Великое плавание - Зинаида Шишова

29 сентября мы вошли в гавань Изабеллы. Адмирал лежал в своей каюте в бессознательном оцепенении, почти без чувств, с помутившимся взором.

Флот вошел в гавань под командой Диего Мендеса.

В то время как вышедшие нам навстречу музыканты приветствовали нас на набережной звуками труб и фанфар, беспомощного, как дитя, адмирала на руках сносили с корабля.

Все были удручены состоянием господина, и никто не мог предположить, что здесь же, на берегу, его ожидает такая большая радость.

Я, Хуан Роса и еще два матроса держали носилки адмирала, когда кинувшийся навстречу высокий, статный мужчина чуть не сбил нас с ног.

Увидя незнакомца, адмирал с громким криком поднялся с носилок. Это был старший брат господина, синьор Бартоломе Колон, с которым он не виделся уже около десяти лет.

Привезшие синьора Бартоломе корабли, сгрузив на Эспаньоле орудия и припасы, были уже на пути в Кастилию.

Узнав во Франции об удачном предприятии адмирала, синьор Бартоломе поспешил в Кадис, чтобы повидаться с братом, но в это время мы уже отбыли в наше второе плавание.

Тронутая этой его неудачей, королева предложила ему принять командование над тремя судами, отправляемыми в колонию. Четыре каравеллы Торреса должны были идти им вслед. Я думаю, что синьор Бартоломе — отличный моряк, если, не имея карты, привел суда в гавань Изабеллы. Ведь он мог руководствоваться только противоречивыми показаниями матросов, а потратил на это плавание вдвое меньше времени, чем господин адмирал.

Несмотря на одолевающую его слабость, господин тотчас же поднялся с носилок и, поддерживаемый с одной стороны синьором Диего, а с другой — синьором Бартоломе, пешком отправился к своему дому.

Народ шпалерами стоял по бокам дороги, пропуская наше маленькое шествие. Все кричали «ура» и бросали вверх шапки. В толпе я сейчас же узнал радостное лицо синьора Марио. Рядом с ним, с любопытством оглядываясь по сторонам, стоял молодой красивый индеец.

Не прошло и получаса, как мы уже шли по направлению к дому секретаря. Я знал, что синьор Марио неоднократно отказывался взять себе в услужение индейца, несмотря на то что это стало обычаем среди колонистов, да и величественная осанка юноши сбила меня с толку. Поэтому несколько раз, указывая на нашего спутника глазами, я спрашивал знаками, в чем дело. Но секретарь, улыбаясь, шел впереди и не отвечал на мой безмолвный вопрос.

Подойдя к дому синьора Марио, я вскрикнул от восторга. Вместо тесовой крыши, обычно увенчивающей дома колонистов, синьор Марио покрыл свою хижину, по примеру индейцев, пальмовыми листьями. Это предохраняло живущих в доме от томительной жары. Внутри убранство комнаты также напоминало индейскую хижину. Вместо постелей качались подвешенные к столбам гамаки, полы были устланы сплетенными из пальмовых волокон циновками, незатейливая утварь состояла из индейской глиняной раскрашенной посуды, стены были убраны цветами, распространяющими приятный, освежающий запах. Если бы не кипы бумаг, разложенные по окнам и некрашеному, грубо сколоченному столу, можно было вообразить, что здесь обитают индейцы.

— Уж не думаете ли вы жениться, синьор секретарь? — спросил я, указывая на цветы и посуду. — И для чего вам три гамака?

— Один гамак для тебя, — сказал синьор Марио, — один для меня, а третий для Гуатукаса, которого прошу любить и жаловать, — сказал он, похлопывая юношу по плечу. — А женился бы я с удовольствием, — добавил он, — только эта девушка не захочет обратить на меня внимание. Не правда ли, Гуатукас?

Индеец, как видно, отлично понимал нашу речь и если не вступал в разговор, то исключительно из свойственной этому народу сдержанности. Обняв индейца за плечи, синьор Марио продолжал:

— Да, да, вот перед тобой Гуатукас — сын Гуатукаса и брат Тайбоки, самой красивой девушки на Гаити.

Индеец, выйдя на террасу, тотчас же вернулся и, подойдя сзади, надел мне на шею тяжелое ожерелье из синих камней. После этого он вложил мне в руку тяжелый золотой обруч.

— Что это, — спросил я в недоумении, — и почему ты мне это даришь?

— Мой народ дарит тебе это, — сказал он, — и зовет тебя в наши вигвамы. Мы не строим хижин, как здесь, а живем в шатрах — вигвамах, потому что нам непрестанно приходится переходить с места на место.

— Не ошибся ли ты, — сказал я, — и мне ли предназначены эти ценные подарки? Почему именно мне выпала такая честь?

— Ты брат нашего любимого брата, — сказал Гуатукас, — и, значит, ты наш брат.

Я обернулся к синьору Марио, ища у него объяснения.

— Если бы ты исполнил свое обещание, — сказал синьор Марио, улыбаясь, — я рассказал бы тебе все сейчас же, но где же черепахи, бабочки и листья?

Тут только я вспомнил о данном секретарю и не выполненном мной слове пополнять его коллекции черепахами, ящерицами и цветами.

— В наказание за рассеянность мы промучим тебя до вечера, — сказал синьор Марио.

— Брат мой велел мне одарить этого юношу, — сказал индеец серьезно, — но ничего не сказал о том, чтобы его мучить. Он любит этого человека, и я не стану причинять ему зла.

— Ну, как тебе нравится посланный Орниччо? — улыбаясь, спросил синьор Марио.

ГЛАВА X

Вести об Орниччо

С первых же слов Гуатукаса какая-то безумная надежда вспыхнула в моем сердце, но мне столько раз и так горько приходилось разочаровываться, что я и теперь боялся поверить сам себе.

Я стоял молча, поглядывая то на секретаря, то на индейца.

— Что с тобой? — спросил синьор Марио. — Раньше одно упоминание об Орниччо заставляло тебя краснеть и бледнеть, а вот перед тобой стоит человек, который всего два дня назад говорил с твоим другом, а ты даже не хочешь его расспросить о нем.

Гуатукас лучше синьора Марио понял мое состояние.

— Выпей сока агавы, — сказал он, подавая мне кувшин с ароматной жидкостью, — освежись и успокойся. Потом до самой ночи я буду отвечать на все твои вопросы.

Когда Орниччо начинает говорить о тебе, мы укрываемся в тени от горячего солнца, а когда он заканчивает свой рассказ, мы кутаемся в плащи, потому что уже наступает утро.

— Гуатукас прибыл сюда за тобой, — сказал синьор Марио, — но у него есть еще поручение от его дяди, касика Веечио, к адмиралу. Я тотчас же отправляюсь повидаться с Голубком и упрошу его принять юношу. Вы же пока на свободе поговорите обо всем, что тебя может интересовать.

Однако, когда через два часа синьор Марио вернулся с известием, что адмирал, повидавшись с братьями, пошлет за нами, я все еще не отпускал от себя Гуатукаса, засыпая его градом вопросов о своем друге.