Злая Звезда - Михаил Медведев

– Вы просили доставить вам ребенка, – тяжело дыша, доложил солдат.

– Ну наконец-то! – обрадовался граф. – Сколько можно ждать? Ты слишком долго возился. Будешь наказан.

Вонримс бросился к солдату и жадно выхватил у него ребенка.

– Вы просили здорового, – оправдывался стражник. – С трудом нашел. У всех остальных уже выкачано много крови, и они сильно истощены. Доктор сказал, что они почти при смерти.

Граф не слушал его. Он сдернул пеленку и жадно ощупал тщедушное тельце. Ребенок заплакал. Сил на полноценный громкий крик у него просто не было.

– Я еще не испытывал живую кровь, – возбужденно бормотал душегуб.

– Тебе лечиться надо, – вздохнула Элеонора.

– Не мне, а моему сыну, – поправил ее Вонримс. – Живая детская кровь – лучшее лекарство для него.

– Это тоже чей-то сын!

Граф посмотрел на пищащий комочек и радостно оскалился. Элькино лицо исказилось от отвращения. Нельзя! Нельзя так поступать! Ибо сказано, в детях – Бог, и силы зла не имеют над ними власти. Нет долга чище и священнее, чем служение детям. Даже бледная немочь их не трогает и дьявол обходит стороной.

– Девочка, – прошипел граф. – Тем лучше. Вы ошиблись, ваше величество, это чья-то дочь!

Левой рукой Вонримс схватил ребенка за горло. В правой блеснул кинжал. Солдат услужливо поставил у ног графа эмалированный тазик, дно которого было покрыто бурыми следами предыдущих кровопусканий.

– Хотите посмотреть, ваше величество? Я возьму жизнь у крестьянского выродка, зачатого в стоге сена среди мух и крыс, и подарю ее аристократу древнейшего рода.

Элька оглянулась. Рядом стояли двое сильных мужчин. У них было оружие, но ни один из них не собирался останавливать безумца. Единственный выстрел мог бы прекратить весь этот ужас. Но ни Какун, ни стражник и не подумали достать лучеметы. Наоборот, они с восторгом наблюдали за графом. Какун даже облизывал губы от возбуждения и нетерпеливо переступал с ноги на ногу.

Вонримс взмахнул кинжалом. В глазах Элеоноры потемнело. Она пошатнулась. Начальнику стражи пришлось ее поддержать, чтобы она не рухнула на пол. В ушах королевы громовыми ударами отдавался стук трепещущего детского сердечка, и чей-то до боли знакомый, но совершенно неузнаваемый голос непрерывно повторял:

– Очнись! Останови его! Вспомни! Очнись!

Лезвие коснулось розовой кожи. Брызнула кровь.

Тело Элеоноры забилось в предсмертной агонии. Она почувствовала, что умирает. Будто кинжал Вонримса вонзился в ее тело, и сейчас ее сердца коснется холодная сталь. Она увидела себя со стороны. Глаза остекленели, губы застыли в немом крике. Гаснущий разум убедительно твердил, что ничего особенного не происходит. Просто гибнет еще один ребенок. Сколько их умирает во всех мирах? Вполне ординарное событие в череде прочих ординарных событий, имеющих место быть в разных концах Галактики. Один бессовестный политик способен погубить гораздо больше детей, чем сотня графов Вонримсов. Стоит ли из-за этого так уж сильно переживать?

Из глаз Элеоноры проступили красные капли. Кровавые слезы заструились по щекам.

Время остановилось и медленно поползло в обратную сторону. Вот граф Вонримс неспешно отвел руку от окровавленного трупика, и невредимый младенец снова заверещал и задрыгал ножками.

«Я сошла с ума», – невозмутимо осознала Элеонора.

– Ты вспомнила! – торжествующе пророкотал теперь уже узнанный голос Хадага.

Первым неладное почуял Какун. Почуял буквально носом. Пахло жженой тканью и костью. Начальник стражи начал беспокойно оглядываться по сторонам в поисках источника дыма. Граф только собирался нанести смертельный удар, когда Какун увидел невероятное. Кандалы на запястьях Элеоноры начали плавиться. Стальные кольца блестели и трепетали, будто были сделаны из ртути. Металл потерял форму и стек на пол. Какун отступил на один шаг назад и потянулся к лучемету.

Элеонора сжала зубы и напряглась всем телом. Солдат, который принес ребенка, взвизгнул и кинулся к выходу. В Элькиных глазах полыхнули отсветы багрового ипамени. Она медленно подняла руку. С ее рукава еще стекали остатки оков. Элеонора резко растопырила пальбы. Вонримс заверещал и отбросил в сторону младенца. Ребенок повис в воздухе, не коснувшись холодного пола. Неизвестно откуда появившееся одеяло заботливо укутало озябшее тельце. Уставшая девочка мгновенно заснула и не видела, как кожа на лице ее мучителя запузырилась и большими лоскутьями начала сползать с мышечной ткани. Дети не должны становиться свидетелями подобных вещей. Элька сжала руки в кулак, и в одно мгновение граф самым непостижимым образом остался без кожных покровов. Его стоны и душераздирающие вопли превратились в утробный рев погибающей биомассы. Пожираемыйчудовищной болью Вонримс всем телом бился о стекло и оставлял на прозрачной стене кровавые отпечатки.

