Нейромант (сборник) - Уильям Гибсон

– Господи, – добавила женщина, – я все к ней никак не приспособлюсь. Она прекрасна. Как будто свободное падение без парашюта, только ветра нет.

Королев уставился на мужчину: у того был такой раздолбайски-беспечный вид, словно он не просыхал от свободы с рождения.

– Но у вас же даже нет космодрома!

– Космодрома? – рассмеялся Энди. – Так мы на тросах затащили ракетные ускорители на шары, скинули вниз, ну и запустили прямо в падении.

– Безумие какое-то, – только и сказал Королев.

– Но мы же здесь, так ведь?

Королев кивнул. Если происходящее ему снилось, то сон был очень диковинным.

– Полковник Юрий Васильевич Королев, – представился он.

– Марс! – женщина хлопнула в ладоши. – Вот погодите, дети услышат!

Она сняла с переборки модельку лунохода и начала ее заводить.

– Послушайте, – сказал мужчина. – У меня работа. Там, за бортом, несколько ускорителей. Надо бы поднять эту штуковину, пока она не сгорела.

Что-то ударило в обшивку, Космоград зазвенел, как колокол.

– Это из Талсы. – Энди посмотрел на часы. – Как раз вовремя.

– Но почему? – Королев недоуменно покачал головой. – Почему вы прилетели?

– Мы же рассказывали. Чтобы жить здесь. Можно чуток тут расшириться, пристроить что-нибудь. Все говорили, что в шарах мы жить не сможем, так, наоборот, только мы их и поддерживали в рабочем состоянии. У нас был единственный шанс выбраться сюда своими силами. Кому охота жить тут за-ради какого-нибудь правительства, армейского дуболома или своры писак? Нужно собственное желание жить на фронтире, в крови оно должно быть.

Королев улыбнулся, Энди оскалил зубы в ответ:

– Мы подобрали все эти силовые кабели и просто взлетели повыше. А уже когда наверху, парень, остается либо сдохнуть, либо сделать Большой Прыжок. – Он повысил голос. – И назад оборачиваться нельзя, нет, сэр! Мы совершили Прыжок, теперь здесь будем обустраиваться!

Женщина приладила луноход колесиками на липучках к обшивке корпуса и отпустила. Тот, весело жужжа, пополз у них над головами.

– Прикольный! Детям понравится.

Королев заглянул Энди в глаза. Космоград снова вздрогнул, моделька слегка сменила курс.

– Восточный Лос-Анджелес, – сообщила женщина. – В нем дети.

Она сняла очки, глаза ее светились знакомым Королеву безумием.

– Что ж… – Энди побренчал инструментами на поясе. – Может, проведете для нас экскурсию?

Отель «Новая роза»[59]

Семь ночей в этом гробу, Сендии, семь взятых взаймы у времени ночей. Отель «Новая роза». Как я хочу тебя сейчас. Иногда я колочу тебя. Мысленно воспроизвожу это, так медленно, так жестоко и сладко, что едва ли не ощущаю тактильно. Иногда я вынимаю из сумки твой автоматический пистолетик, провожу большим пальцем по гладкому дешевому хрому. Китайский, 22-го калибра, дуло не шире расширившихся зрачков твоих исчезнувших глаз.

Фокс теперь мертв, Сендии.

Он сказал, чтобы я забыл о тебе.

Помню, Фокс стоит, привалившись к обитой плюшем стойке в полутемном баре какой-то сингапурской гостиницы, кажется, на Бенкулен-стрит. Его руки рисуют в воздухе различные сферы влияния, расставляют на невидимой доске внутренних соперников. Взмах левой обозначает кривую графика чьей-то карьеры, а указательный палец правой утыкается в меня – будто в прореху, которую он обнаружил в ограждении какого-нибудь мозгового треста. Фокс – снайпер в войне мозгов, посредник на перекрестках большого бизнеса. Он разведчик в тайных вылазках дзайбацу – транснациональных корпораций, контролирующих мировую экономику.

Я вижу, как Фокс ухмыляется, тараторит. Он встряхивает головой, отметая мои экскурсы в промышленный шпионаж. Передовой Рубеж, говорит он, всегда ищи Рубеж. Он произносит это слово с нажимом, так и слышится заглавная буква в начале. Рубеж для Фокса – чаша Грааля, необходимая составляющая выдающегося человеческого таланта, не подлежащая передаче, запертая в мозгу самых крутых ученых мира.

Рубеж не записать на бумагу, говорил Фокс, не набить на дискету.

Деньги делаются на отступниках, предающих свои корпорации.

Фокс был вкрадчив и ловок, как лис. Солидность его темных французских костюмов уравновешивалась мальчишеским вихром, не желавшим оставаться на своем месте. Меня всегда расстраивало то, как пропадала видимость изящества, когда он отходил от стойки бара, – левое плечо вывернуто под таким углом, что не скрыть никакому парижскому портному. В Берне кто-то переехал Фокса такси, и ни один хирург так и не додумался, как выправить ему позвоночник.

