Мозаика Парсифаля - Роберт Ладлэм
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора! Майкл швырнул свернутый пиджак через стенку кабинки вправо. Русский отпрыгнул, разворачиваясь на звук и вскидывая пистолет, и оказался спиной к Майклу.
В тот же момент Хейвелок распахнул дверцу, метнул свой чемоданчик в противника, вложив в бросок всю силу, и прыгнул вперед, нацеливаясь на пистолет. Ему удалось ухватиться левой рукой за ствол и рвануть его вверх. Русский развернулся, сграбастав Майкла своими грозными ручищами, но тот захватил левую руку противника и резко крутанул ее, поворачиваясь всем телом. Лицо врага исказилось от боли. Майкл вырвал пистолет и ударил рукояткой ему по черепу. Тот обмяк, и Хейвелок, пригнувшись, мощным толчком плеча отправил его в полет по направлению к писсуарам.
Человек с серым лицом упал на колени, упираясь правой рукой в пол, а левой держась за грудь. Скривившись от боли, он хватал ртом воздух.
— Нет! Нет! — воскликнул он по-русски. — Я хочу только поговорить.
— С заблокированной дверью и с пистолетом в руках?
— А вы согласились бы на беседу, если бы я просто подошел и представился? Может, еще и на русском?
— Можно было попытаться.
— Не было времени, вы слишком быстро исчезли... Можно? — Русский слегка разогнулся, отрывая руку от пола, показывая, что хочет встать.
— Давайте, — кивнул Хейвелок, сжимая в руке «буран». — Вы пытались позвонить по телефону.
— Естественно. Надо было сообщить, что вы отыскались. Что вы такого сотворили? Я не знаю, может, мне не стоит задавать этот вопрос?
— А что вы вообще знаете? Как вам удалось меня разыскать? — Майкл поднял пистолет и нацелил его в голову русского. — Советую говорить правду. Я ничего не потеряю, когда в туалете обнаружат ваш труп.
Русский спокойно взглянул на ствол и затем посмотрел в глаза Хейвелока:
— Действительно, вам нечего терять. И вы не станете колебаться. Сюда вместо меня следовало направить более молодого сотрудника.
— Как вам удалось узнать, что я прилетел именно этим рейсом?
— А я и не знал. И никто не знал... Один сотрудник Военной контрразведки был ранен в Париже. Ему ничего не оставалось, кроме как обратиться к нам.
— Экспортно-импортная фирма на Бомарше? — прервал его Хейвелок. — Штаб-квартира КГБ в Париже? Русский проигнорировал вопрос.
— Нам известно, — продолжил он, — что у вас весьма широкие связи во французских правительственных кругах. В военной разведке, на Ke-д'Орсе, среди депутатов. Если у вас появилось желание покинуть Францию, то вы могли это сделать только имея дипломатическое прикрытие. Все рейсы «Эр Франс», в списках пассажиров которых числились дипломаты, были взяты под наблюдение. Везде. Лондон, Рим, Бонн, Афины, Голландия, вся Южная Америка — словом, повсеместно. Мне не повезло, что вы выбрали Штаты. Этого никто не ожидал. Ведь вы объявлены «не подлежащим исправлению».
— Похоже, об этом скоро начнут писать в газетах.
— Да, это хорошо известно в определенных кругах.
— Если вы хотели поговорить именно об этом, то Москва зря тратит такое количество человеко-часов во всех аэропортах мира.
— Я хочу передать вам сообщение от Петра Ростова. Он полагает, что после Рима вы его выслушаете.
— Рим? Почему Рим?
— Палатинский холм. По-видимому, он для вас послужил убедительным доказательством. Вы должны были умереть на Палатине.
— Неужели? — Хейвелок посмотрел в глаза сотрудника КГБ, потом — на выражение его губ. Итак, Ростов знал о Палатине; этого следовало ожидать. Ведь там обнаружили тела. Труп бывшего американского оперативника — известного мастера тайных убийств, и пару раненых итальянских наемников, которым нечего терять и которые частенько подзарабатывают, рассказывая правду. Москва не могла не знать. Но Ростов не знал о Дженне Каррас или о Коль-де-Мулине, иначе бы он не преминул этим воспользоваться. Достаточно было быстро сказать: «Дженна Каррас жива! Коль-де-Мулине!» Это было бы гораздо убедительнее. — Ну, и что же он хочет передать?
— Он просил сказать, что наживка сменилась. Он понял это и полагает, что вы согласитесь с ним. Он просил сказать, что больше не враг вам: ваши враги — другие; возможно, что это и его враги тоже.
— Что все это значит?
— Я не могу ответить. — Его густые брови неподвижно нависли над глубоко посаженными глазами крестьянина. — Я всего-навсего посыльный. Смысл должен быть понятен вам, а не мне.
