Дуэль и смерть Пушкина - Павел Елисеевич Щеголев

59

В развлечениях.

60

Двоюродный брат.

61

Добрейший господин Робеспьер.

62

Светское общество

63

Умному достаточно.

64

Косолапый.

65

«Заметки о родословной некоторых русских семейств».

66

«Правда о России».

67

Что поделаешь — этого требует приличие.

68

«Воспоминания кн. Петра Долгорукова» (Женева, 1867, т. I).

69

<Я равен». ’

70

♦ «Не входите[70].

71

Весь свет.

Комментарии

1

Известие о том, что Дантес был рекомендован Карлом X Николаю Павловичу, идет из осведомленного источника — от P. Е. Гринвальда, командовавшего Кавалергардским полком. («Vier Söhne eines Hausеs», I, 204; см. Панчулидзев, «Сборник биографий кавалергардов». 1825–1899, стр. 76). Невидимому, здесь просто смешение: покровительство Вильгельма было отнесено к Карлу X.

2

См. «Correspondence of Princess Lieven and Earl Gray», ed. and translat. by Guy le Strange. Vol. III, bond. 1890, p. 22.

3

Нам известны два повествования А. П. Араповой об обстоятельствах последней дуэли Пушкина. Одна запись была предназначена для С. А. Памчулндзева, историка Кавалергардского полка, и использована им в биографии Дантеса. Другая, позднейшая и пространнейшая запись, предназначалась для печати и была помещена в приложениях к «Новому времени» в декабре 1907 и январе 1908 гг. (№№ 11406. 11409, 11413, 11416, 11421, 11425, 11432, 11435, 11442, 11446, 11449). Первая запись, с которой мы знакомы но отрывкам, приведенным С. А. Панчулидзевым, носит деловой характер, написана сжато, без художественных прикрас и лишних подробностей. Вторая запись готова перейти из области мемуарной литературы в область беллетристики. Для сравнения приводим по этой записи рассказ о встрече Дантеса с Геккереном:

«Проезжая по Германии, он простудился; сначала он не прядал этому значения, рассчитывая на свою крепкую, выносливую натуру, но недуг быстро развился, и острое воспаление приковало его к постели в каком-то маленьком захолустном городе.

Медленно потянулись дни с грозным призраком смерти у изголовья заброшенного на чужбине путешественника, которым уже с тревогой следил за быстрым таянием скудных средств. Помощи ждать было неоткуда, и вера в счастливую звезду покидала Дантеса. Вдруг в скромную гостиницу нахлынуло необычайное оживление. Грохот экипажей сменился шумом голосом; засуетился сам хозяин, забегали служанки.

Это оказался поезд нидерландского посланника, барона Геккерена (d’Heckеren), ехавшего на свой пост при русском дворе. Поломка дорожкой берлины вынуждала его на продолжительную остановку. Во время ужина, стараясь как-нибудь развлечь или утешить своего угрюмого, недовольного постояльца сопоставлением несчастии, словоохотливый хозяин стал ему описывать тяжелую болезнь молодого одинокого француза, уже давно застрявшего под его кровом. Скуки ради, барон полюбопытствовал взглянуть на него, и тут, у постели больного, произошла их первая встреча.

Дантес утверждал, что сострадание так громко заговорило в сердце старика при виде его беспомощности, при виде его изнуренного страданием лица, что с этой минуты он уже не ОТ; ходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери.

Экипаж был починен, а посланник и не думал об от’езде. Он терпеливо дождался, когда восстановление сил дозволило продолжать путь, и, осведомленный о конечной цели, предложил молодому человеку присоединиться к его свите и под его покровительством в’ехать в Петербург. Можно себе представить, с какой радостью это было принято!»

4

Об отношении великого князя Михаила Павловича к Дантесу см. рассказ П. И. Бартенева, «Русский архив», 1888, II, стр. 300. Уезжая поневоле из России. Дантес заявил, что «по приезде в Баден он тотчас явится к великому князю Михаилу Павловичу». (В. В. Никольский. Идеалы Пушкина. Изд. 3-е, СПБ, 1899, стр. 132).

5

«Пушкин не любил стоять рядом со своей женой и шутя говаривал, что ему подле нее быть унизительно: так мал был он в сравнении с нею ростом». — записал П. И. Бартенев со слов князя Вяземского.

6

До 1831 года Пушкину не приходилось общаться с Жуковским. До высылки из Петербурга в 1820 г. Пушкин не мог быть интимно близок с Жуковским, его учителем в поэзии. В годы изгнания Жуковский был его благодетелем и старшим советчиком. По возвращении из Михайловского в скитальческие годы своей жизни Пушкин видался с Жуковским только урывками.

7

В счет не идет несколько известных нам писем Натальи Николаевны, преимущественно делового характера. На стр. 58–59 мы воспроизводим единственное известное нам письмо H. Н. к мужу, впервые нами публикуемое. Оно говорит за себя своей бессодержательностью.

8

Впрочем, справедливость требует упомянуть, что Наталья. Николаевна пробовала писать стихи, но Пушкин отнесся сурово к се попытке: «Стихов твоих не читаю. Чорт ли в них — и свои надоели», — писал он жене

9

В довольно пространных воспоминаниях дочери Пушкиной не сказано ни одного слова об образовании H. Н. Пушкиной: см. «H. Н. Пушкина-Ланская» в приложениях к газете «Новое время», 1907–1908 годы.

10

Не лишне привести повествование А. П. Араповой («Новое время», 1907 г., № 11413), основанное на рассказах ее матери, хотя и не свободное от добавлении. «Когда вдохновение сходило на поэта, он запирался в свою комнату, и ни под каким предлогом жена не дерзала переступить порог, тщетно ожидая его в часы завтрака и обеда, чтобы как-нибудь не нарушить прилив творчества. После усидчивой работы он выходил усталый, проголодавшиеся, но окрыленный духом, и дома ему не сиделось. Кипучий ум жаждал обмена впечатлений, живость характера стремилась поскорее отдать на суд друзей-ценителей выстраданные образы, звучными строфами скользнувшие с его пера. С робкой мольбой просила его Наталья Николаевна остаться с ней, дать ей первой выслушать новое творение. Преклоняясь перед авторитетом Карамзиной, Жуковского или Вяземского, она не пыталась удерживать Пушкина, когда знала, что он рвется к ним за советом, но сердце невольно щемило, женское самолюбие вспыхивало, когда, хватая шляпу, он со своим беззаботным звонким смехом об’являл по вечерам: «А теперь пора к Александре Осиповне (Смирновой) на суд! Что-то она скажет? Угожу ли ей своим сегодняшним трудом?» — «Отчего ты не хочешь мне прочесть? Разве я понять не могу? Разве тебе не