До конца, но только… - Дарья Милл

От стола в зале поднималось тепло с примесью жаркого и трав. С прозрачного стекла посуды высилось всё то, ради чего Мария оббежала добрую половину города – с запечённой золотистой корочкой рататуй, луковый суп, жульен с тофу, ещё что-то, что под металлическими колпаками было не разобрать, и, царь стола, притягивающий к себе взгляды голодных зевак – тарт татен, плоский, круглый пирог с облитыми солнечным светом полумесяцами яблок, на которые Лили так любезно выложила шарики пломбира. Настолько "французского" стола с обилием кружев, салфеток и фужеров, сияющих под началом бросающей на мир радужные блики люстры, Софи не заставала даже в собственном доме, забитом французами до того, что в нем не осталось места ни для одной чуждой души.

– Что это, Мари? – Деми покосился на тетю, что тут же отвлеклась от него, стоило ей заметить мальчика, с полными удивления большими глазами наблюдающего за образовавшейся толпой незнакомцев. – Ты меня слышишь? Тебе что, багетом по голове дали?

– Тише, не мешай ей. – Дэйзи шикнула на него, уводя с собой под руку. – Мы все уже заметили, как вы с Оливером похожи. Дай же и Марии налюбоваться тобой маленьким, пока жизнь не заставила вас обоих снова от неё бежать.

Разговоры, ребячий хохот, звон ложек о вилки, да ножей о фужеры. Тем было много и даже слишком для того, чтобы каждый успел высказаться в кругу всё не пустеющего стола. Софи не заговаривала лишний раз, насытившись беседой ещё в тот момент, когда она ещё не началась, и демонстрировала голос лишь тогда, когда Дэйзи спрашивала у неё и Майка про своего Генри, явно стараясь подзадеть Деми тем, что не обращала и малейшего внимания на его возгласы о том, что и ему довелось познакомиться с её сыном. Дэйзи в ответ лишь смеялась, тихо перешёптываясь с Лили и легким жестом указывая куда-то в его сторону так, чтобы он наверняка заметил. Деми весь вечер не покидали догадки о том, что дразнит она его уж точно намеренно, если не спланированно, за то, что он назвал Генри лопухом.

Мария выглядела так, будто у неё на всё есть свой план. Не то блеском глаз, не то кончиками тонких губ она словно намекала на то, что каждому её движению можно присвоить тот скрытый смысл, который она и не пыталась утаить, да только остальные оказывались не в силах понять его. Мари всегда ставила локти на стол, даже тогда, когда в обществе её эту манеру находили неприличной. Но что толку, когда она сама задавала все правила, вынуждая хороший тон становиться таким, каким она ему позволяла быть? Мари часто с усмешкой заявляла, что оставалась единственной в семье Медчеров, кто, по её собственному мнению, был "носителем земного имени" или, если её настигало настроение, схожее с обычным состоянием Деми, когда он не мог удержаться от шутки, то это "земное имя" резко превращалось в "приемлемое", а затем и "нормальное". Тайные намеренья, ровный тон и преемственность притязаний – Мэри всегда могла заразить других тем, что было ей на руку. Она ничем не уступала своему брату Арису, вот только вся её сила тут же пропадала, стоило перед ней появиться Дейми или Фобии. Своих племянников Мария любила больше, чем то было принято в семействе Медчеров.

Вкусный ужин, клятвенные речи взрослых, тихий щебет Лили и горы расспросов Оли, что начинали ссыпаться со скатерти на пол. В кругу готовых во всём ему угождать людей Оливер сыскал ту славу, что раньше принадлежала Деми. Но они оба были лишь рады обменяться ролями, ведь там, где Софи боялась допустить у Оли недостаток, Деми имел такое изобилие, что сравниться с ним мог разве что лишь его отец. И, пока малыш наслаждался всеобщим обожанием, парень ютился на месте, где мешать ему не решались, а сам он не видел ничего иного, кроме своей тарелки да Софи, медленно жующей что-то, что из своей тарелки дала ей Лили. Они трое почти всё время молчали, ведь по общему согласию посчитали, что все вокруг слишком много говорили.

Пока Деми не мог оторвать от Софи глаз, Мария занималась тем же самым. Она неустанно разглядывала её лицо, где-то незажившие ссадины и синяки, постепенно сходившие под чутким руководством заботливых рук всех тех, кого они волновали больше самой Софи. Мари внимательно слушала каждый её ответ, всматривалась в движения губ и жесты, которыми она держала то приборы, то руки Деми, пока наконец не объявила своим сильным голосом:

– Надеюсь, все успели пробудить своих внутренних революционеров. – Она многозначительно посмотрела на Софи, ясно давая понять, что обращается именно к ней. – Потому что сейчас настало время для настоящей революции. – Мари взмахнула рукой, и словно по указке все, кроме Деми, Оли и Софи встали из-за стола. – Приступим, друзья, и да свершится господство чести.

Майк послушно отпёр свой кабинет, приглашая собравшихся внутрь. Под его началом Дейзи первой заняла подготовленное ей место в большом кожаном кресле. Лили попыталась остаться с Софи, но отец всё же убедил её уйти, шепча что-то о том, что Мария точно знает, что делает. А она явно ведала, что творила.

– Что происходит? Ты пугаешь Оли. – Начал парень, вставая прямо перед ней.

– И чем же? Я ведь ещё даже не начала. – Мари улыбнулась, пытаясь сбить напряжение, но это не сработало против троих стоящей в замешательстве троицы. – Мне нужно лишь перемолвиться с вами парой слов, это не так страшно, как кажется. – Она указала на диван, предлагая им присесть. Оливер спрятался между Деми и Софи, надеясь, что серьёзный недетский разговор обойдёт его стороной в окружении подушек и припрятанного за ними мундира. – Дело в том, что я хочу предложить Вам вступить в оппозицию.

– И ради этого был весь ужин? Чтобы мы согласились вместе с тобой пойти против моего отца? Мария, я, конечно, подозревал, что ты плохо к нему относишься, но ведь не настолько.

– Подожди, мы ведь даже не знаем, против чего выступаем. – Остановила его Софи, не решаясь поднять глаз на Мари. Она затылком чувствовала, как та наблюдает за ней.

– Ну да, конечно, нам же наверняка предлагают вступить в партию против пиццы с ананасом, подумаешь. – Он тяжело выдохнул, руками берясь за переносицу. – Вот потому-то я и не хотел возвращаться. Они снова хотят втянуть меня в свои игры.

– Ты закончил? О тебе речи и не идёт. – женщина цокнула каблуком по полу, привлекая его внимание. – Мы не выступаем