Человечность - Михаил Павлович Маношкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищ лейтенант, сержант Лагин прибыл для дальнейшей службы.
Работы разведчикам пока не было, и Фролов решил проведать Седого.
Лагин поехал с ним.
Седой встретил их усталой улыбкой. Он еще больше похудел.
— Как там ребята? — спросил с нескрываемой тоской.
— Отсыпаются. А ты?
— У меня бессонница.
— Ничего, бывает и хуже. — Фролов положил на тумбочку туго набитый вещмешок. — Трофеи. Ребята просили передать, чтобы не скисал.
— А это от меня, — добавил Лагин. — Уговор помнишь?
— Помню. — Седой сунул сверток под подушку. — Помоги сесть в коляску. Вот как теперь…
Лагин вывез коляску в коридор.
— Закури, лейтенант.
Они втроем выкурили одну папиросу — так они нередко делали на передовой.
— Нам пора, — сказал Фролов. — Пиши.
— Тебя — в палату? — спросил Лагин.
— Не надо.
Фролов и Лагин пошли к выходу. Оба знали, что навсегда прощаются с Седым. У двери они оглянулись — Седой тяжело смотрел на них, по щекам у него катились слезы.
* * *
Ожидая попутную машину, Фролов и Лагин с четверть часа стояли на ветру.
— А ты бы, Лагин, смог… так?
— Не знаю…
— Да. Уж лучше смерть. После Шурикова это уже третий. Помнишь Шурикова? Как-то я у него спросил, кем он был до войны. «Еще никем, — ответил, — не успел…»
Лагин помнил тот случай: рухнула стена, и Шурикова прихватило. Откопали живого, с раздавленной рукой.
Неожиданно около них затормозил «виллис», из дверцы высунулся парень в добротной шапке и полушубке.
— Лагин?
— Ющенко? — в свою очередь, удивился Лагин.
— В Сталинград? Садитесь! — «виллис» бойко рванулся с места. — А я как вышел из окружения, в газете работаю!
— Ты с кем выходил?
— Со старшим сержантом Дрожжиным.
— А кто еще был с тобой?
— Я уже… плохо помню. Из наших. Клюев, Плотников из четвертого взвода.
— Плотников? Он жив?
— Не знаю…
— О Крылове что-нибудь слышал?
— Нет.
Лагин замолчал, и несколько минут ехали молча.
— А как в газету попал?
— Меня батальонный комиссар Чумичев взял, я с ним тогда у Дона познакомился.
— Чумичев? — спросил Фролов.
— Вы его знаете? Мы как раз за ним едем, он у саперов. — этот разговор начинал тяготить Ющенко, и он сменил тему. — Дом Лагина — это про тебя? В центральных газетах писали…
Лагин не ответил. Он подумал, что в угловом доме на перекрестке улиц были Горюнов, Прошин, Переводов, Шуриков, Седой, а вот Ющенко не было и, пожалуй, не могло быть. Там мог быть Женька Крылов, Федя Бурлак, другие могли бы, только не Ющенко. Этот даже не поинтересовался, что стало с его сослуживцами, словно их вообще не существовало.
А Ющенко был уже не рад, что встретился с Лагиным. Встреча всколыхнула в нем то глубинное, что он прятал от других и от самого себя.
Утро последнего дня окружения. Оно, как заноза, беспокоило его до сих пор. Бросив Ванюшина и Плотникова, он добрался до противоположного берега Дона без винтовки и без сапог, обессиленный и опустошенный. Но презрение к себе и в те минуты не заглушало в нем трусливую радость, что он избежал смертельной опасности. «Если бы и я остался с ними, пропали бы трое, только и всего!» — успокаивал он себя.
Он долго в одиночку блуждал по оврагам, пока не наткнулся на батальонного комиссара Чумичева — тот тоже был без сапог и без оружия.
— Разрешите обратиться… — робко заговорил Ющенко.
— Как говорится, в нашем полку прибыло!.. — Чумичев смеялся дольше, чем следовало бы, и от его смеха Ющенко стало не по себе, он забыл, о чем хотел спросить у батальонного комиссара. — Вот что, Аника-воин, выкладывай все начистоту. Ты один выходил?
— Нет, не один, со старшим сержантом Дрожжиным…
— А-а. Ну, а как же ты дошел до такой жизни?
Ющенко, запинаясь, рассказал, как все было.
— Да, некрасиво. Товарищей, значит, бросил.
— А что оставалось делать? — Ющенко совсем растерялся и уже не знал, что сказать.
Чумичев разглядывал случайного попутчика и думал, как поступить. Идти одному в таком виде — босому и безоружному — было чертовски неприятно, а вдвоем — это уже другой нюанс. К тому же паренек ничего не знал. Такой-то и нужен был Чумичеву, а уж прибрать его к рукам не составит труда.
Они пошли дальше и наткнулись на убитых красноармейцев. Степь была изрыта воронками — какие-то люди попали под бомбежку. Чумичев стащил с убитого сапоги, обулся, а Ющенко в нерешительности топтался на месте. Воронки были свежие, это здесь недавно громыхало.
— Босиком, что ли, пойдешь! — прикрикнул Чумичев.
Труп лежал в неудобной позе, лицом вниз. Один сапог удалось снять, а другая нога подвернулась так, что убитого пришлось перевернуть на спину. Ющенко стащил второй сапог, стараясь не смотреть в лицо убитому, но не удержался, взглянул: это был красноармеец из четвертого взвода.
Чумичев и Ющенко вооружились винтовками — теперь они ничем не отличались от тех, кто с оружием в руках выходил из окружения.
О том, что случилось в то утро, Ющенко, конечно, будет помалкивать, а со временем все это, может быть, вообще забудется.
Показался берег Волги.
— Приехали, — с облегчением проговорил Ющенко. — А вон и батальонный комиссар.
Фролов и Лагин зашагали к реке.
— Я напишу! — повинуясь внезапному порыву, крикнул Ющенко.
Лагин промолчал. Если ему сейчас и хотелось бы больше узнать о Ющенко, то не от него самого, а от Дрожжина. Надо будет повидаться со старшиной — может быть, узнает что о Володе Плотникове.
— Что за люди? — спросил, подходя к машине, Чумичев.
— Вместе служили, товарищ батальонный комиссар. Один — Лагин, тот самый, о котором в газетах писали, а другой из разведки, лейтенант.
— Как фамилия?
— Кажется. Фролов.
— Ты не ошибся?
— По-моему, нет. Я его в Раменском видел. Ваш знакомый, товарищ батальонный комиссар?
Чумичев не ответил.
4
УХОДЯТ ПОКРОВСКИЕ РЕБЯТА
Костя Настин откинул потолочный люк, выглянул наружу. Самолетный гул надвигался на притихший эшелон. Маршевики высыпали из вагонов по обе стороны железнодорожного полотна и торопливо рассеивались по снежному полю.
— Пулемет! — крикнул Костя.
Вдвоем с Кравчуком они подняли «максим» на крышу вагона. Костя вставил ленту и в растерянности огляделся: стрелять по самолетам было неудобно.
По насыпи вдоль эшелона бежала Лида Суслина. Костя заметил ее и на мгновенье забыл о «юнкерсах».
— Куда?! — младший лейтенант Якушкин схватил Лиду за руку, потянул в сторону. Потом все накрыл грохот. Вагон затрясло, Костя с трудом
