Отторжение - Инна Тронина

— Когда это произошло? — глухо спросил Сашок.

— Двадцать пятого декабря, на северной окраине Грозного. Вернее, в тот день его нашли. А когда всё случилось, знает только сын. И его палачи, конечно. Я распространил слухи, что сын погиб. Исключительно для того, чтобы его не искали, не тревожили, не пытались добить. Я ведь прибыл сюда на одни сутки с целью устроить его под чужим именем. Наш человек работает в Институте скорой помощи. Там Мохаммаду будет безопаснее, чем в зарубежных клиниках. Ведь его появления в Питере никто не ждёт…

— Он под своим именем там находится? — осторожно поинтересовался Сашок.

— Конечно, нет. Сейчас его зовут Гаджимурад Магомедов. Этот паспорт чистый. Документы на имя его брата получил Махарби. Видите, друзья мои, как много я вам поведал…

Мне даже стало не по себе. Ни на секунду я не забывал о том, что милейший человек, сидящий с нами за праздничным столом, — главарь мафии. И много знать о нём весьма опасно. Впрочем, ничего, кроме добра, я от него не видел.

— Да не волнуйтесь вы! — Падчах, как всегда, угадал наши мысли. — Раз я сам вам всё сказал, то и спрос с меня. Я доверяю вам больше, чем даже некоторым родственникам в Турции и Пакистане. Не говоря уже о тех, кто осел в Европе. Так вот, мы сейчас уедем из города, а сын тут останется. Вы уж навещайте Мохаммада, пожалуйста. Он не должен чувствовать себя одиноким. Вам это совершенно ничем не грозит. Только не называйте его настоящее имя. Уверяю, что мой сын не был бойцом сопротивления. Он приехал на родину, чтобы быть со своими близкими в трудный час. Возможно, он и взял бы в руки оружие, но просто не успел. А, может, и нет. Заранее людей нельзя расстреливать. Конечно, теперь у него не будет другой дороги, если выживет. Жаль, что мстить придётся совершенно посторонним людям.

— Это понятно, — всё так же почтительно, тихо сказала Инесса. — А что же ему ещё остаётся делать?

— Я знаю, что Мохаммад не склонен играть в войнушку, попусту лезть на рожон. Он, несмотря на молодость, очень благоразумен, выдержан. Другое дело, что он был одет, как респектабельный господин. Передвигался только на машине — шестисотом «мерсе». Конечно, и его на месте преступления не оказалось…

— «Мерседес», конечно, не солдатам достался, — прикинул я. — Скорее всего, офицеру, чином не ниже подполковника.

— Это точно, — согласился Падчах. — Так вы навестите сына?

— Обязательно. — Сашок как раз складывал из салфетки лягушку. — Мы могли знать его именно как Гаджимурада Магомедова. Да и я сам, как видите, не блондин, — усмехнулся Сашок.

— Разумеется, Падчах, мы всё сделаем для вашего сына!

Я очень страдал из-за своей замедленной реакции. Драка на побережье даром всё-таки не прошла.

— Мохаммад ни в чём не будет нуждаться. Ему будут носить передачи, навещать в приёмные часы. А своих ребят сюда не посылайте — это опасно.

— Разумеется, — согласился Падчах. — Очень рад, что вы согласились помочь.

— Ещё бы я после всего не согласился! — Мне даже стало обидно.

— А мы что, не люди? — рассердилась Инесса. — Мне так стыдно за всё это безобразие, что слов нет выразить. Второй раз уже стреляют по своим, на своей земле.

— Это потому, что по чужим стрелять боятся, — мягко сказал Падчах.

— Скажите, как вы нашли сына! — Инесса влажными глазами смотрела на Эфендиева.

Мы с Сашком переглянулись. Перед нами внезапно возникла совершенно другая женщина — нежная, домашняя, трепетная.

— Я находился в Грозном с самого начала войны. Видел своими глазами обстрелы и бомбёжки. Со дня на день ждал сына. Мы говорили с ним тринадцатого числа, по спутниковой связи. Когда Мохаммад не появился двадцатого, я вновь связался со Стамбулом. Там сын должен был сделать остановку. Дочь Сальма подтвердила, что брат только что вылетел в Баку. Оттуда он хотел пробираться в Грозный. А раньше не смог — задержали семейные дела. Заболела его супруга Думия. Да так, что чуть не скончалась. Как только ей полегчало, сын выехал в Чечню.

Мы слушали молча, под грохот петард за окном. И я подумал, что эти звуки очень похожи на взрывы и выстрелы. Но трудно было вообразить, что именно сейчас творится в Грозном. Я там никогда не был, Сашок с Инессой — тоже. Но всё равно сжималось сердце — и от тоски, и от злости.