– И посолить! – сказал Хадаг, по-гурмански оттопырив мизинчик. Хрустальный скелет с самого начала незримо присутствовал в этой комнате и использовал всю свою телепатическую мощь, чтобы заставить Эльку очнуться от странного сна, прекратить глупые игры в смертного человека и вынудить ее вернуться в нормальное состояние демиурга.

– И поперчить, – Элька мотнула головой, и на воющем от боли куске мяса, еще минуту назад бывшем грозным графом Вонримсом, проступили белые и черные нятна.

– Признавайся, негодяй, ты устроил этот подземный концлагерь? – Элька осуждающе посмотрела на Хадага и взяла на руки спящую девочку.

– И в мыслях не было, – Хадаг прижал костлявую ладонь к ребрам. – Я на такое не способен. А вот твоему появлению здесь я действительно посодействовал. Твой посадочный бот должен был рухнуть в пятидесяти километрах западнее Гремящих Ключей.

Элька ласково погладила младенца. Ребенок удовлетворенно закряхтел и заулыбался во сне.

– Какая симпатяга, – умилилась Элька. – Голодная, наверное. Сейчас тебя мама накормит.

Элеонора накрыла девочку ладонью, будто хотела защитить от всех бед, которые с ней могли бы приключиться. Розовое тельце окуталось голубым туманом и с тихим мелодичным перезвоном исчезло, оставив после себя нежный запах жасмина, молока и меда.

– Ступай домой, малышка. Ты проснешься в своей колыбельке и ничего не будешь помнить, – Элька выглядела абсолютно счастливой.

– Мама ее уже ждет. Я постарался. – Хадаг самодовольно ухмыльнулся. – Мертвых воскресил. Больных вылечил. Всех освободил и из заключения, и от ненужных воспоминаний. Охранники рвут на себе волосы. Не могут найти ни одного узника, – радостно доложил скелет и добавил с мечтательной интонацией: – Детям без мам нельзя. Я до сих пор свою помню, а сколько лет прошло.

– У тебя была мама? – удивилась Элька. – Никогда бы не подумала! Тогда почему ты сам не разобрался с этим адом? Зачем нужно было впутывать меня? Я же сказала…

– Помню-помню. Тебе всё надоело. Ты уходишь. Вот я и пришел тебя проводить, а заодно и показать, что твоя работа еще не закончена. Твои дети не смогут обойтись без тебя. Некоторые из них шалят, а некоторые…

– Сейчас я задам этим шалунам такую трепку, – процедила Элька, поворачиваясь к ползающему по полу Какуну и хнычущему рядом с дверью стражнику.

– Я не могу на это смотреть, – Хадаг с ухмылкой закрыл лицо костлявой ладонью. Его рубиновые глаза лукаво сверкали сквозь хрустальные фаланги пальцев. Элька снова сжала кулачки, что-то тошнотворно хлюпнуло, и гладкий череп Хадага покрылся мелкими кровавыми брызгами. Покончив со стражником, который превратился в груду дергающихся мясных лохмотьев, Элька повернулась к Какуну. Тот вскочил на ноги, громко сглотнул и, прижав ствол лучемета к виску, торопливо нажал на курок. Регулятор мощности бластера, похоже, был настроен на максимум. От головы начальника стражи не осталось даже пепла. Обезглавленный труп некоторое время стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Обугленная шея дымилась и распространяла зловоние. Элька толкнула укороченное тело Какуна в грудь и решительно направилась к дверям.

– Держитесь, сволочи! На этот раз вам мало не покажется, – со злостью прошептала она.

– Рад приветствовать тебя в рядах бессмертных, – Хадаг радостно помахал ей рукой. – Счастливой охоты!

Десятник Реварт смежил веки и погрузился в состояние полудремы, прислонившись спиной к стене. Отдыхать стоя очень неудобно, но если он рискнет прилечь, то наверняка заснет совсем. В этом, конечно, нет ничего особенного, и даже начальство относится с пониманием к слабостям подчиненных. Многие солдаты спят на своих постах. Однако Реварт не мог позволить себе расхлябанности. Он просто перестанет себя уважать. Совесть и честь мастера ратного дела не позволяют ему проявлять халатность в своей работе. Он должен хранить покой крепости, пока почти все бездельники беззаботно дрыхнут. Изредка Реварт приоткрывал один глаз и внимательно вглядывался в светящийся во тьме монитор. На изумрудном поле экрана сонно ползали несколько синих точек. Хорошо было видно, как на соседней сторожевой башне режется в кости расчет зенитчиков. Их отметки на экране образовывали правильный четырехугольник. У ворот замка нарезал круги одинокий стражник. Это Дрест. У него бессонница после недавней контузии.