— Но вам известно о Палатине.
— Известие о смерти маньяка распространяется очень быстро. И это понятно, если учесть, что он ваш противник и убил нескольких ваших хороших друзей. Как там его прозвали, «ходячий пистолет», да? Романтическая личность из ваших вестернов, которые, между прочим, я просто обожаю. Но в жизни такие типы обычно оказываются грязными беспринципными свиньями, лишенными какой-либо морали; ими движет либо жажда наживы, либо патологическая жестокость. В те времена он мог бы стать президентом огромной корпорации, не так ли?
— Пощадите меня. Оставьте ваши рассуждения для начальной школы.
— Ростов хотел бы получить ответ, но вовсе не обязательно, что бы вы дали его немедленно. Я могу связаться с вами. Через день, два дня, через несколько часов. Вы можете сами назначить место. Мы готовы вас вывезти. Укрыть в безопасном месте.
Майкл вновь вгляделся в лицо русского. Как и Ростов в Афинах, человек, стоящий перед ним, говорил правду, ту правду, которой его снабдили в Москве.
— Что Ростов предлагает?
— Я уже сказал — безопасность. Вы понимаете, что вам предстоит здесь. Очередной Палатинский холм.
— Безопасность в обмен на что?
— Об этом вы договоритесь с Ростовым. Зачем я буду выдвигать условия? Мне вы все равно не поверите.
— Передайте Ростову, что он ошибся.
— Насчет Рима? И Палатинского холма?
— Да, насчет Палатина, — проговорил Хейвелок. Мелькнула мысль о том, что один из руководителей КГБ интуитивно нащупал истину в потоке большой лжи. — Мне не нужна безопасность из рук Лубянки.
— Следовательно, вы отказываетесь от его предложения?
— Я отказываюсь от приманки.
В этот момент в дверь кто-то бухнул кулаком, после чего последовал поток невнятных проклятий и новая серия ударов в металлическую панель. Кусок доски, просунутый под край двери, подался не больше чем на дюйм, однако это позволило человеку снаружи заорать, не переставая молотить в дверь:
— Эй, какого дьявола! Откройте!
Хейвелок не шевельнулся. Русский оглянулся на дверь и быстро заговорил:
— На тот случай, если вы передумаете, запомните следующее. В парке Брайан, за Публичной библиотекой есть ряд мусорных ящиков. Поставьте на любом из них красную метку, лучше всего лаком для ногтей. И с десяти вечера того же дня прогуливайтесь по Бродвею, по его восточной стороне, между Сорок второй и Пятьдесят третьей улицами. К вам подойдут и сообщат адрес для контакта. На улице, разумеется. Никаких ловушек.
— Что там происходит? Ради Бога, откройте же эту проклятую дверь!
— Мне показалось, что вы предложили мне самому выбирать место встречи?
— Можно и так. Тогда просто скажете человеку, который к вам подойдет, где вы хотели бы встретиться. Но не раньше, чем через три часа.
— Чтобы подмести вокруг?
— Открой же! Сукин ты сын!
Послышался второй голос, на сей раз с начальственными интонациями:
— Успокойтесь, в чем дело?
— Дверь закрыта, я не могу попасть туда. Я слышу, как они там разговаривают.
Еще один толчок, новый скрип доски по плиткам, еще один дюйм.
— Мы принимаем меры предосторожности, как и вы, — сказал русский. — Отношения между вами и Ростовым... это — отношения между вами и Москвой. Мы — не в Москве, я — не в Москве. Если со мной что-то случается в Нью-Йорке, я не зову полицию.
— Послушайте, вы там, — загремел властный голос. — Я предупреждаю вас, шпана! Помехи нормальному функционированию международного аэропорта являются преступным действием. Это относится и к туалетам! Я вызываю Службу безопасности аэропорта! — Начальственный голос обратился к несчастному, топтавшемуся у дверей. — На вашем месте я бы поискал другой мужской туалет. Эти ребятишки, которые шалят с иглой, бывают невменяемы и агрессивны.
— Я, начальник, обольюся, прежде чем добегу до другой ссальни! И они вроде бы говорят не как ребятишки. А вот и полицейский! Эй, коп!
— Он не слышит, прошел слишком быстро. Я пойду к телефону.
— Вот дерьмо!
— Пошли, — произнес Хейвелок, поднимая с пола пиджак и надевая его на себя, перемещая при этом пистолет из одной руки в другую.
— Вы оставляете мне жизнь? В сортире не будет мертвых тел?
— Я просто хочу, чтобы Ростов услышал мой ответ. О метках на мусорных ящиках можете забыть.
— Может быть, вы и мое оружие мне вернете?
— Мое великодушие не простирается столь далеко. Понимаете, ведь вы все же мой враг. Во всяком случае, оставались таковым в течение длительного времени.