Память, Скорбь и Тёрн - Уильямс Тэд

— Откуда он взялся? — крикнул герцогу Айнскалдир, невидимый из-за стены ливня. Изгримнур представления не имел, откуда, но странное событие чрезвычайно обеспокоило его. Он никогда еще не видел, чтобы буря налетела так внезапно, да еще с такого чистого неба. Когда одна из лошадей поскользнулась на мокрой траве и сбросила всадника, который, хвала Эйдону, приземлился благополучно, Изгримнур возвысил голос и приказал отряду остановиться.

Вот так и получилось, что они разбили лагерь здесь, всего в полулиге от Вальдхельмской дороги. Герцог собирался вернуться в аббатство, но люди и лошади очень устали, а кроме того, все помнили пламя, ревевшее над монастырем, когда они уезжали, и понимали, что вряд ли там осталось хоть что-нибудь, ради чего стоило возвращаться. Раненый Айнскалдир решил все-таки съездить в аббатство, забрать тело Хова и все, что могло дать риммерсманам ключ к разгадке. Иногда казалось — но Изгримнур знал, что это не так, — что Айнскалдир не способен испытывать никаких чувств, кроме свирепой злобы. Зная эти качества Айнскалдира, герцог быстро сдался, приказав на всякий случай захватить с собой Слудига, обладателя менее пылкого духа. Слудиг был хороший солдат, но тем не менее достаточно ценил собственную шкуру, чтобы сдерживать необузданные порывы Айнскалдира.

Стою как столб, — с усталым отвращением думал Изгримнур, грею свою задницу, а молодежь делает дело. Будь проклят этот возраст, будь проклята эта ноющая спина, будь проклят Элиас, будь прокляты эти чертовы времена!

Он посмотрел себе под ноги, нагнулся и поднял из грязи кусок дерева, который он надеялся при помощи какого-то чуда превратить в древо, чтобы положить его на грудь Гутрун, своей жене, когда он наконец вернется в Элвритсхолл.

И будь проклята эта резьба! Он бросил брусок в огонь.

Удовлетворенно погладив себя по животу, он швырнул, в костер кроличьи кости. Тут раздался приближающийся стук копыт. Изгримнур вытер руки о штаны и другие последовали его примеру — не годится держать оружие в жирной руке. Судя по звуку, всадников было немного, два, от силы три, но никто не расслабился до тех пор, пока из темноты не появилась белая лошадь Айнскалдира. Слудиг ехал следом, ведя в поводу третью лошадь, через седло которой были перекинуты два тела.

Два тела, но — как выразительно объяснил Айнскалдир, — только один труп.

— Мальчишка! — буркнул Айнскалдир. Его черная борода уже лоснилась от кроличьего жира. — Нашел его в аббатстве, повсюду совал свой нос. Решил прихватить его.

— Зачем? — зевнул Изгримнур. — Это просто мусорщик.

Айнскалдир передернул плечами. Слудиг, его светловолосый спутник, вежливо улыбнулся; это была не его идея.

— Вокруг нет жилья, и мы не видели в аббатстве мальчишек. Откуда он взялся? — Айнскалдир отрезал еще кусочек. — Когда мы схватили его, он звал какого-то Бенну или Биннока, я не разобрал.

Изгримнур отвернулся и с горечью посмотрел на молодого Хова, лежащего рядом. Хов был двоюродным братом жены Изорна, сына Изгримнура. Родство не близкое, но достаточное, по суровым законам севера, чтобы герцог почувствовал мгновенный укол совести. Смерть молодого человека до сих пор оставалась неотомщенной.

Потом он перевел взгляд на пленника, все еще связанного. Его сняли с лошади и прислонили к большому камню. Это был парнишка, всего на год или на два моложе Хова, худой, но жилистый. Его веснушчатое лицо и копна рыжих волос странно тревожили память герцога, но ему никак не удавалось вспомнить. Парень все еще не пришел в себя после удара Айнскалдира, глаза закатились, рот полуоткрыт.

Похоже, обычная деревенщина, думал Изгримнур, кроме разве что сапог. Но их, держу пари, он нашел в аббатстве. Зачем, во имя фонтана Мемура, Айнскалдир притащил беднягу сюда? Что мне теперь с ним делать? Убить? Забрать с собой?

Дать ему помереть с голоду?

— Поищите камней, — сказал, наконец, герцог. — Хову понадобится пирамида. Мне кажется, здесь полно волков.

