Хаггопиана и другие рассказы - Брайан Ламли

Как бы тяжело мне ни было рассказывать об этом чудовищном происшествии, я знаю, что сделать это необходимо, если я хочу избежать дальнейших последствий тех событий, что привели к исчезновению моего бедного племянника Мэтью Уорси. И все же…

В свете всего того, что я теперь знаю, достаточно одной лишь мысли о потусторонней природе омерзительного несчастья, постигшего Мэтью, чтобы вынудить меня то и дело оглядываться в тревоге и невольно вздрагивать, несмотря на то что в моем кабинете вовсе не холодно, и на большое количество только что выпитого мной виски. В последние дни это все чаще входит у меня в привычку.

Лучше всего, думаю, начать с самого начала, с тех дней в начале июля этого, 1931 года, когда Мэтью приехал ко мне в гости из Эдинбурга. Будучи прекрасным юношей, высоким, осанистым, с красивым лицом и черными волосами, он мог снискать любовь многих юных леди в Или-он-Муре и в соседнем Хай-Марске, тоже входившем в границы моей врачебной практики; но, как ни странно, в возрасте двадцати одного года Мэтью мало интересовался девушками из обоих поселков. Он считал, что пробудет здесь слишком недолго, чтобы заводить какие-либо отношения, серьезнее сдержанно дружеских. Он был чересчур занят учебой, чтобы позволить себе всерьез интересоваться противоположным полом.

Преподаватели Мэтью действительно писали мне о выдающихся способностях их ученика, предсказывая ему великое будущее. По словам одного из этих ученых джентльменов, «с каждым днем становится все очевиднее, судя по прилежанию, свежему взгляду в любой области и новым методам, которые он применяет при решении многих задач, что наступит день, когда он станет одним из величайших ученых в своей области в стране, а может, и в мире, ибо потенциал у него определенно есть. Уже сейчас он походит на многих великих, кто не столь давно являлся его идолами. Близится время, когда он сможет превзойти даже величайших из них».

А теперь Мэтью больше нет. Я не говорю «он умер» — нет, он ушел, как, возможно, скоро уйду и я… И, все же, я надеюсь, что смогу избавить его от ада, каковым в настоящий момент является его тюрьма.

Мэтью приехал в Йоркшир не просто так. Он прочитал о том, что двадцать пять лет назад немецкий гений Хорст Граунер нашел на торфяниках два совершенно неизвестных вида растений. Произошло это незадолго до роковой прогулки, с которой Граунер так и не вернулся. После исчезновения немца, несмотря на то что на торфяниках после него побывало немало ученых, никаких других образцов открытых Граунером растений найти не удалось. Теперь, когда первоначальные образцы, хранящиеся в Кёльнском университете, превратились, несмотря на все предпринятые для их сохранения меры, в мумифицированные фрагменты, Мэтью решил, что исследованием торфяников пора заняться кое-кому еще. Ибо растения Граунера, если только они не поддельные, были уникальным явлением в ботанике, и до своего исчезновения сам Граунер описывал их как «Sehr sonderbare, mysteriose Unkrauter!» — очень странную и таинственную траву.

Так что незадолго до полудня седьмого июля Мэтью отправился на торфяники, взяв с собой рюкзак, немного еды и веревку на тот случай, если придется собирать образцы на каком-нибудь крутом склоне. К ночи он не вернулся, и, хотя на следующее утро была организована поисковая партия, он исчез бесследно, так же как и Хорст Граунер четверть века назад.

Я уже готов был считать Мэтью погибшим, когда утром четырнадцатого числа он ввалился в мой кабинет. К одежде его прилипли ветки и листья папоротника, волосы были в беспорядке, на лице отросла щетина, нижняя часть брюк была покрыта странной слизью, но, несмотря на явную усталость и потрепанный вид, он выглядел вполне здоровым и даже не исхудал.

Первая моя радость по поводу его возвращения тут же сменилась гневом, и я потребовал немедленно объяснить, какого дьявола этот юный негодяй перепугал всех до полусмерти, где, во имя всего святого, он болтался целую неделю, знает ли он, что из-за него подняли на ноги всю округу, и так далее.

Мэтью извинялся от всей души, ругая себя за собственную глупость, но, когда он поведал свою историю, я не решился обвинять его в случившемся, и вполне справедливо. Судя по всему, он взобрался на один из особо крутых холмов где-то на торфяниках. Когда он поднялся на вершину, сгустившийся туман помешал обследовать местность. Но еще до этого он чрезвычайно обрадовался, обнаружив единственный уродливый кустик, который был ему незнаком и который, насколько ему было известно, еще не был классифицирован. Мэтью показалось, что этот кустик похож на тщетно разыскиваемые образцы Граунера!

Намереваясь сначала изучить растение в его естественной среде, он не стал его выкапывать, оставив на месте. Он просто сел, отметив свое местоположение на взятой карте, и стал ждать, когда рассеется туман. Примерно через час, успев основательно промокнуть, он потерял всякую надежду, что туман исчезнет до захода солнца, и начал спускаться.

Оказалось, что в сплошном сером тумане обратный путь куда сложнее, чем тот, которым он поднимался. Поскользнувшись на мокром крутом склоне, Мэтью покатился вниз, а затем неожиданно свалился в узкую трещину, частично прикрытую папоротником, и полетел в пропасть, отчаянно размахивая руками. Пролетев некоторое расстояние, он приземлился спиной на сухую каменную полку на дне расщелины.

Придя в себя и оглядевшись, он к своему удивлению обнаружил, что серьезно не пострадал, упав с высоты около двадцати футов на мелкий гравий. Стены расщелины были столь круты, что местами нависали над головой, и взобраться по ним без посторонней помощи было просто невозможно. У его ног лежало стоячее, покрытое зеленоватой слизью озерцо, которое сужалось, исчезая под низкой известняковой аркой в одном из концов ущелья.

Весь ужас своего положения он осознал, когда понял, что потерял рюкзак, а веревка бесполезна, поскольку крюка у него не было. Похоже было, что если не случится чудо и он не сумеет найти какой-то способ выбраться отсюда, ему суждено провести остаток своих дней в этом мокром и унылом месте, и дни эти будут не слишком долгими, поскольку в его распоряжении не было ничего, кроме зловещего вида воды в грязном озерце. Однако у него имелась карманная аптечка, которую я дал ему на случай непредвиденных обстоятельств, и он постарался как можно более тщательно обработать свои царапины и ссадины.

Немного посидев, придя в себя и вновь обретя некоторое присутствие духа, Мэтью занялся обследованием своей тюрьмы. В воздухе висел тошнотворно-сладковатый запах, столь густой, что, казалось, его можно ощутить на вкус. Не было слышно ни звука, кроме отдаленного шума капающей воды. Сквозь дыру наверху проникало не слишком много света, но Мэтью это не слишком пугало, поскольку каменные стены были покрыты серым мхом, испускавшим тусклое свечение.