Танец со змеей - Егор Вакула

– Я думаю, что Ила увидел все, что не надо еще в первый день. Его это просто не интересует. У него мое прошлое вызывает только… досаду. – Она посмотрела на себя в отражении блестящей металлической тарелки. – Хозяева, наверное, подумали, что это грязь на лице. Теперь понятно, почему мне хозяйка на щеку указывала. А на улице было темно… да и вообще, ты понял, что я сказала? На меня напали…

– И кто победил?

– Ты относишься к этому так просто? – Удивилась она. – Я же – это весь твой план! А ты меня не встречаешь, не провожаешь…

Вороней вновь отвлекся от книги и взглянул на нее. Если убрать с ее лица все возможные градации ненависти, силы, надменности, пренебрежения, злорадства, довольства и редкой спокойной радости – все варианты смесей этих чувств, то за ними всегда оставался один лишь взгляд собаки, молящей хозяина впустить ее в дом с ненастной погоды. И именно в этот момент ее черные глаза представали во всей своей красе.

– Тис, – насладившись видом начал Вороней, – ты – перволинейная ведущая, да еще и отрядная. Я бы предпочел, если бы ты растила свою женственность только на сцене и в постели, но не в быту и в сложных ситуациях.

Она сняла сапоги, ей захотелось кинуть одним из них в своего любовника. Так, чтобы грязная подошва пришлась ему прямо в лицо.

– Но ведь ты сам знаешь, что случай бывает разный! А если бы меня кто треснул исподтишка?

– Хорошо, кто это был? – Посерьезнел Вороней.

– Я не знаю, не разглядела в темноте.

– Чего они хотели?

– … что бы я им станцевала… – Октис недоуменно развела руками.

– И ты достала кистень и тут же всех уложила? – Угадал он.

– Да… но ты же понимаешь, что им не танцы были нужны…

– Конечно. – Он закрыл книжку и положил ее на пол. Уставился острым взглядом прямо в ее уставшие глаза. – Итак. Какие-то ребята вечером решили поразвлечься, и их компании не хватило женского внимания. Они оказались теми еще эстетами, потому пошли не в бордель. И даже не к зеленоволосым, что, конечно, надежней. Или на левые улицы, где могли бы снять бабу даже без денег. Они направились прямиком к твоему клубу. И там они тут же встретили перволинейную вольную ведущую – в образе танцовщицы, у которой все житейские проблемы приводят либо к ее славной победе, либо к бесславному поражению и разграблению ее сокровища. Скажи мне, был ли у них хоть один шанс? Они напали первыми? Хоть один тебя ударил? Не осквернена ли сокровищница? Ну, за исключением того, что некто тамуже бывал…

– Не-а. – Она будто с досадой покачала головой.

Октис смотрела на Воронея, а видела того парня, которому загнала кинжал в живот почти сезон назад. Она только сейчас поняла, что ее любовник был схож с ним, только вместо круглых онемевших от страха глаз, на нее твердо смотрели слегка прищуренные бойницы.

– Ты – перволинейный солдат. – Продолжал он. – Нельзя тебе бояться за то, чего не случилось. Солдат должен быть материалистом! Пути Творцов не знают слов «если бы»!

Вольная ведущая прислонилась плечом к стене.

– Пойми, – вздохнула она, – трудно быть и танцовщицей, и перволинейной одновременно. Занятие мое мне кажется просто смешным, если я вспоминаю прошлое. Ты не даешь мне право быть женщиной – как мне при этом изображать из себя танцовщицу?

– Быть женщиной, значит, быть слабой? Значит, не быть воином? – Уточнил Вороней.

– Нет. – Октис пожала плечами. – Честно, я понятия не имею, что значит быть женщиной.

– Ты устала.

– Очень. – Закивала она.

Вороней похлопал по свободному месту их лежбища, пригласив ее лечь рядом. Будто ожидая лишь его разрешения, она сняла накидку с упокоенным за складками гасилом и улеглась рядом.

– Если хочешь, я буду провожать тебя туда и обратно. – Решил он. – Нам все равно вскоре придется приступить к созданию соответствующего образа вокруг тебя.

– Нет, не провожай. Я сама справлюсь. Подождет твой образ…

Он сполз вниз на ее уровень.

– Будешь бить всех встречных?

– Угум. – Промычала Октис, прекрасно зная, что уже не успеет что-либо сказать.

Вороней навис над ней, приобнял и добрался до ее губ. Она была не против, подумав лишь на миг о кинжале и золоте, уже давно хитро спрятанным в ученической раздевалке клуба.

Октис сидела на простой плетеной циновке посреди небольшой невзрачной комнатушки. Привычно зашуршала раздвижная дверь, вошел торговец смертью. Она не знала, как очутилась здесь, и почему его появление было воспринято ей столь спокойно и ожидаемо.

– Она умерла. – Без эмоций заявил он. – Сейдин нет. Ты не успела. Если бы ты понимала, то могла бы дойти до нее. Когда угодно. И все изменить. Но ты не понимаешь. И ничего не можешь.

– Нет! Нет-нет-нет! – Заревела девушка. Руки ее задрожали. Опустив голову, она поднесла их к своим длинным зеленым волосам. – Пусть все вернется назад! Пусть! Время! Совсем немного! Пожалуйста!

Время казалось материалом, податливым в умелых руках. Но оттого Октис чувствовала лишь бессилие. Ее руки не умели работать со столь деликатной материей. Они были грубы, забиты. Они причиняли боль, но не чинили время.

Она заплакала. Навзрыд. Не имея никакого контроля над собой.

Слезы? – Вдруг подумала Октис и убрала ладони, чтобы посмотреть на них. – Мои слезы. Нет у меня слез. Я сплю.

***

Она всегда считала свой сон чутким. Будто спит каждый раз в пол глаза. Но и сейчас ей понадобилось некоторое время, чтобы вспомнить, где она находится. Только в одном Октис была права: она оставалась ровно там же, где и уснула, ровно в той же позе – верхом на ветви посреди Донного леса. Дурной сон отступил, тоскливое наваждение растворилось во мгле и боли от затекших чресел. Однако давило не только в костях таза и в спине – Октис почувствовала несвободу в груди. Попыталась расправиться, но что-то ей мешало. Тогда-то она, чуть привыкнув к неловкому свету Отца, рассмотрела своего спутника. Гордей, в отличие от нее, на месте не удержался. Он сполз в сторону, но не повалился в пустоту, а ухитрился попасть прямиком на нее. На ее нагрудник.

Ведущая не оценила подобную перестановку. Она не была готова предоставить свою грудь в качестве подушки кому угодно. Никому – хотя бы без предварительного согласия. Октис постаралась тут же нащупать мужскую голову и ухватиться за нее. Но в ее поисках провела ладонью по щитку и угодила во что-то влажное и липкое.

– Ну, Боги! – Прошипела она.

Ее сосед залил кожу грудного щитка своими соплями. – Эта простуженная ошибка Творцов умудрилась сначала заболеть, затем съехать с собственного ночлега носом прямиком на мою грудь и беззастенчиво напустить поверх слюней и соплей. Не отрываясь ото сна!