Принцесса викингов - Симона Вилар

Эмма вздохнула, слушая его и ловя взглядом лунные блики на воде. Она больше не спорила с норманнами о вере, а иной раз даже заслушивалась их легендами. И сейчас, отступив к борту драккара, она попросила скальда рассказать о морском божестве. В таких случаях Бьерн никогда не заставлял себя упрашивать дважды.

— Ньерду подвластны течения и ветры, он покровительствует мореходам и рыбакам. Но беда в том, что ему не повезло с супругой Скади. Ей чуждо все, что любит Ньерд, ей не мила его стихия — море, ее приводят в бешенство крики чаек. Поэтому лишь изредка она приходит в его чертог Ноатун, что расположен разом и на небе, и в море, предпочитая остальное время проводить в горах вместе со своим отцом — великаном Тьяцци, ибо Скади не богиня, а всего лишь великанша, которая соблазнила бога Ньерда своею любовью.

Не поворачиваясь в ее сторону, Бьерн улыбнулся и продолжал:

— У богов, как и у людей, свои судьбы.

В словах шутника Бьерна сейчас звучала горечь. Оказывается, скальд понял куда больше, чем ей казалось, но ничем не выдал этого. Почувствовав жажду, Эмма направилась к противополбжному борту, где стоял бочонок. Вода замерзла, и ей пришлось разбить корку льда ковшом. Она была холодна до ломоты в зубах, зато не так чувствовался привкус гнилой древесины.

Оглянувшись, Эмма увидела, что Бьерн серьезно глядит на нее. В лунном сиянии его лицо казалось вырезанным из светлого камня, простая железная застежка у горла горела, как драгоценность.

— Ты, огненновласая, похожа на Фрейю, чей удел — любовь и радость. Она, как и ты, прекрасна и весела, и где бы ни появилась, там все расцветает. Богиня разъезжает на колеснице, запряженной двумя кошками, а обиталище ее — в светлых покоях Сессрумнир в чертоге фолькванг. Кто бы ни увидел Фрейю, всякий ее желает — и асы, и тролли, и великаны. Но сердцем ее владеет один лишь ас Од, однако им суждено жить в разлуке. Од покидает Фрейю, отсылает ее от себя или сам отправляется в дальние странствия, и тогда она плачет золотыми слезами…

— Довольно, скальд…

Бьерн умолк, следя, как корабль входит в пролив между скал. Скрипели канаты, удерживавшие парус, сшитый из разноцветных полос кожи. Стоявшие на носу корабля Эрлинг и Ульв при свете поднятого факела наблюдали за поверхностью моря — не покажется ли где коварный риф. Здешние воды были им хорошо известны, и вскоре пролив остался позади. Бьерн повернулся, отыскивая взглядом «Морской Тур», — тот следовал за ними в трехстах локтях. Херлауг хорошо правил «конем мачты». Затем взгляд его устремился в пустынную тьму берега. Не по душе ему был этот мрак. Ни огонька — сколько видит глаз. К тому же в сумерках мимо них проплыли обломки разбитого драккара. По темному остову он мог определить лишь то, что корабль недолго служил игрушкой дочерей Эгира. Что же погубило его — битва или буря? Кто хозяйничает в этих водах? Ролло предупреждал его, что корабли данов все еще блуждают у берегов Нормандии, но Бьерн знал по опыту, что сейчас не время для набегов. Для «королей моря» пришла пора позабыть о морских баталиях, и редкие сорвиголовы рискуют бороздить «дорогу китов» ради случайной добычи.

Корабль шел ровно. Крепкий запах драккара — смолы, дерева, людских тел, сырой шерсти и кислых овчин — уносили свежие солоноватые порывы бриза. Эмма присела на бухту канатов, кутаясь в мех. Бьерн окликнул ее:

— Хочешь, я еще кое-что расскажу о моем сватовстве к дочери Ботольфа?

