Вихрь преисподней - Глеб Соколов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что же ты поверил себе, а? Зачем же ты выбрал дело певца, а?.. Мог бы стать бухгалтером или продавцом. Или каким-нибудь инженером,? Знаешь, почему ты ошибся? Потому что у тебя была голова не такая, как сейчас!..
Не-Маркетинг подскочил к Ивану Бобылеву, – они проходили мимо витрины, – схватив его за голову, повернул ее к отражению на стекле. Иван Бобылев не сопротивлялся.
– Видишь, какая у тебя голова? – закричал Не-Маркетинг. – Большая! А раньше она маленькая, как большой грецкий орех... Ты был дебилом!.. Юноша, бледен и робок... Приперся в столицу! Певцом он решил стать!..
«Если бы все мы, не веря себе,Выбрали дело другое...Не было б, точно, согласен и я,Жалких писак и педантов –Только бы не было также, друзья,Скоттов, Шекспиров и Дантов!»
– воскликнул Иван Бобылев, не пытаясь освободиться.
Не-Маркетинг отпустил его:
– Но ты-то, ты-то, что кроме ужасных мук ты получил? Что же, твоя доля только в том, чтобы служить искупительной жертвой какой-то там неведомой судьбе?!
– Нет, проклятый дебил, нет! – воскликнул Иван Бобылев, глядя на него с гневом.
Но тот уже не смотрел... Впереди был старый дом. Необычным в нем был цокольный этаж с высокими полукруглыми окнами. Там шел какой-то ремонт.
– Посмотри на этот дом! Видишь, в первом этаже – замазанные краской окна?! Видишь? Ну, отвечай, видишь?!
– Вижу!
– А видишь неясный след вывески? Его еще можно различить?.. Ну же, говори!
– Вижу!
– А видишь за стеклами – кафе, которое было много лет назад?! Там сидит Иван Бобылев: у него не складывается карьера певца! Видишь его тоскливые глаза?
– ...
– Он же мог еще что-то успеть, переменить, куда-то побежать, где-то подсуетиться, но он сидит за столиком в грязном кафе, – у него очень маленькая, как грецкий орех, голова и в нее просто не может втиснуться мысль, что надо бежать куда-то и делать что-то, иначе карьера будет упущена, время уйдет и поздно что-то исправлять и менять!..
– Вижу! Вижу! Все вижу!
– А-а, вот ты и сломался! – торжествуя сказал Не-Маркетинг. – Разбил мне лицо, обзывал меня дебилом, а сам спустя короткое время – сломался.
– Он часто здесь стоит! – вдруг проговорил кто-то у него над ухом. – Все стоит и смотрит, словно там – не заброшенное кафе!..
Рядом стоял маленький старичок. Он внимательно смотрел на Не-Маркетинга.
– Откуда вы знаете?..
– Я часто за ним наблюдаю... Гуляю в этих местах, а его знаю: он – певец Иван Бобылев. В мою молодость популярен был, потом пропал, – старичок говорил, не поворачивая головы к Ивану Бобылеву, как будто того здесь не было. – Он здесь где-то живет. Я часто его встречаю. Слежу за ним. Издалека...
– А, вот как! – со злой радостью воскликнул Не-Маркетинг. – А где он еще бывает? Вы же знаете!
– Могу показать! – с готовностью ответил маленький старичок и посеменил вперед.
Невдалеке была стена. Её старинная кладка местами подлатана, поверху вился плющ. Над ним смыкались кроны деревьев. Сквозь старые ворота виднелись могилы: с покосившимися оградами, заросшие травой. Деревья наводили на все глубокие тени. На воротах – крест.
Трое шли молча. Иван Бобылев поотстал.
– Вот сюда он приходит! Один раз я проследил за ним!
Они прошли ворота. Старичок семенил дальше. Какая-то странная смесь униженности и беспардонного нахальства чудилась в нем Не-Маркетингу: жалкие короткие брючки, дешевые, модного фасона ботинки, а между верхом ботинок и низом брюк – белые носки с красными полосами...
Возле одной из могил старичок остановился... Старое семейное захоронение...
– Убирайся же, наконец! – крикнул Иван Бобылев.
– Да я и сам... Не люблю кладбища! – отскочив, пробормотал старичок и засеменил прочь. Казалось, он не обиделся...
– Чья это могила? – Не-Маркетинг подошел к железной ограде.
Вдруг он обернулся: старичок наблюдал, спрятавшись за дерево.
Увидев, что его заметили, посеменил прочь.
Не-Маркетинг разглядывал плиту:
– Что здесь написано?.. Ах вот что!.. Мазолевская!.. Мазолевский... Мазолевский... Ведь я слышал это... – в задумчивости проговорил он. – Да-да, много раз я слышал эту фамилию... Вот, значит, как!.. Мазолевский умер. Давно?
– Сто лет назад... – мрачно ответил Иван Бобылев.
– Так уж и сто?! Здесь написано другое... Почему ты не сказал, что он умер...
– Что тебе мой друг? Может, я хотел сказать, но ты... Как привидение... Появляешься в дождь и ускользаешь...
– Но всё же?
– Что ты хочешь знать? Умер и умер... Что тебе?
