Употребитель - Алма Катсу

Я упала на колени рядом с телом Узры и сжала ее запястье, но ее рука уже похолодела, и душа уже, наверное, выпорхнула из тела. Она так жаждала свободы — сильнее, чем все мы. Для меня ужас был в том, что я продумала наш побег — мой и Джонатана, но мне не пришло в голову взять с собой Узру. Несмотря на то что я знала, как отчаянно ей хочется бежать, я не подумала о помощи этой бедной девушке, которая столько лет была объектом болезненной страсти Адера, которая была так добра ко мне, которая помогла мне изучить все ходы и выходы в этом доме, в этом волчьем логове. Я принимала ее как данность, а теперь меня настигло холодное осознание своего эгоизма. «Быть может, мы с Адером, что называется, два сапога — пара?» — с тоской подумала я.

Джонатан услышал шум и поднялся по лестнице к нам. Увидев на полу убитую Узру, он был готов помчаться к Адеру и подраться с ним. Пришлось нам с Донателло удержать его.

— Чего ты добьешься? — крикнула я Джонатану. — Вы с Адером можете хоть до скончания веков колошматить друг дружку. Как бы сильно вам ни хотелось, ни один из вас не способен убить другого.

Как же мне хотелось сказать ему правду — что Адер не тот, за кого себя выдает, что он еще более могуществен, жесток и безжалостен, чем все мы себе представляем… но я не могла рисковать. Я боялась, что Адер интуитивно почувствует мой страх.

Кроме того, я не могла рассказать Джонатану о своих подозрениях. Теперь я знала всё. Эти нежные взгляды, которые Адер бросал на моего Джонатана… нет, он вовсе не собирался затащить его к себе в постель. Его увлеченность Джонатаном была намного глубже. Адеру хотелось ласкать это тело, гладить его, прикасаться к нему не потому, что он пылал страстью к Джонатану, а потому, что он хотел им завладеть. Завладеть этим совершенным телом и красивым лицом. Он был готов поселиться в теле мужчины, перед которым никто не мог устоять.

Адер дал распоряжения: мы должны были хорошенько вычистить очаг на кухне и изготовить похоронные носилки. Девушка-посудомойка и повариха вылетели из кухни пулями. Донателло, Алехандро и я сняли с плиты все кухонные принадлежности. Потом мы вычистили гигантскую духовку: отскребли сажу со стенок, вымели пепел. Носилки были изготовлены из досок, на которые мы положили хворост и сосновые шишки и полили их смальцем. Поверх хвороста и шишек положили солому и дрова. Тело Узры, завернутое в белый льняной саван, уложили поверх дров.

К растопке поднесли факел. Вспыхнуло пламя. Дрова разгорелись не сразу, но примерно через час уже пылал настоящий костер. Жара в кухне стояла ужасная. Наконец огонь охватил тело Узры. Саван сгорел очень быстро. Пламя проворно сновало по ткани, и ткань морщилась, словно кожа. Черный пепел, подхваченный током воздуха, улетал вверх по дымоходу. Страшный, неведомый запах заставил всех в доме нервничать. Только Адер спокойно переносил этот запах. Он сидел в кресле напротив духовки и наблюдал за тем, как огонь постепенно пожирает Узру — ее волосы, одежды, кожу рук… Наконец начали шипеть пропитанные влагой мышцы. Дом наполнился запахом горящей плоти.

— Представить себе только, как воняет из трубы, — пробормотала Тильда, у которой от дыма слезились глаза. — Он не боится? Мало ли что подумают соседи?

Мы сгрудились у кухонной двери и смотрели на Адера. Через некоторое время Донателло и Тильда ушли к себе, мрачно переговариваясь. А мы с Алехандро остались.

К рассвету все, что находилось в духовке, выгорело. Дом наполнился прозрачным серым дымом. Дым висел в воздухе, от него пахло костром. Только тогда, когда печь остыла, Адер встал из кресла и, выходя из кухни, прикоснулся к плечу Алехандро.

— Проследи, чтобы пепел собрали, а потом развеяли над водой, — глухим голосом распорядился он.

Алехандро все сделал сам. Он присел на корточки перед духовкой с маленькой метелкой и совком.

— Сколько пепла, — бормотал он, не обращая внимания на меня, стоявшую рядом. — Это все от дров, наверное. От самой Узры должно было остаться не больше горстки… — В это мгновение метелка прикоснулась к чему-то твердому, и Алехандро стал шарить пальцами в пепле. Он нашел обугленный кусочек кости. — Может быть, стоит сохранить? Для Адера? Вдруг эта косточка ему понадобится? Из таких вещей получаются могущественные талисманы. — Алехандро долго задумчиво смотрел на обломок кости, а потом бросил в совок. — Хотя вряд ли.

