Алмазный мой венец (с подробным комментарием) - Валентин Катаев

482

Ср. в набросках Е. Петрова к книге об И. Ильфе: «Я еду в Москву переводиться в Моск<овский> угол<овный> розыск. В кармане у меня револьвер. Я очень худой и гордый молодой человек. И провинциальный».[567] Провинциализм Е. Петрова отметил и В. Ардов: «Он казался неуверенным в себе, как и полагается провинциалу, недавно прибывшему в столицу».[568]

483

Ср. в набросках Е. Петрова к книге об И. Ильфе: «Как Валя убедил меня писать рассказ. Работа профессионального журналиста»;[569] и далее: «Валя водит меня по редакциям <…> Знакомство первого дня <…> „Крокодил“, „Накануне“».[570] Ср. также в «Воспоминаниях» Н. Я. Мандельштам о К.: «Он приходил к нам в Москве с кучей шуток — фольклором Мыльникова переулка, ранней богемной квартиры одесситов. Многие из этих шуток мы прочли потом в „Двенадцати стульях“ — Валентин подарил их младшему брату, который приехал из Одессы устраиваться в уголовный розыск, но, по совету старшего брата, стал писателем».[571]

484

Ср. в мемуарах Э. Л. Миндлина: «Самолеты „Дерулюфт“ ежедневно доставляли в Москву газету „Накануне“ и ее приложения».[572]

485

Ср. в мемуарах В. Е. Ардова: «…по щепетильности своей Евгений Петрович полагал нужным уступить свою настоящую фамилию старшему брату, В. П. Катаеву, который в то время „завоевывал“ Москву смелой поступью многообразного и сочного дарования».[573] Ср. в записях самого Е. Петрова: «Я пишу рассказ и придумываю неудачный псевдоним. Первый гонорар».[574] Э. Л. Миндлин в своих воспоминаниях иначе, без драматических подробностей, описывает историю появления рассказа Е. Петрова в «Накануне»: «Однажды Катаев привел в редакцию очень скромного юношу в серой кепочке.

— Знакомьтесь. Это мой брат Женя Петров. Он вам сейчас даст свой рассказ, и вы с удовольствием его напечатаете. Женя, знакомься!

Женя Петров вынул из кармана переписанный от руки рассказ „Гусь и украденные доски“ — рассказ был тут же одобрен, перепечатан нашей машинисткой и на следующий день отправлен в Берлин. В марте 1924 года он был напечатан и с удовольствием прочитан читателями».[575] К. пристраивал в «Накануне» не только произведения своего брата Евгения, но и рассказы своего земляка — Семена Гехта.[576]

486

Рассказ «Уездные очерки. Гусь и украденные доски» за подписью «Евг. Петров» был опубликован в «Литературной неделе» (приложении к газете «Накануне») 9.03.1924. (№ 58 (575)).

487

Свои стихотворные фельетоны Е. Петров подписывал псевдонимом «Шило в мешке» и печатал, в основном, — в 1924 г., в сатирическом журнале «Красная оса».

488

Е. Петров с 1924 г. стал выпускающим, а потом и ответственным секретарем сатирического журнала «Красный перец», а в 1926 г. перешел в газету «Гудок». В одном из набросков к своей мемуарной книге об И. Ильфе он писал: «…нужна служба. Денег нет. Я поступаю в „Красный перец“. Как я стал выпускающим».[577] Ср. у В. Е. Ардова: «Как будто оно вышло так: Валентин Петрович Катаев, который одно время фактически вел „Красный перец“, уходя из журнала, оставил за себя брата».[578]

489

Московский комитет ВКП (б) находился в доме 15 «а» на Большой Дмитровке.

490

Этот эпизод, по-видимому, вымышлен К. — в полном собрании сочинений В. Маяковского (которое К. консультировал), никакие стихотворные лозунги Маяковского к годовщинам Октябрьской революции не приводятся и не упоминаются.

491

Каменный, 3-ий по счету Мавзолей В. И. Ленина был построен из красного гранита и черного лабрадорита в 1929–1930 гг. Первые два мавзолея были временными и, соответственно, деревянными. Автор всех трех сооружений — А. В. Щусев.

492

Ср. в «Траве забвенья»: «…мы <…> встретились с ним случайно на Большой Дмитровке, против ломбарда, — он сразу же сказал:

— Только что написал. Именно то, чего не хватало.

Он достал из бокового кармана вчетверо сложенный лист графленой бумаги, но не стал в нее смотреть, даже не развернул, а, продолжая идти по улице, под ногу прочел „Марш времени“ [из пьесы „Баня“, 1929–30 — Коммент. ] <…>

— Как вы думаете, Мейерхольду понравится?

— Он будет в восторге. В этом же самая суть нашей сегодняшней жизни. Время, вперед! Гениальное название для романа о пятилетке.