– Я знаю! Знаю... – Не-Маркетинг пришел в странное возбуждение.
– Ерунда! Не было причины... Я говорил... – Иван Бобылёв отвел глаза.
– Не-ет, была! Тебе неприятно... Я знаю... У этого Мазолевского была страшная, невероятная судьба!.. Да, именно так!..
– Хватит, перестань! – поморщившись и странно перебегая глазами с предмета на предмет, произнёс Иван Бобылёв.
– Ах вот! Опять в точку! – взволновался Не-Маркетинг.
– Перестань, что ты! Я не хочу слышать!.. Пойми, он действительно был... Нет, мы не часто виделись с ним. Даже напротив, мы не виделись десятилетиями. Я просто помнил о нём всегда. Вот и всё, всю жизнь! А дружбы не было!.. Ведь нельзя же назвать друзьями двух человек, которые никогда не видятся, не переговариваются... Так просто... Следят друг за другом со стороны!.. И оттого всё кажется ещё невероятнее и мрачнее, что наблюдаемо со стороны... Через знакомых... Через... Но это, действительно, очень... Не надо...
– Ты думаешь, я скажу что-то грубое? Я всё понимаю! Скажи, Шошо (он произнёс это с ударением на втором слоге), что это такое? Откуда, я помню это Шошо?.. Что с ним связано?..
Иван Бобылев молчал.
– Ну! Ответь!
– Мазолевский... Это был его псевдоним с юности... Он хотел прославиться под ним... Певец Шошо – так он хотел, чтобы было написано на афишах.
– Шошо, певец Шошо... Он же так и не стал никаким певцом... И уж тем более певцом Шошо... – задумчиво произнес Не-Маркетинг и посмотрел на отца.
– Да... Что значит, стал?.. Певцом любой себя может назвать... Другое дело, певца Шошо никто так и не узнал...
– Почему?
– Он пытался выступать... – как бы нехотя отвечал Иван Бобылев. – Но что-то у него всё не складывалось, всё как-то не так...
Вдруг в голосе Ивана Бобылева зазвучала страсть. Она словно прорвалась откуда-то в его голос:
– Не нужно ему было становиться никаким певцом Шошо... Я ведь, знаешь, с самого начала это чувствовал...
Иван Бобылёв начал говорить быстрее:
– С самого начала я чувствовал, что его ждёт, я предчувствовал эту его неудачу. Нас было трое... Странно, странно, хочу я тебе сказать: тысячи людей живут обычной, спокойной жизнью. И только есть совсем уж отдельные, совсем уж единицы, тронутые печатью безумия. Это они, они... Про них сказано... То, что ты читал из Некрасова... Мечтают о славе, а потом – счастливы, что попали в больницу.
– А-а, да-да, точно! Помню! – воскликнул Не-Маркетинг. – Я помню, ты рассказывал мне, ты был пьян, тебя душили пьяные слезы... Ну помнишь, помнишь, в том самом кафе, к которому мы с тобой сейчас подходили, где мы встретили этого старикашку...
– Да-да, старикашку... – словно через силу проговорил Иван Бобылев.
– Боже мой, старикашка! – воскликнул, точно бы опомнившись, Не-Маркетинг. – Да ты ведь сам уже почти старикашка! Ты ведь сам уже вот-вот станешь старикашкой!..
Иван Бобылев бросил на него тяжелый взгляд.
– Помнишь, ты рассказывал... Рассказывал про этого самого Мазолевского... Оттуда я и помню: и этот псевдоним – Шошо, и всё...
– Да, я помню: я тебе говорил про него... Про своего друга, про Мазолевского.
Иван Бобылев несколько раз тяжело вздохнул, затем полез в карман и вытащил оттуда пачку дешевеньких сигареток. Достал из пачки одну, вынул из другого кармана коробок спичек. Опять тяжело вздохнул.
Не-Маркетинг покосился на сигареты:
– Ты же не курил!
– Закурил! – Иван Бобылев бросил спичку. – Да-а, унылость кругом, мрачность, невеселость. Унылый здесь край!..
Они зашли за ограду и стояли возле могилы. Не-Маркетинг внимательно слушал.
– Но мне только в этом краю и интересно: мой край! Живу здесь с молодости. Здесь мое прошлое.
– Все в прошлом? – усмехнулся Не-Маркетинг.
– Можно и так сказать. Ты же сам говорил: я мертвец. А у мертвецов всё в прошлом. Все мое там... Я дух умершего человека!.. Ха! Вот точно! – вдруг обрадовался Бобылев. – Я ведь только сейчас это придумал, про духа-то! А ведь очень правильное сравнение: я ведь, действительно, все хожу, хожу по окрестностям и ищу, как дух, приметы прошлого. Ведь ты ж назвал меня покойником, мертвецом, не так ли?
– Да.
– Ну а есть ведь те мертвецы, чьи души никак не могут успокоиться, не так ли?
– Так.
– Вот и я – мертвец. А душа моя никак не может успокоиться. Все ходит, ходит, ищет что-то, ищет здесь какие-то приметы прошлой жизни... Так что я не мертвец, а тоскующая душа мертвеца!