Хаггопиана и другие рассказы - Брайан Ламли

На второй день он зашел в озерцо и обнаружил, что вода в нем неприятно теплая и жирная, словно насыщенная густыми водорослями. Несмотря на мучившую его жажду, он не смог заставить себя пить эту отвратительную жижу.

Поскольку озерцо оказалось достаточно мелким, он смог дойти до каменной арки и, пригнувшись, пройти под ней. Вода, если ее можно было так назвать, за аркой была немногим глубже, а живые стены давали достаточно света, чтобы увидеть, что во второй пещере продолжается тот же песчаный берег. Мокрый с головы до ног и покрытый слизью, он выбрался на берег и огляделся. Сверху свисали длинные острые сталактиты — здесь трещины в потолке не было. Но, хотя возникшие много веков назад окаменелые «клинки» сами по себе выглядели впечатляюще, внимание Мэтью в первую очередь привлекло совсем другое.

Эта первобытная пещера была полна чудес, при виде которых готово было разорваться от радости сердце любого ученого, в особенности ботаника. На стенах росли растения, не похожие ни на один из видов, существующих на поверхности Земли. Они напоминали огромные стручки, и корни их уходили в вязкую воду. Казалось, что каждое из них растет прямо из стены пещеры, или, возможно, они вырастали из воды и затем цеплялись к стенам, подобно другим ползучим растениям.

Длина чудо-растений составляла от пяти до шести футов, и они были такими же зелеными, как и жуткие мутанты в снах моего племянника. С их скользкой поверхности в озерцо стекала омерзительная жижа. Возможно, подумал Мэтью, именно из-за этих постоянных выделений вода в озере стала столь тошнотворной.

Когда первое удивление от увиденного прошло, он также обнаружил немного воды, которая, по крайней мере, была чище, чем вода в озерце. Она стекала с острых висячих окаменелых образований, и, несмотря на ее неприятный кисловатый вкус, она куда больше годилась для утоления жажды. Но все же он не сразу решился сделать глоток, словно все его тело инстинктивно противилось всему, что имело отношение к этой загадочной дыре в земле.

Однако теперь его переполнял гнев. Находка, которую он совершил, могла бы обеспечить ему будущее, если бы он только сумел выбраться из этой проклятой дыры. Именно тогда он впервые увидел путь к спасению. Среди мелкого гравия на берегу виднелось немалое количество наполовину зарытых плоских камней. Если бы ему удалось перетащить достаточное количество этих камней на другую сторону естественной арки, возможно, он сумел бы сложить из них помост, с которого можно было бы перебросить веревку с грузом через край расщелины.

Ему пришлось столкнуться со многими препятствиями — вода внушала ему непреодолимое отвращение, камни оказались тяжелыми, к тому же на поверхности они быстро закончились, и ему пришлось выкапывать их из мелкого гравия.

Именно тогда, подняв первый из камней, Мэтью заметил в тусклом свете замысловатые, похожие на руны письмена на его поверхности. Камни были в буквальном смысле испещрены странными каббалистическими знаками, и, хотя значение их было ему неизвестно, они, тем не менее, внушали ему ужас. Символы эти напомнили ему те, что он как-то раз видел в университетском отделе редких изданий, на страницах книги фон Юнцта, и он вновь ощутил то же самое отвращение, которое испытал, когда пил стекающую сверху воду. Однако он продолжал трудиться, пока не воздвиг каменный помост высотой почти в три фута у стены своей тюрьмы.

Это заняло у него половину третьего дня, который он провел в дыре. Теперь он мог добросить веревку почти до края расщелины, но он исчерпал свой запас камней и был слишком уставшим и голодным для того, чтобы выкапывать новые. Он знал, что вскоре голод начнет мучить его по-настоящему, и, если он хочет довести дело до конца и выбраться отсюда, ему нужно найти еду. Но где?

Растения во внутренней пещере вполне могли оказаться ядовитыми, но они были его единственной надеждой, и Мэтью осторожно откусил от одного из них. Хотя его едва не стошнило, он почувствовал странную сытость. Он смог вполне насытиться этим растением, и даже ощутил удивительный прилив сил. Вскоре он уже не чувствовал тошноту, более того, растение начало воздействовать на него словно наркотик.

Сам он этого почти не осознавал, пока очередной дурной сон не вывел его из оцепенения. Он провел в расщелине уже почти семь дней, когда его вырвал из кошмара его собственный крик, и он смог достаточно точно оценить, сколько прошло времени, по отросшей на подбородке щетине.

Ему снилось, что жрецы завалили жертвенную пещеру священными камнями, покрытыми письменами, теми самыми, которые он столь лихорадочно откапывал из песка, но снилось ему не только это. Мэтью сказал, что ничего больше не станет рассказывать мне о своем последнем кошмаре, поскольку это «невозможно вынести».

Он с новыми силами принялся за работу, и ему потребовалось всего несколько часов, чтобы завершить строительство помоста. В конце концов ему удалось забросить веревку с грузом за край отверстия, и, к его собственному удивлению, первая же попытка увенчалась успехом! Камень зацепился за край и удержался там, и Мэтью без особых усилий сумел выбраться наверх. Не скрывая своей радости, он спустился со склона и поспешил назад через торфяники в Или.

Всего через несколько дней связанное с пропажей Мэтью волнение в Или и Хай-Марске постепенно улеглось, и в пабах перестали обсуждать его исчезновение. Затем, после того как Мэтью заверил сержанта полиции Меллора, что расщелина находится на достаточном расстоянии от населенных пунктов и не представляет опасности для местных детей, он смог снова вернуться к своим исследованиям.

С собой он случайно принес часть растения, которое он ел; как он объяснил, он настолько спешил выбраться из дыры, что больше ни о чем не думал. По сути, он просто оторвал от растения кусок, чтобы съесть позже, а после возвращения обнаружил его у себя в кармане. Хотя фрагмент этот быстро разрушался, он оставался еще достаточно прочным для того, чтобы его можно было изучить.

Исследования полностью заняли у Мэтью последующие несколько дней. О траве, которую он нашел на холме, он уже забыл, а возможность того, что в тех окрестностях могут найтись и другие столь же захватывающие образцы, не имела для него никакого значения. В данный момент он полностью сосредоточился на новом, пока что неизвестном, образце.

Дня через три или четыре после его возвращения я сидел в своем кабинете, просматривая заметки о жалобах некоторых из моих пожилых пациентов, обоснованных или надуманных, когда из коридора ко мне ворвался Мэтью, с диким взглядом и словно слегка постаревший. Вид у него был совершенно озадаченный, а рот открыт от нескрываемого удивления.