Я Береза, как слышите меня - Анна Тимофеева-Егорова

И вот не стало среди нас лучшего снайпера полка летчика-штурмовика Гуркина... Дружок Виктора, азербайджанец Миша Мустафаев, в одном из боев там же на подступах к Зееловским высотам сильно обгорел. Особенно обгорела у него правая рука, которой он держал ручку управления самолетом. Кое-как дотянул до наших войск и посадил машину. Тут же его и воздушного стрелка подхватили медики. Дали ребятам спирту, поместили в госпиталь - они там пробыли пять дней, а услышали, что их собираются направить в далекий тыл - сразу сбежали.

Удрав из госпиталя, летчики обратились за помощью к командиру базировавшейся здесь танковой роты, и тот, долго не раздумывая, отправил Мустафаева и его воздушного стрелка на легком танке домой, на аэродром.

Доброжелательно, по-дружески относились все наземные воины к летчикам-штурмовикам. Общевойсковые командиры от души благодарили авиаторов за поддержку с воздуха, восхищались нашей боевой работой. Да и как было не восхищаться! Взять хотя бы танки противника. Наши наземные части, напрягали все силы, боролись с ними в неравном единоборстве из противотанковых ружей, гранатами, бутылками с горючей смесью, орудиями прямой наводки, и, в основном, в прицеле - один танк. А мы били сразу по скоплениям танков. Находясь над полем боя от 15 до 30 минут, летчики делали до 8-10 заходов на цель. Штурмовики уничтожали танки в предбоевых порядках. В результате штурмовики подавляли огонь батарей, вызывали пожары. Уничтожали танки противника ударами с воздуха еще и далеко за линией фронта: в железнодорожных эшелонах, в районе погрузки и сосредоточения, на марше. Вот поэтому, когда летчики-штурмовики попадали в беду, каждый боец, каждый командир старались ему помочь.

Мустафаев заявился в полк на танке. На обгоревшей руке была надета проволочная сетка, покрытая сверху марлей. Долго у Миши не заживали ожоги, но постепенно стала появляться тонюсенькая кожица. Главное лекарство для него было - поддержка фронтовых друзей-однополчан. Правду говорят, что дома и стены помогают. Миша поправился и опять стал летать на боевые задания. К сожалению, Миша Мустафаев погиб в берлинскую операцию, погиб смертью героя, не дожив до светлого дня Победы всего пять дней.

В боях за Берлин наш полк воевал уже под командованием полковника Косникова. А Карева перевели в другой полк нашей 197-й Краснознаменной Демблинской штурмовой авиационной дивизии.

Одно время у нас командовал подполковник Котик, но он уехал в Москву на учебу. Несмотря на то, что в полку менялись командиры, - полк воевал также успешно, как и при Козине, нашем "брате", погибшем под Ковелем.

... В район Берлина восьмерку Ил-2 с двумя самолетами прикрытия Як-3 повел Миша Бердашкевич. Над целью ему пришлось сойтись с большой группой фашистских истребителей ФВ-190. Комэск потом рассказывал:

- Вначале я растерялся и не знал, что делать - вести бой с истребителями или выполнять основное задание по бомбометанию и штурмовке объекта. Случай-то не ординарный. Обычно над целью бьют зенитки, эрликоны, а тут истребители... Немцы в конце войны стали словно бешеные, и тогда решение мне навязали сами "фоккеры".

Мы встали в оборонительный круг и начали "щелкать" ФВ-190. Сбили четырех. Но и не досчиталось двух экипажей - Цветкова Бориса и Зубова Миши. К счастью, они и их воздушные стрелки остались живы...

Читатель, возможно подумает: как много в воспоминаниях автора сбитых штурмовиков. Но это так. Не зря наш Ил-2 называли "летающий танк". Штурмовик выглядел внушительно, привлекал внимание своей воинственной внешностью, этакой, можно сказать, монументальной прочностью. Особенно нравилась нам кабина, закованная в прозрачную и стальную броню. Сядешь в токую кабину, закроешься сверху колпаком и чувствуешь себя отгороженной от всех опасностей. Впечатление надежности кабины и самолета не покидало и в полете. Весь облик машины вызывал боевой подъем, помогал подавлять чувство опасности в огне противника. Но при всем при этом нас, штурмовиков, горело и гибло больше, чем в любом другом роде авиации. На высоте при подходе к цели нас ловили истребители противника; когда мы бросали бомбы, нас били зенитки, а когда штурмовали цель с малых высот - по нам стреляли все, кому не лень, и изо всех орудий, какие могли стрелять! Вот и теряли мы своих боевых друзей при знаменитой штурмовке...

Сквозь Дантов ад концлагерей

Время разбросало дорогих и близких моему сердцу людей, проверенных в жестоких невзгодах. Позже на поиски их уйдет много лет. И вот однажды через газету откликнется Георгий Федорович Синяков.

Он жил в Челябинске, преподавал в медицинском институте и заведовал хирургическим отделением больницы Тракторного завода.

Бесстрашная дочь украинского народа Юлия Кращенко живет и работает в Луганской области в своем родном селе "Новочервоное." Она воспитала троих детей. А тогда в лагере гестаповцы увели ее и распустили слух, что расстреляли. В самом же деле Юля оказалась в штрафном лагере Швайдек. Ее постригли наголо и целый месяц два раза в день - утром и вечером - выводили на плац и избивали. Юля выстояла и выжила. Затем был женский лагерь смерти Равенсбрук. Здесь узницы работали. Из них выжимали все силы. Юлю направили на военный завод. Но, как было отважной патриотке работать на фашистов ? И она стала подсыпать в заряды фаустпатронов песок. Немцы обнаружили это. И снова побои. Полумертвую, ее бросили в штрафной блок.

Во время одной из бомбежек помещение концлагеря, где находилась Юля, рухнуло. На нее обрушилось что-то тяжелое, но судьба и на этот раз смилостивилась: оглушенной от контузии, ей удалось выбраться из-под обломков, и с подругами по лагерю через пролом в стене она сбежала из Равенсбрука.

В одну из наших встреч Георгий Федорович расскажет, как удалось сохранить в лагере "ЗЦ" мой партийный билет и ордена. Помог в этом немецкий коммунист Гельмут Чахер.

Мне захотелось разыскать Чахера и поблагодарить его. Я написала много писем в Германскую Демократическую Республику. Одно из них было напечатано в немецкой газете. И вот летом 1965 года я получила письмо от жены Чахера, русской женщины Клавдии Александровны.

Она сообщила о том, что Гельмут после войны работал секретарем райкома партии в городе Форсте. Последнее время семья Чахера жила в Котбусе. Умер он в 1959 году, и его именем была названа политехническая школа No 16 в Котбусе.

"Мой муж хранил какие-то документы, - писала Клавдия Александровна, - но меня интересует, получили ли вы их обратно? Ведь Гельмута после того, как он похитил плетку, которой до смерти избивали русских, отправили на Восточный фронт...".

Мы стали переписываться. В ноябре 1965 года Чахер приехала с немецкой делегацией в Москву и, конечно же, побывала у меня. Клавдия Александровна рассказала, что отец Гельмута, Карл-Вильгельм-Густав Чахер, был рабочим высокой квалификации, узнав, что Советскому Союзу нужны специалисты по электросварке, в 1931 году он приехал к нам вместе с семьей и стал мастером электросварки в железнодорожном депо станции Панютино Харьковской области. Рядом с отцом работал и сын - Гельмут.