— Я даже не сумел наладить поиск, — продолжал Падчах. Охранники всё это время почтительно молчали. — Это было очень трудно из-за непрекращающихся боёв. Но меня разыскал старик из пригорода. И сообщил, что в его доме лежит молодой красивый парень, явно из зажиточных. Он тяжело ранен, но иногда приходит в себя. Назвался Мохаммадом Эфендиевым, и очень просил найти в Грозном его отца. Особого труда это не составило. Надо было только прорваться в город. Старика пропустили — он уже не годился в бойцы. Мы разговаривали в бомбоубежище, вернее, в подвале. Но я был счастлив — ведь сын нашёлся живым!

— Как вы только вытащили его оттуда? — удивился я.

— Аллах милостив, — уклончиво ответил Эфендиев. — Восемь ран, обморожение — не шутки. Сына первый раз прооперировали в Ростове. Без этого он умер бы, причём уже второй раз…

— А был и первый? — вздрогнул Сашок.

— Да, конечно.

— Можете рассказать? — спросил я.

— Почему нет? Я уже говорил, что сына приняли за убитого. Его обмыли, завернули в саван, в одеяло и в ковёр, как полагается. У того старика, а ему восемьдесят, ещё жив отец…

— И сколько ему? — удивился я.

— Сто девять лет. Так вот, он ощупывал тело и просил подождать с погребением. Мёртвый, мол, плохо остывает. Не схоронить бы живого! А врачей там никаких не было. Всё делалось на глазок. Но обычай наш требует предать усопшего земле в день смерти, до захода солнца. Поэтому вырыли могилу неподалёку от дома, взяли носилки с сыном и отправились. Процессия собралась солидная. Очень жалели парня, плакали. Понравился он им, даже, как считалось, убитый. Такой, говорят, молодой, красивый, спортивный — и нате! Старики читали молитвы, муллу позвали. Обряды соблюдались неукоснительно. Потом врачи сказали, что надо было на шее пульс щупать, а не на руке. Но кто знал это? Люди необразованные, деревенские.

Падчах вдруг улыбнулся, и все мы вздрогнули. Признаться, я не сообразил, что здесь смешного.

— Всё шло чинно, — продолжал Эфендиев. — Но когда стали опускать тело в могилу, появились штурмовики. «Сушки» внезапно вынырнули из-за туч. Мирные жители, конечно, испугались, бросились прятаться. А там ведь, в основном, пожилые люди были. Да ещё ослабли — от постоянного стресса, от похоронных хлопот. Короче, выпустили носилки. И Мохаммад, сильно ударившись о землю, пришёл в себя…

— Ничего себе! — Мне явно не хватало воздуха. — Кошмар какой… Ведь чуть действительно заживо не зарыли!

— Как говорится, нет худа без добра. Самолёты, к счастью, пронеслись мимо, к городу. Зато из ковра послышались стоны. Перепуганные люди развернули «покойника». Мой сын, в одеяле и саване, пытался приподняться. Из ран опять пошла кровь, проступила сквозь белую ткань. Конечно, Мохаммада сразу же утащили обратно в дом. Мало найдётся людей, которых носили с погоста! — гордо подчеркнул Руслан Элдарович. — Тогда-то сын и назвал себя, попросил сообщить мне. Но, когда я вбежал в дом, сын опять впал в беспамятство. За большие деньги удалось сесть с ним в «вертушку»*, попасть в Моздок. Оттуда — в Ростов-на-Дону — транспортным самолётом. Оформили его как жертву криминальной разборки, запросили Петербург о помощи. В Москву соваться не решились. Вот и всё, собственно. Легенда надёжная, поверьте. Сейчас сын приходит в себя после второй операции, сделанной уже здесь.

— Падчах, а вы не боитесь, что сын в беспамятстве заговорить по-чеченски? А вдруг назовёт своё настоящее имя?

Я очень боялся разоблачения. Не из-за себя, конечно, а исключительно потому, что симпатизировал Мохаммаду.

— Это если бы не знали имени, а так уже карточку завели. И потом, вряд ли в Питере отличат чеченский язык от аварского, — усмехнулся Падчах. — Да и зачем им это? Платят за пациента, и пусть себе лежит. Если ситуация осложнится, наш человек предупредит Мохаммада. И вас постараемся не подставить. Вам я тоже заплачу…

— Падчах, это вы зря! — У меня даже руки затряслись. — После того, что было там, на заливе…

— Не деньгами, Андрей, не деньгами! — загадочно сказал Эфендиев. — Пойдём-ка, покурим. Ребята мои не дымят, молодцы. А вот не могу бросить. Слаб человек…

Мы все улыбнулись. Лично я ещё не видел более сильного духом человека, а уж Сашок с Инессой — тем более. Охранники, присмотревшись к манипуляциям хозяина, тоже начали делать лягушек из салфеток. И я только сейчас увидел, какие это ещё молодые ребята.

Мы отправились на кухню в сопровождении Инессы. Кот так и сидел около неподвижного тела, выразительно смотрел на нас. Что-то в этом животном было мистическое — и не только чёрный цвет. Инесса, между прочим, заметила, что зверь обладает способностью моментально снимать боль и даже лечить.