Мятежная совесть - Рудольф Петерсхаген

На улице перед зданием тюрьмы меня все-таки ждала машина. Попрощаться со мной пришли пастор Меркт и его жена. Они были рады за меня. Я поблагодарил пастора. Мужественный, прямодушный священник, который и в условиях Западной Германии борется за мир, против войны, выделялся на сером фойе однообразной тюремной жизни.

Шофер торопил. Только теперь я заметил, что машина – «зеленая Минна». В кузове лежал заключенный, которого надо было срочно доставить в Мюнхен на операцию. Вместе с ним заперли и меня. Разве я еще не на свободе?.. Да, в этой машине я по-прежнему был заключенным. Даже моя просьба остановиться, чтобы перекусить, была отклонена. В дороге я увидел, что у меня накопилось много багажа. Вряд ли удастся самому донести многочисленные пакеты. Возле Карлсплаца, где находилась квартира доктора Свободы, я попросил высадить меня. Теперь, ровно в десять вечера 21 сентября 1955 года, решетки тюрьмы окончательно позади. Я уже не номер 4662.

Вторичное возвращение

Ослепленный сиянием непривычно яркого света, опьяненный ощущением свободы, которой я был лишен так долго, стоял я чудесной осенней ночью на знаменитом Карлсплаце в Мюнхене. Об этой минуте мечталось много лет. Все эти годы я был освобожден только от одной заботы – о ночлеге.

На Карлсплаце находилась контора доктора Свободы. Но в такой поздний час она уже закрыта. Придется позвонить доктору на квартиру. В подъезде болтали две элегантные дамочки. Довольно робко я попросил их присмотреть за моим багажом. Они согласились, насмешливо улыбаясь.

Я невольно взглянул на брюки: слава богу, на них больше нет желтых полос! Куда девалась моя былая уверенность, умение не теряться…

Первый после освобождения разговор по телефону прошел благополучно: доктор Свобода просил зайти к нему в контору завтра в восемь утра. Значит, теперь остается позаботиться о ночлеге.

Я обошел ближайшие гостиницы и всюду получил отказ. Все номера заняты – приближался октябрьский праздник урожая. Вернувшись на Карлсплац, я с ужасом подумал, что багаж исчез. Оказалось, что его загородила группа болтавших дамочек. Отчаявшись, я спросил, не знают ли они, где можно переночевать. Они громко рассмеялись и заспорили: каждой из этих элегантных и красивых, если не очень присматриваться, особ хотелось приютить меня. Только тогда я сообразил, что передо мной оборотная сторона «экономического чуда» Западной Германии: ночной уличный товар в таком же изобилии и так же ослепителен, как и на витринах «свободной рыночной экономики». Эти женщины по-своему старались использовать «экономическое чудо».

Я предпочел отправиться в бюро распределения комнат у вокзала. Дамы обиделись на меня, но обещали еще некоторое время присмотреть за багажом.

– Ждем здесь, как гуси на прилавке, когда наконец появится покупатель. На Карлсплаце никогда не бывает недостатка в товарах – ведь у людей мало денег, – поделились они своими заботами.

Перед бюро распределения комнат дежурили мужчины и женщины; они знали, что в гостиницах все номера заняты.

– У меня есть комната, с утренним кофе, чистая, за пять с половиной марок, – шепнула мне почтенного вида пожилая изможденная женщина.

Договорившись, мы отправились на Карлсплац. Она оказалась разговорчивой и по дороге сообщила, что когда-то знавала лучшие времена, но, потеряв на войне мужа, теперь вынуждена сдавать комнаты.

На Карлсплаце особы, сторожившие мой багаж, встретили нас взрывом хохота. Они чувствовали себя оскорбленными: спокойный ночлег с утренним кофе я предпочел их заманчивым предложениям. Ситуация была не из приятных. Почтенную вдову покоробило мое знакомство. Потребовалось немало времени, чтобы успокоить ее. Этому помог и мой большой багаж, уже порядком надоевший мне. Лишь теперь хозяйка призналась, что живет далековато, в Швабинге, и предстоят две пересадки на трамвае.

Комната действительно оказалась чистой, но в ту ночь я так и не сомкнул глаз. Сказались не только пережитые волнения, но и усталость, и мучившие меня размышления о предстоящем возвращении. Ни паспорта, ни межзонального пропуска у меня не было, – только бумажка, что я отпущен из тюрьмы Штраубинг. Вряд ли она распахнет предо мной все двери.

После бессонной ночи я отправился к доктору Свободе и поделился с ним своими заботами. Узнав, что в этом же доме находится бюро путешествий, я решил лететь в Берлин. На самолеты, улетающие во второй половине дня, билеты были проданы. Тогда я взял билет на самолет, отлетавший тотчас же, и на такси помчался на аэродром. Моторы уже были запущены. Самолет оказался американским. Авиационная компания – тоже американской. Только в бюро путешествий под претенциозным названием «Трансатлантические воздушные рейсы» служил немецкий персонал.

Была чудесная летная погода, лишь изредка низко стелющийся туман закрывал землю. Под нами расстилалось освещенное солнцем море облаков. Сквозь них проглядывала земля. Несколько часов пути пролетели незаметно. В середине дня я уже выходил из самолета. Никто не потребовал у меня документов. Все россказни западной прессы о трудностях перехода в демократический сектор Берлина оказались чепухой. «Железный занавес» в старой столице государства был истерической выдумкой.

В телеграмме доктору Свободе жена указала место нашей встречи: гостиница на Миттельштрассе, неподалеку от вокзала Фридрихштрассе. Управляющий гостиницей господин Леман встретил меня приветливо, но предупредил, что не может поместить меня без паспорта. Да, в 18.30 21 сентября 1955 года я перестал быть заключенным, но полноправным членом общества еще не стал. Я существую, но железные законы бюрократии не пускают меня в современный мир, даже в гостиницу. В ближайшем отделении народной полиции мне дали письменное разрешение на право жить в гостинице с 22 по 23 сентября 1955 года. Это великодушно, под собственную ответственность сделал начальник отделения. На следующий день я должен был встать на учет в пункте на Нейе-Кенигштрассе, где регистрировали возвращавшихся в ГДР граждан.

Я внимательно наблюдал за входом в гостиницу, ожидая жену. Вскоре она появилась, не предполагая, что я уже здесь. Поезд приходит позже, и она не думала, что я прилечу самолетом. Трудно описать радость нашей встречи после долгих лет разлуки.

На следующий день я прежде всего отправился на Нейе-Кенигштрассе, но попал не по адресу: там хотели было отправить меня в лагерь для бежавших и возвратившихся в ГДР граждан. У меня не было ровно никакого желания снова попасть в лагерь. Разговор был очень вежливый.

– Вся трудность в том, что ваш случай беспрецедентный, – объяснили мне с улыбкой.