— Вот вы его и напишите, этот роман. Хотя бы о Магнитострое. Названье „Время, вперед!“ дарю, — великодушно сказал Маяковский, посмотрев на меня строгими, оценивающими глазами».[579]

493

Подробное описание совместной работы Александра Дюма-отца с многочисленными соавторами (О. Маке, Ж. Нерваль и др.), которым он платил деньги за предоставление рукописей, а затем эти рукописи перерабатывал, см., например: Моруа А. Три Дюма. М., 1965. С. 150–164. Ср. шутливое катаевское уподобление Ильфа и Петрова литературным неграм с возмущенной репликой Эжена де Мирекура, автора памфлета «Фабрика романов „Торговый дом „Александр Дюма и K°““»: продажные литераторы «унижают себя, работая, как негры под свист плетки надсмотрщика-мулата».[580] Ср. в мемуарах Е. Петрова о том, как К. однажды вошел в комнату четвертой полосы «Гудка» «со словами: „Я хочу стать советским Дюма-отцом“ <…> — Почему же это, Валюн, вы вдруг захотели стать Дюма-пером? — спросил Ильф. — Потому, Илюша, что уже давно пора открыть мастерскую советского романа, — ответил Старик Собакин, — я буду Дюма-отцом, а вы будете моими неграми».[581]

И. Ильф и Е. Петров.

494

Ср. в статье В. Б. Шкловского «Юго-Запад» (1933): «Валентин Катаев, с моей точки зрения, хорош не там, где он старается, написал превосходнейший приключенческий роман „Растратчики“ на нашем материале. С новой линии — бесполезности приключений — он дал сюжет Ильфу и Петрову для книги „Двенадцать стульев“. Сюжет он взял недалеко. У Конан Дойля есть рассказ „Шесть Наполеонов“».[582] В «АМВ» К. задним числом признал правоту Шкловского.

495

Лев Натанович Лунц (1901–1924) и Вениамин Александрович Каверин (наст. фамилия: Зильбер, 1902–1989) входили в литературную группу «Серапионовы братья»; оба они в то время стремились возродить сюжетную прозу. В июне 1923 г. смертельно больной Лунц уехал из Петрограда лечиться в Гамбург; в мае 1924 г. он умер в гамбургском госпитале от эмболии мозга. К. пересказывает сюжет повести Лунца «Через границу», которая предположительно датируется концом 1922–началом 1923 гг.[583] Таким образом, К. мог услышать чтение этой повести Лунцем не ранее зимы 1923 г. и не позднее июня того же года. Мы не располагаем другими свидетельствами о знакомстве К. с Лунцем, а также о чтении последним повести «Через границу» в Мыльниковом переулке. Сведения о повести Лунца автор «АМВ» мог почерпнуть из статьи В. Б. Шкловского «Современники и синхронисты», опубликованной в № 3 журнала «Русский современник» за 1924 г. В частности, Шкловский рассказывал: «Лунц писал веселый роман в письмах о том, как едут почтенные люди через границу и везут с собой деньги в платяной щетке. Щетку крадут. Тогда начинается бешеная скупка всех щеток на границе. Роман кончается письменным заказом одного лавочника: „Еще два вагона платяных щеток прежнего образца“».[584] Полностью повесть см.: Лунц Л. Через границу / Предисл., публ. и примечания А. Л. Евстигнеевой // Лица: Биографический альманах. 5. М., СПб.,1994. С. 358–374. Отметим, что В. А. Каверин в своих воспоминаниях о Б. Пастернаке назвал «АМВ» «грязной и кокетливой книгой», чья главная черта — «развязная ложь».[585]

496

К. обыгрывает свой псевдоним «Старик Саббакин». Согласно М. П. Одесскому и Д. М. Фельдману, И. Ильф и Е. Петров начали писать «Двенадцать стульев» не позднее сентября 1927 г., а уже через месяц авторы показали К. одну из частей романа и он отказался от соавторства. В январе 1928 г. «Двенадцать стульев» были закончены и в том же месяце начинается его публикация в журнале «30 дней». По версии М. П. Одесского и Д. М. Фельдмана, договоренность о печатании журналом романа «Двенадцать стульев» была достигнута задолго до его окончательного завершения, причем имя К. послужило гарантом появления романа в печати.[586] Не случаен и выбор журнала, в котором был напечатан роман — ответственным редактором «30 дней» был В. Нарбут. Таким образом, совместный дебют Ильфа и Петрова правомерно было бы назвать не «удачным экспромтом», а «отлично задуманной и тщательно спланированной операцией».[587] На это косвенно указывает и скорость, с которой Ильф и Петров писали роман: «…соавторы торопились, работая ночи напролет, не только по причине природного трудолюбия, но и потому, что вопрос о публикации был решен, сроки представления глав в январский и все последующие номера журнала — жестко определены».[588]