Незримый клинок - Роберт Сальваторе

– Смотри внимательно, – несколько раз повторила девушка хафлингу. Она держала быстро вращавшийся на цепочке камень перед полуприкрытыми глазами Реджиса. Голова хафлинга стала заваливаться, но Кэтти-бри ухватила его за подбородок и удержала.

– Ты помнишь, как мы праздновали, когда спасли тебя от Пуука? – спокойно спросила она, принуждая себя улыбаться во весь рот.

Терпеливыми уговорами она заставила раненого вслушаться, помогая ему все лучше вспоминать приятное событие. Реджис тогда основательно захмелел и сейчас, похоже, снова погрузился в то же состояние. Он больше не стонал, а взгляд его завороженно следил за движениями драгоценного камня.

– А разве ты не помнишь, как тебе было хорошо в комнате, обитой подушками? – спросила она, имея в виду гарем паши Пуука. – Мы думали, ты никогда оттуда не выйдешь! – При этих словах она взглянула на Дзирта и незаметно кивнула. Дроу снова взялся за обрубок копья и, убедившись, что Бренор крепко держит хафлинга, начал потихоньку толкать.

Реджис дернулся, когда остаток широкого лезвия начал входить глубже, но больше не стонал и не сопротивлялся, и вскоре Дзирту удалось вытащить копье целиком.

Как только оно вышло, из раны хлынула кровь, и Бренор с Дзиртом лихорадочно бросились останавливать кровотечение. Но даже после того, как это им удалось и они снова уложили Реджиса на палубу, рука его оставалась обескровленной.

– У него внутреннее кровотечение, – скрипнув зубами, сказал Бренор. – Если не остановим, придется отнять руку.

Дзирт ничего не ответил и снова занялся раной своего друга. Он отодвинул повязки и попытался чуткими пальцами передавить сосуды, чтобы остановить кровь.

Кэтти-бри продолжала уговаривать Реджиса, так хорошо его отвлекая и так сосредоточившись на своем занятии, что даже почти не смотрела на Дроу.

Но если бы хафлинг увидел в этот момент лицо Дзирта, все волшебство рубина пропало бы впустую. Дроу понимал всю серьезность положения, но остановить кровь ему никак не удавалось. Видимо, надо было соглашаться на страшное предложение Бренора, однако Дзирт боялся, что даже в этом случае его маленький друг может умереть.

– Получилось? Получилось? – поминутно спрашивал Бренор.

Дзирт менялся в лице, поглядывал на уже запятнанный кровью топор дворфа и еще старательней продолжал свои попытки. В конце концов он чуть отпустил сосуд, потом еще капельку, еще и наконец вздохнул свободнее, убедившись, что кровь из разрыва больше не идет.

– Я рублю эту проклятую руку! – объявил Бренор, неправильно поняв выражение лица Дзирта.

Дроу жестом остановил его и сказал:

– Кровь остановилась.

– Надолго ли? – с тревогой спросила Кэтти-бри. Дзирт только беспомощно пожал плечами.

– Надо трогаться, – вмешался Бампо Громобоец, видя, что все немножко успокоились. – А то гоблины могут вернуться.

– Рано, – возразил Дзирт. – Он должен лежать спокойно, пока мы не убедимся, что рана затягивается.

Бампо озабоченно поглядел на своего брата, а потом на родственников по линии матери.

Но Дзирт, ясное дело, был прав, Реджиса нельзя было беспокоить. Друзья стояли над ним не отходя; Кэтти-бри держала рубиновую подвеску на случай, если вновь понадобится успокаивающее внушение. Но пока Реджис в нем не нуждался, он погрузился в спасительную тьму беспамятства.

– Нервничаешь, – заметил с видимым удовольствием Киммуриэль, видя, как обычно невозмутимый Джарлакс меряет шагами комнату.

Наемник остановился и удивленно воззрился на своего помощника.

– Чушь, – ответил он. – Бэлтимазифас превосходно исполнил роль паши Басадони.

Это была правда. Утром на важной встрече с главами гильдий он разыграл роль Басадони безупречно, что было не так уж легко, поскольку старика уже не было в живых и персонификатор не мог проникнуть в его разум, чтобы изучить все неуловимые черты личности старого паши. Правда, ему почти ничего не пришлось делать на этой встрече – Шарлотта пояснила остальным присутствовавшим, что старик очень болен. У паши Ронинга не возникло никаких подозрений насчет самозванца. А если влиятельный Ронинг остался доволен, то и Домо Квиллило, а также молодые и более задиристые главы Рейкерсов не стали возражать. Покой вернулся на улицы Калимпорта, и все вроде стало как прежде.

– Он объявил остальным главам гильдий именно то, что им хотелось от него услышать, – сказал Киммуриэль.

– Это же самое надо проделать с Дзиртом и его друзьями, – заверил Джарлакс псионика.

– Да, но ведь ты же знаешь, что на этот раз объект гораздо более непредсказуем, – ответил Киммуриэль. – Он более проницателен и гораздо более… дроу.

Джарлакс снова остановился и пристально поглядел на Облодру. А потом громко рассмеялся.

– Когда дело касается Дзирта До'Урдена, всегда бывают интересные повороты, – сказал он. – Он частенько умудрялся быть быстрее, умнее или просто удачливее даже самых могучих врагов. И при этом посмотри на него, – прибавил наемник, показав на волшебный сияющий экран, созданный Рай'ги. – Он жив и даже процветает. Сама Мать Бэнр хотела заполучить его голову, но заметь, она, а не он, в итоге перешла в мир иной.

– Но мы же не хотим его смерти, – вставил Киммуриэль. – Хотя это тоже могло бы быть нам полезно.

Джарлакс решительно покачал головой:

– Ни за что!

Киммуриэль довольно долго изучал наемника, а потом спросил:

– Может, ты неравнодушен к этому изгнаннику, а? Разве с Джарлаксом такое случается?

– Правильнее было бы сказать: «уважаешь», – со смехом отозвался Джарлакс.

– Он никогда не присоединится к Бреган Д'эрт, – напомнил Облодра.

– Этого знать нельзя, – ответил наемник. Киммуриэль не стал продолжать разговор, а ткнул в волшебную поверхность экрана.

– Ты лучше молись, чтобы Бэлтимазифас оказался стоящим своей цены, – сказал он.

Джарлакс и молился, потому что знал, как много посягательств на Дзирта До'Урдена оказались бесплодными.

В это время, как Джарлакс и велел, в комнату вошел Артемис Энтрери. Он взглянул на обоих темных эльфов, а потом незаметно придвинулся поближе к волшебному экрану. И тут же изумленно раскрыл глаза, увидев там своего смертельного врага.

– Что тебя так удивило? – поинтересовался Джарлакс. – Я же обещал, что дам тебе то, чего ты желаешь больше всего.

Энтрери старался дышать ровно, чтобы не выдать своего волнения. Теперь он и сам понял, что Джарлакс, этот проклятый Джарлакс, оказался прав. Вот перед ним причина того глубочайшего равнодушия, которое он никак не может стряхнуть, напоминание о том, что вся его жизнь – ложь. Это был последний соперник виртуозного воина, последняя помеха, не дававшая ему наслаждаться нынешним существованием.