Наступила ночь. Скопления камней, которыми была усеяна вся долина под Вальдхельмом, казались только глыбами непроницаемой тьмы. Горел высокий огонь, и мужчины задумчиво слушали песню Слудига. Изгримнур слишком хорошо знал, почему взрослые мужчины, потерявшие товарища, могут позволить себе заниматься такими глупостями. Незаметная пирамида Хова стала одной из теней в ночной долине, и как сказал он сам месяцы назад, сидя за столом напротив короля Элиаса, странные слухи прилетают с ветром. Здесь, на открытом незащищенном пространстве, то, что в Хейхолте или Элвритсхолле казалось россказнями путешественников, совсем не просто было отогнать нехитрой шуткой. Так что мужчины пели, и их нестройные голоса были единственным человеческим звуком в безмолвии ночи.

Но даже забыв о всяких там привидениях, нельзя забыть, что мы были атакованы сегодня, и причину этого я понять не могу. Они ждали нас. Ждали. Что, во имя Святого Узириса, это может значить?

Может ли быть, что бандиты просто поджидали очередную группу путешественников, которая соберется остановиться в аббатстве? Но почему там?

Если это обыкновенный грабеж, они ведь могли ограбить и сам монастырь? И зачем ждать случайных путников в аббатстве, где уж наверняка найдутся свидетели любому воровству?

Но нельзя сказать, чтобы осталось так уж много свидетелей, будь прокляты их глаза. Может быть, один найдется, если окажется, что этот мальчик что-нибудь видел.

Это не имело никакого смысла. Терпеливо ждать, чтобы подстеречь случайных путников, которые вполне могут оказаться стражниками, особенно теперь. Да, которые, кстати, и оказались вооруженными, закаленными в боях северянами.

Так что приходится принять предположение, что это была охота на его отряд.

Но зачем? И, что не менее важно, кто? Его враги, первый из которых Скали из Кальдскрика, отлично ему известны, а ни в одном из бандитов не узнали никого из клана Скали. Кроме того, Скали давным-давно убрался назад, в Кальдскрик. Он никак не мог узнать, что Изгримнур, которому до смерти надоело без толку слоняться по замку, решится наконец поспорить с Элиасом и после долгих уговоров получит его королевское разрешение вернуться на север.

Ты нужен нам здесь, дядя, говорил он мне. Он прекрасно знал, что я давно уже не верю в это. Просто хотел не спускать с меня глаз, вот что.

Но Элиас не оказался и вполовину таким несговорчивым, как опасался герцог.

Изгримнуру их спор показался просто формальностью, как будто Элиас заранее предвидел его и приготовился уступить.

Расстроенный своими мыслями, Изгримнур уже собирался подняться и пойти прилечь, но тут к нему подошел Фрекке. На фоне костра старый солдат казался просто шаркающей, долговязой тенью.

— Одну минутку, ваша светлость.

Изгримнур криво улыбнулся. Старый ублюдок опять надрался! Он становился официальным только в очень пьяном виде.

— Фрекке?

— Это о том мальчике, герцог, о том, которого привез Айнскалдир. Я думал, что вы захотите поболтать с ним. — Фрекке покачнулся, но сделал вид, что просто подтягивал штаны.

— Ну что ж, пожалуй. — Поднимался ветер. Изгримнур запахнул полы куртки и повернулся, чтобы идти, но остановился на полдороге. — Фрекке?

— Ваша светлость?

— Я швырнул в огонь еще один проклятый кусок дерева.

— Я так и думал, ваша светлость.

Фрекке повернулся, торопясь к своей кружке, и герцог был готов поклясться, что на лице солдата вспыхнула улыбка. Ну и черт с ним и с его деревом!

Мальчик у костра обсасывал косточку. Айнскалдир сидел на камне подле него и выглядел обманчиво расслабленным — Изгримнур никогда не видел, чтобы этот человек расслаблялся. Свет костра не давал проследить взгляда Айнскалдира, но глаза мальчика были широко раскрыты, как глаза удивленного оленя у лесного пруда.

При появлении герцога мальчик перестал жевать и подозрительно посмотрел на него, приоткрыв рот. Изгримнур заметил, как что-то изменилось в выражении его лица. Облегчение? Изгримнур удивился. Несмотря на подозрения Айнскалдира, он ожидал увидеть обычного крестьянского мальчика, ужаснувшегося или, по крайней мере, уныло ожидающего неприятностей. Этот и правда казался крестьянином, невежественным, грязным сыном садовода в оборванной одежде, но какая-то настороженность в его взгляде заставила герцога всерьез подумать о словах Айнскалдира.