Наверно, я пошел за ним, так как он сказал, что охотится за Рубежом.

И где-то там, на пути к Рубежу, я и нашел тебя, Сендии.

Отель с громким названием «Новая роза» – это всего лишь нагромождение гробов на обшарпанной окраине международного аэропорта Нарита. Пластиковые капсулы в метр высотой и три длиной штабелированы, как лишние зубы Годзиллы, на бетонной площадке у дороги в аэропорт. В потолок каждой капсулы вмонтирован телевизор. Дни напролет я смотрю японские викторины и старые фильмы. Временами держу в руке твой пистолет.

Иногда мне слышно, как над Наритой кружат самолеты, дожидаясь своей очереди заходить на посадку. Закрыв глаза, я представляю, как четкий белый инверсионный след расплывается, теряет форму.

Впервые я увидел тебя в дверном проеме обшарпанного бара в Йокогаме. Евразийка, полугайдзин. Длинные ноги и сногсшибательный струящийся наряд, китайская копия с оригинала какого-то известного японского кутюрье. Темные европейские глаза, азиатские скулы. Я помню, как потом, в номере, ты вытряхнула сумочку на постель, выискивая что-то среди косметики. Мятый сверток новых иен, ветхая записная книжка, перетянутая резинкой, банковский чип «Мицубиси», японский паспорт с тисненой золотой хризантемой на обложке и китайский 22-й калибр.

Ты рассказала мне недлинную историю своей жизни. Твой отец был топ-менеджером в Токио, но теперь он опозорен, уволен и выброшен на улицу «Хосакой», самой могущественной среди дзайбацу. Той ночью твоя мать была голландкой, и ты разворачивала передо мной, пока я слушал, бесконечные летние дни амстердамских каникул, где голуби покрывают площадь Дамм мягким коричневым ковром.

Я никогда не спрашивал, что сделал твой отец, чтобы заслужить такой позор. Наблюдал за тобой, когда ты одевалась, смотрел, как ты встряхиваешь темными прямыми волосами, как они прорезают воздух.

Теперь «Хосака» охотится за мной.

Капсулы «Новой розы» подвешены на бывших строительных лесах – стальные трубы под яркой эмалью. Когда я карабкаюсь по лестнице, снежинки облупившейся краски, кружась, летят вниз, осыпаются с каждым моим шагом по шаткому настилу. Левая рука отсчитывает люки гробов. Надписи на нескольких языках грозят штрафами за потерю ключа.

Я поднимаю глаза – взглянуть, как из Нариты взлетают самолеты; это дорога домой, но дом теперь недоступен, как Луна.

Фокс моментально сообразил, как тебя использовать, но у него не хватило прозорливости понять, что и у тебя могут быть амбиции. Но ведь он не лежал с тобой рядом на пляже Камакуры, вслушиваясь в твои ночные кошмары, никогда не слышал полностью придуманного детства, неуловимого и изменчивого под равнодушными звездами. Детский рот открывается, чтобы поведать новую версию недавнего прошлого. И всякий раз ты клялась, что этот вариант – истинная и окончательная правда.

Мне было все равно, я сжимал твои бедра, а под локтем остывал колючий песок.

Однажды ты оставила меня, убежала на пляж, сказав, что потеряла ключ. Я обнаружил его в двери, спустился к морю – и нашел тебя по колено в прибое. Гибкая спина напряжена, глаза устремлены куда-то вдаль. Ты не могла говорить. Тебя била дрожь. Трясло во имя иных будущих и лучших прошлых.

Сендии, ты оставила меня там.

Как оставила мне все свои вещи.

Этот пистолет. Твоя косметика: тени и румяна, запечатанные в пластик. Подаренный Фоксом мини-компьютер «Крэй», а в нем – список покупок, который ты, очевидно, вводила сама. Иногда я прокручиваю этот список, глядя, как изящно скользит по серебристому экранчику каждая запись.

Морозильная камера. Ферментер. Инкубатор. Система электрофореза с интегрированной камерой для агар-агара и транслюминатором. Прибор для вживления тканей. Мощный жидкостной хроматограф. Проточный цитометр. Спектрофотометр. Четыре дюжины боросиликатных сцинтилляционных флаконов. Микроцентрифуга. И синтезатор ДНК со встроенным компьютером. Плюс необходимый софт.

Недешево, Сендии, но тогда по нашим счетам платила «Хосака». Месяц спустя ты заставила их заплатить гораздо дороже, впрочем, к тому времени тебя было уже не найти.

Этот список тебе явно составлял Хироси. Наверное, в постели. Хироси Йомиури. Он был собственностью «Маас-Биолабс Лтд». «Хосака» хотела прибрать его к рукам.

Он был крут. На Рубеже, и передовее некуда. Фокс следил за генными инженерами с одержимостью фаната, не отрывающего глаз от игроков любимой команды. Фоксу так хотелось заполучить Хироси, что он едва ли не во рту ощущал вкус этого желания.