а потом, уже без всякого куража, несчастно сгорбился и всхлипнул. Он чувствовал себя так, словно вся душа изъедена червями, и непрерывно там что-то копошится, грызет, саднит…

Про маму сказали, что в последний раз ее видели в Рунде три года назад, вскоре после того, как он сбежал за границу. Ей тогда сообщили, что он утонул. Первое время все и впрямь так думали. А если б он не скрыл, что он амулетчик, и не пустился вплавь через Бегону, Сонтобия Кориц никуда бы не пропала. От Рунды рукой подать до Пшорских гор… Поскольку ее потом искали, но не нашли, можно сделать вывод, что ее увели к себе пшоры.

И госпожа Хентокенц после его мнимой гибели была безутешна. И с Флаварьей он поступил чудовищно. И на любовь не способен. И саму Тавше прогневал до того, что схлопотал проклятие, – чем не доказательство его испорченности?

И нет на свете никого, кто мог бы от чистого сердца сказать ему спасибо за добро, не чувствуя никакой на него обиды: даже делая во время своих заданий что-то хорошее, он всегда проявлял заносчивость и непочтительность.

Тюремные маги воспользовались этим, чтобы заклясть цепи, которыми Дирвен был прикован за лодыжки к торчащим из стен кольцам – как объяснили, мера предосторожности, чтобы его не похитили те, кто не прочь свести с ним счеты. Вот на это самое и закляли: его ножные кандалы отомкнет сам Ферклиц (или кто-нибудь из его доверенных заместителей) – либо тот, кто сможет сказать Дирвену спасибо за доброе дело, не отягощенное какой бы то ни было обидой.

Из-за этой сволочной уловки не удалось его отсюда вытащить пробравшемуся в тюрьму агенту Ложи, который так и не сумел ничего поделать с кандалами, а потом набежала охрана, парня по-страшному избили и уволокли. На полу осталась кровавая полоса, ее затерли только на следующий день. После подумалось, что все это могло быть нарочно разыгранным спектаклем… А вдруг нет?

Однажды в камеру ворвались адепты Ктармы, заблокировали дверь изнутри и приготовились его пытать – за то страшное, что они с Эдмаром сотворили с Флаварьей, и за других ужасательниц Ктармы, убитых Дирвеном на боевых заданиях. С него собирались содрать кожу, но обошлось несколькими надрезами, охрана успела вовремя вынести дверь и спровадила опасных визитеров. Ферклиц после этого сказал, что только овдейские государственные службы смогут защитить Дирвена от мести Ктармы. Тоже смахивает на представление с целью его запугать – и тоже кто их знает. Убедишь себя, что оно понарошку, а потом окажется, что дело обстоит серьезней некуда.

И неужели мама в самом деле у пшоров? То-то маги Ложи так и не смогли ее разыскать…

Да еще попрекают его этой Хенгедой-Тамрилой, хотя она подло заманила его в ловушку и предала. Ферклиц говорит об этой шлюхе так, словно она Дирвену едва ли не нареченная невеста! Да еще, заводя о ней речь, смотрит этак выжидающе: чего, интересно, ждет? Неужели он считает, что Дирвен мог в нее влюбиться?

На душе невтерпеж тяжело, и в придачу никак не отделаться от ощущения, будто по ее закоулкам копошатся какие-то кусачие черви… Его околдовали – или это само по себе?

Он до сих пор держался на одном своем яростном, сквозь слезы, упрямстве, иначе сломался бы еще позавчера.

Господин Ферклиц, один из высших тайных магов-советников министерства благоденствия Овдейской державы, был вовсе не так невозмутим, как оно казалось измученному пленнику. Напротив, он пребывал почти в замешательстве, хотя страсть как не любил это словечко и это состояние. Не любил, но пребывал, чтоб демоны Хиалы побрали тех ларвезийских умников, которые обеспечили ему этакие палки в колеса.

Досаждало ему отнюдь не упрямство Дирвена: здесь-то все предсказуемо, все идет по плану, непрерывный нажим – и в конце концов избалованный своевольный поганец капитулирует, тогда можно будет приступить к дрессировке.

Вот здесь-то и затаился подвох. Первоначально главная роль на следующем этапе отводилась Хенгеде: высокий приворот – и мальчишка будет ее боготворить, сделает что угодно, лишь бы заслужить прощение и добиться взаимности. Девица от сей перспективы была не в восторге, но чувство долга и дисциплина взяли верх над ее неприязнью к Дирвену. К тому же чем не сладкая месть? Ведь тогда она сможет помыкать им, а он будет страдать из-за ее холодных взглядов и колкостей, будет сгорать на медленном огне и когда Хенгеда рядом, и когда она далеко, будет лезть из кожи вон, лишь бы завоевать ее одобрение.

Собственно говоря, это уже должно было начаться, да что-то не начиналось. Привороты Дирвена не брали – ни высокие, ни низкие, вообще никакие. Уже несколько раз ему давали любовные напитки, приготовленные лучшими зельеварами министерства благоденствия, а толку ноль.

Однажды в него влили лошадиную дозу, но единственным результатом этого эксперимента стал благоухающий ингредиентами зелья жидкий стул и печальная ругань функционера, выносившего за узником горшки.

Что-то защищало поганца от каких угодно любовных приворотов – но что это? Не амулет. Его дважды усыпляли и проверяли самым тщательным образом: никаких артефактов ни на нем, ни внедренных в плоть, ни замаскированных под естественные образования на коже. И не заклинание, тоже проверено-перепроверено. Тем не менее здесь явно присутствовал какой-то неведомый мощный фактор, не позволявший приворожить Дирвена ни к Хенгеде, ни к кому бы то ни было.

Ферклиц ощутил невольное уважение к своим противникам из Ложи: ничего не скажешь, профессиональная работа… Но, боги великие, что и как они сделали?!

От размышлений его оторвал секретарь:

– Ваша светлость, прошу прощения, вас спрашивают четверо отморозков. Они ожидают в приемной для посетителей.