Верь мне - Елена Тодорова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Порыв вцепиться Титову в шею и выдавить из него весь воздух настолько сильный, что приходится полностью оцепенеть, чтобы остановить подъем рук и тормознуть требуемое для этого перемещение ног.
Естественное стремление защитить Соню не впервые за считанные секунды превращает меня в психопата. Но я стараюсь держать всю эту бурю в себе и грузить мозг работой на перспективу.
– Типа того, – машинально выдыхаю, пристально наблюдая за реакциями Титова.
И он, следует отдать должное, спокойно выдерживает мой взгляд.
– Знаешь, что бросилось в глаза первым делом? По чему я понял, что это не София?
– И по чему же?
– Я просмотрел фотографии настоящей Богдановой до переезда в столицу и снимки, которые мне передали из Киева сейчас, – выдав это, цокает языком. – Этой девушке не хватает улыбки. Угрюмая, как солдат-срочник без увольнительных после гауптвахты. А София Богданова улыбается. Даже сейчас. В Париже. На всех фотографиях сияет.
И снова у меня по коже озноб летит.
Знаю, что у нее все хорошо. В прошлом месяце к ней отправлял мать, в позапрошлом – Полторацкого. Да и Анжела Эдуардовна, старуха-соседка, которую я выслал из страны в компании с этим рыжим мохнатым монстром следом за Соней, регулярно докладывает о том, как живется им втроем в французской столице. Любительница смайлов не щадит моих блядских чувств – пару дней назад расписывала, что у Сони… У моей, мать вашу, Богдановой… У нее появился ебаный поклонник.
Я, конечно, предполагал, что это когда-нибудь случится. Но не думал, что так скоро.
Мадам Анжела: Гаспар живет в соседнем доме. И теперь завтракает только в нашем кафе. Активно зовет мою девочку на свидание. Она пока не дает четкий ответ. А я говорю ей соглашаться. Все-таки Софии нужно налаживать свою личную жизнь. Не хочу, чтоб она осталась одна, как я. Вы же не против, Саша? Как ваша семья?
Александр Георгиев: Скиньте мне полные данные этого Гаспара. Я должен его проверить.
Мадам Анжела: Конечно. Будем ждать вашего решения.
Вспоминаю об этом, и за грудиной заламывает, лишая на мгновение возможности дышать. Но я игнорирую это и подношу ко рту сигарету. Заставляя себя сделать тягу, давлюсь никотином, как чадом.
– Я стар, – вновь повторяет Титов, пока я прокашливаюсь. – А еще, как бы это дико ни звучало, безудержно сентиментален и бесстыдно романтичен. Мне уже неинтересны новые мощности. Хватает моря. Но я впрягусь в вашу команду по покупке «Южного региона». Исключительно в память о своей собственной войне, ради любви.
Я сглатываю. Медленно перевожу дыхание.
– Значит, по рукам? – уточняю, вглядываясь в морщинистое лицо Адама Терентьевича.
Отвечая на мой вопрос, он просто протягивает мне ладонь.
Скрепляем договоренность.
Больше не задерживаемся. Желаем друг другу приятного вечера и расходимся по машинам. Разница лишь в том, что Титов едет к любимой жене, а я – к той, которую с трудом выношу.
Александр Георгиев: Титов с нами. Завтра начнем юридическое оформление.
Закинув сообщение в чат «пятерки», сосредотачиваю взгляд на дороге.
Стараюсь не думать о ней. Привычно гоню все мысли, которые связаны с прошлым и будущим. Иначе не хватит ресурса на настоящее.
Александр Георгиев: С Гаспаром порядок. Парень чист. С моей стороны претензий нет. В остальном, как решит Солнышко.
Заставляю себя написать это сообщение. Казалось бы, что такого… А будто сам себе вырываю душу. Мука поглощает весь организм. И хоть внешне, судя по отражению в зеркале, не меняюсь, внутри я пылаю. Загибаюсь адски, не имея понятия, где в обычном человеческом теле берутся эти киловатты боли.
Мадам Анжела: Спасибо, Сашенька.
Спасибо… Едва не давлюсь этой благодарностью.
Но что еще я могу сделать? Ни хрена!
Жизнь тупо лупит меня под дых. Раз за разом опрокидывает. И с каким-то алчным интересом наблюдает за тем, как я поднимаюсь. Чтобы, едва я поймаю равновесие, нанести новый удар.
За своими мыслями и контролем за дорогой не сразу замечаю, как оживает общий чат.
Big Big Man: Аллилуйя!
Артем *Чара* Чарушин: Наконец-то! Молоток, Саня!
Mr Бойка: Не прошло и года… Поздравляю нас всех! Не строчите много, мы с кисой спать собираемся. Нюта болеет. Пока сбили температуру, надо откинуться.
Твой идол: Значит, завтра собираемся? В котором часу?
После этого шквала на душе, как обычно, теплеет. Может, я, как этот старый черт, становлюсь сентиментальным? Вот меня уже друганы на эмоции выставляют. Неосознанно ухмыляюсь, сообщаю время и прощаюсь.
Набирая скорость, разбиваю влажную дорожную грязь. Пока преодолеваю последние километры, сердце входит в привычный рабочий режим.
Открываю с пульта ворота Машталеров. Залетаю во двор, насрав на то, что гребаного тестя бесит агрессивная езда перед домом. Знаю, что он не посмеет открыть свое табло и сделать мне замечание. Максимум оторвется на дочери. А это меня, естественно, не ебет.
– Алекс! – восклицает Влада, подскакивая с дивана, едва я вхожу в дом.
Пока скидываю и прячу пальто, подбирается сзади и обхватывает мой торс руками. Не шибко церемонясь, раздраженно высвобождаюсь из ненавистных объятий.
– От тебя снова несет, – замечаю тупо по факту.
В целом меня не заботит ее участившаяся привычка ужираться в хлам.
– У меня траур и психологическая травма! Моя мать утонула на моей свадьбе! – огрызается заплетающимся языком.
Качнувшись, неуклюже оступается. Задевает напольный торшер и едва не валится вместе с ним на пол. Машинально ловлю за руку чуть выше локтя и не без отвращения придерживаю.
– Прошло целых два месяца. Достаточно, чтобы оправиться. Но ты предпочитаешь тонуть в своей бочке с вином.
– Всего два месяца, Алекс!
– Не визжи, – бросив это, не скрывая брезгливости, отстраняюсь. – Иди спать, Влада.
Поднимаюсь наверх. Проходя мимо кабинета тестя, отмечаю полоску света под дверью. Смотрю на циферблат наручных часов. Прикидываю, сколько еще он будет там находиться. Понимаю, что успеваю не только принять душ, но и изучить часть бумаг, копии которых снимал прошлой ночью,