— Ты не раз говорил об этом, — улыбнулась Эмма.

— Я вижу, ничто так не занимает тебя, как предстоящая свадьба.

Но скальд уже не слушал ее.

— Когда я сказал Ботольфу, что хотел бы породниться с ним, я еще не знал, руку какой из дочерей стану просить. Уж больно пришелся мне по душе сам хозяин Байе, и я решил во что бы то ни стало сделаться его зятем. Когда же я заговорил о свадьбе, Ботольф тут же выставил передо мной бочонок старой браги. Мы пили всю ночь, и, сказать по чести, мой будущий тесть свалился под стол первым. Я же поднял бочонок и допил остаток через край, воскликнув, что пью за достославного хозяина и его семью. Одним богам известно, какого труда мне стоило после этого встать и удалиться с гордо поднятой головой, удачно миновав дверной косяк. Жена Ботольфа, Бера, что означает «медведица», — а эта женщина и впрямь такова, превосходя ростом Ботольфа, — сказала поутру, чтобы Ботольф и не помышлял взять такого пьяницу, как я, в семью. Но старый ярл настоял на своем. Бера потом жаловалась, что ее муж пропил дочь, как корову. Хо! Думаю, сама-то Ингрид не пожалеет, что получила в мужья скальда с такой славой, как у меня…

Бьерну все же удалось развеселить девушку, но в этот миг длинная волна качнула корабль, и Эмма, не устояв, ухватилась за скальда. Бьерн не растерялся, и в следующий миг девушка уже боролась с ним, он же, жарко дыша, искал ее губы.

— Да у тебя разум помутился, Бьерн! — воскликнула она, наконец освободившись. Неожиданно ее разобрал смех:

— Ты не знаешь стыда! Только и толкуешь, что о своей невесте, сам же…

Рулевое весло легло на борт, Бьерн вновь попытался поймать ее свободной рукой.

— Уж каков есть, зато никто не скажет, что рядом с красавицей я стоял с опущенными глазами и не попытал свою удачу!

Эмма оглянулась — не видят ли их. Следовало бы уйти, и тем не менее она осталась, потому что Бьерн внезапно спросил:

— Хочешь, я поговорю с Атли?

— О чем ты? — не сразу поняла она. Почему-то сжалось сердце.

— Атли неглуп, он поймет, — торопливо заговорил Бьерн, глядя не на Эмму, а куда-то вперед, по курсу драккара. — Всем известно предсказание, что именно Атли поможет Ролло обрести счастье и недосягаемо вознестись. И если он откажется от тебя ради старшего брата, тогда Рольв оставит женщину, которая не в силах дать ему сына.

— О нет! — сказала Эмма. — Мне безразлично, будут ли у Ролло наследники. Я дала слово и стану женой Атли. Ролло Нормандский никогда не меняет принятого решения, и его никто не сумеет переубедить.

— Только Атли и никто другой. И если он откажется от тебя…

— Но он не откажется! — твердо произнесла Эмма. — Он любит меня. Для Ролло же я всего лишь принцесса, родственница франкских королей…

— Женщина, в песнях твоих поболее смысла, нежели в речах, — усмехнулся Бьерн. — Разве сердце твое не знает, кому ты по сердцу? И если бы ты только захотела…

— Но я не хочу! Я не могу истязать Атли. И если на то пошло, я уже его жена.

Последние слова она произнесла так скорбно, что Бьерн вновь ощутил пронзительную жалость к ней. О боги, а они-то с Ботольфом, глупцы, надеялись, что ей под силу справиться с Белой Ведьмой! Ролло безумен, если готов оборвать свой род из-за данного давным-давно брачного обета. Возьми он сейчас вместо Снэфрид новую жену — не нашлось бы соплеменника, который осудил бы его. Продолжение рода — священная обязанность мужчины, но Ролло и от этого отказывается. Может, и в самом деле его околдовала Снэфрид?..