Адер долго не показывался нам на глаза. Весь день он не выходил из своих покоев и из визитеров принял только стряпчего, мистера Пиннерли. Тот примчался на следующий день с портфелем, разбухшим от бумаг. Час спустя стряпчий вышел. Физиономия у него покраснела так, словно он пробежал несколько миль. Я перехватила его у двери, выразила озабоченность его внешним видом и предложила принести ему какой-нибудь прохладительный напиток.

— Чрезвычайно любезно с вашей стороны, — поблагодарил меня мистер Пиннерли, хлебнув лимонада и утирая вспотевший лоб. — Боюсь, задерживаться мне никак нельзя. Ваш господин ожидает подлинных подвигов от простого юриста. Но ведь я не способен повелевать временем и заставлять его плясать под мою дудку, — выпалил Пиннерли и заметил, что из его портфеля торчат бумаги. Он принялся засовывать их внутрь.

— О, вот как? Что верно, то верно — он невероятно требователен, но уж вы-то такой умный, непременно справитесь, какое бы задание вам ни дал Адер, — проворковала я, беззастенчиво льстя стряпчему. — Но скажите мне, какого же чуда он от вас ожидает?

— Надо провести несколько непростых денежных переводов, включая европейские банки, и некоторые из них находятся в городах, названия которых я сегодня услышал впервые, — признался Пиннерли, но вдруг, похоже, поймал себя на том, что выболтал лишнее женщине, положение которой в доме ему было не слишком хорошо известно. — О нет, ничего серьезного, не обращайте внимания, милочка. Все будет сделано, как он просил. И не забивайте такими делами свою хорошенькую головку. — Он так снисходительно похлопал меня по руке, что мне захотелось съездить ему по физиономии. Однако пока я не узнала того, что хотела узнать.

— Только и всего? Перевести деньги в другие места? Уж такое простое дело вы, с вашим-то опытом, одним пальчиком провернете.

Свои слова я снабдила не самым приличным жестом — облизнула мизинец. И попала в точку. У Пиннерли отвисла челюсть. Если прежде у него и были сомнения, что этот дом битком набит опытными кокотками, то теперь все они развеялись.

— Милочка, это что вы только что сдела…

— О чем еще вас просил Адер? Уверена, он не поручил вам ничего такого, с чем вы не управитесь до вечера. Вы ведь могли бы к ночи принять гостью…

— Он велел мне купить билеты на завтрашний дилижанс до Филадельфии, — выпалил Пиннерли. — А я ему сказал, что это вряд ли получится. Придется арендовать частного извозчика.

— Завтра? — воскликнула я. — Он уезжает так скоро!

— И вас с собой не берет, милочка. Нет. А вы в Филадельфии бывали? О, прекрасный город, доложу вам, во многом интереснее Бостона. Правда, миссис Пиннерли там вряд ли захотела бы побывать. А вот вам бы я с радостью показал этот город…

— Погодите! Откуда вы знаете, что я с ним не еду? Он вам прямо так сказал?

Стряпчий высокомерно улыбнулся:

— Ну-ну, не кипятитесь, милочка. Он не убегает от вас с другой дамочкой. Едет он с мужчиной, счастливым обладателем всех этих денежных переводов. Если бы ваш господин посоветовался со мной, я бы порекомендовал ему усыновить этого молодого человека — так все было бы намного проще…

— Джонатан? — спросила я. Мне хотелось схватить стряпчего за плечи и вытрясти из него имя. — То есть… Джейкоб? Джейкоб Мур.

— Да, именно так его зовут. Он вам знаком? Он станет очень состоятельным человеком, заверяю вас. Вы уж меня простите великодушно, но, быть может, вам стоит обратить свои взоры на этого мистера Мура, пока слухи не просочились… Гм-м-м… — Мистер Пиннерли, неверно истолковавший мои намерения, теперь не знал, как ему выпутаться. Он кашлянул. — То есть… я не позволю себе даже предполагать, что между вами и протеже графа… Я прошу прощения. Пожалуй, я злоупотребил своим положением…

Я с невинным видом хлопнула в ладоши:

— Похоже, злоупотребили.

Стряпчий сунул мне опустевший стакан и схватил свой портфель:

— Прошу вас, поверьте мне, мисс, я много чего могу наговорить сгоряча. Я выражался фигурально. Надеюсь, вы не скажете графу о том, что я упомянул о…

— О том, что вы проговорились? Нет, мистер Пиннерли. Уж я-то не проговорюсь.

Он растерялся:

— И, как я понимаю, насчет полуночного визита, это вы…

— Об этом даже речи быть не может, — покачав головой, сказала я.

Пиннерли устремил на меня вымученный взгляд, полный желания и сожаления, и выскочил за дверь. Я не сомневалась, что ему не терпелось покинуть этот дом, где обитал такой странный клиент.