Родина слонов - Андрей Калганов

Вожак взревел, и слоны наддали. Погонщики закричали, стараясь попридержать животных, но те и не думали повиноваться. Лучники, угнездившиеся в башенках за спинами погонщиков, но в отличие от последних неприкованные, едва не слетели на землю от бешеной тряски.

Слоны с разгону врезались в толпу, полетели кровавые ошметки...

— Да ведь перебьют всех, — нервничал Кудряш, прилипнув к смотровому оконцу, — чего медлишь, батька?

На вершине холма была сооружена «землянка», которая по размерам вполне сошла бы за бункер, — огромная яма, закрытая сверху бревнами, закиданная землей. На крыше приготовлен хворост для сигнального костра, который можно разжечь через люк, проделанный в своде. Передняя стена укрытия откидывалась, подобно тому как откидывается нос парома, потому что была вовсе не из земли, а из бревен, с внешней стороны закрытых дерном.

— Ждем, — скрипнул зубами Степан, — хазары должны поверить в победу!

— Да поздно будет!

— Войны без крови не бывает, — мрачно проговорил Любомир, державший под уздцы скакуна, — сил у нас маловато, хлопче, вот и выдумываем разные хитрости, чтобы ворогов извести поболе, до того как ратью ударим.

— Лучше не береди душу, Кудряш, — процедил сквозь зубы Алатор, — без тебя тошно.

— Да молчу я, молчу, — вздохнул кметь и умолк. В землянке томились три десятка всадников и Рабиндранат в полном боевом облачении — в кольчуге крупного плетения, покрытой красной попоной, в островерхом шлеме с бармицей, на груди и боках гиганта красовались щиты, к хоботу прилажен меч, к ногам — длинные шипы; на бивнях поблескивают навершия копий. Башня, стоявшая у слона на спине, также была закрыта щитами. Из-за этой башни яму пришлось копать глубже почти на полтора метра.

Слон стоял тихо, норова не выказывал. Степан то и дело давал Рабиндранату морковку, и тот жизнерадостно хрупал, чем вызывал улыбки у воинов.

— Ждем, — повторил Степан, — уже скоро. Рабиндранат понимающе кивнул и пошевелил ушами, прислушиваясь к звукам битвы.

Ревя и тряся башкой, хазарский слон налетел на каре, разметал передних, ворвался в человеческую гущу и принялся избивать людинов. Разъяренный гигант хватал славян хоботом, поднимал и швырял оземь, топтал, пронзал бивнями.

Увернувшись от страшного удара, Жердь перевел дух — слон занялся сотоварищами буевищенского атамана.

«Охота убиваться, — думал Жердь, пятясь, — пущай вон они костьми ложатся, а мы погодим малехо».

— Навались, — крикнул атаман, отступая за спины товарищей. Каре состояло из буевищенцев, и Жердь был за главного. Колченог отчаянно запищал, высунув мордочку из-за пазухи хозяина.

Артельщики недобро косились на атамана и «наваливаться» не желали, напротив — всячески уклонялись от схватки со слоном. Тот был надежно защищен — «одет» в кожаные доспехи, увешан щитами, да к тому же на его спине в башенке сидели не жалеющие стрел лучники, и пропадать почем зря у буевищенских не было ни малейшего желания.

Один из артельщиков, кудлатый мужичище по кличке Борщ, выбрался из толпы, обошел слона сбоку и вознамерился выказать молодецкую удаль. Слон почуял недоброе, извернулся и встал грудью.

Мужик выругался и пырнул копьем, метя в слоновий глаз. Слон мотнул башкой и, схватив хоботом древко, вытянул Борща на себя. Затем обвил копейщика хоботом, поднял над землей, взглянул в глаза жертве и... сунул ее головой в пасть. Послышался отвратительный хруст, с нижней губы слона сбежал кровавый ручеек...

Расправившись с копейщиком, гигант набросился на обомлевшего от ужаса парня по кличке Ерш, ударил бивнями в живот и опрокинул на спину. Слон опустил ногу, превращая в кровавую кашу то, что совсем недавно было человеком.

С холмов разнесся гулкий рев рогов — знак к отступлению. Стало быть, дело сделано — хазары раззадорились, теперь надо изобразить бегство да вовремя сховаться, чтобы конники не порубили... Ну сховаться — это людины мигом, даром, что ли, на учениях мучились.

— Тикай, хлопцы! — истошно заорал Жердь.

Буевищенские рванули в сторону замаскированного рва. За ними с воем и гиканьем понеслась конница. Слон, обескураженный исчезновением противника, растерянно озирался, выискивая, кого бы еще прикончить. Но, не найдя кандидата, занялся поеданием трупов.

Враги бежали как зайцы. О, как мудро поступил Арачын! С вершины холма Непобедимый обозревал поле бое. Жалкие трусы, глупцы! Они осмелились сопротивляться неизбежному и вскоре поплатятся. Нет, уже поплатились! За каждого убитого хазарина будет вырезано десять, нет, сто полян! Куяб обезлюдеет! Куяб утонет в крови!!!

Артельщики домчались до заветного места и... стали проваливаться под землю. Ров был прикрыт ветками и сеном, которые не могли выдержать человеческий вес. Ориентиром служила кривая береза, и артельщики отыскали укрытие без труда.

Оказавшись в укрытии, Жердь прислонился спиной к земляной стене, отдышался и вынул боевой нож. Предстояло веселье!

Ждать пришлось недолго — в яму провалился конь с едва живым от страха седоком. Скакун поломал ноги и бешено забился, заржал... Жердь прыгнул на хазарина, стащил с седла и полоснул ножом по горлу. Недруг захрипел.

— Атаман, — донесся голос Косорыла, — пора разбредаться по рву да самострелы в ход пускать...

— Погодь, — ответил Жердь, — мыслишка одна имеется.

— Че за мыслишка?

— Думается мне, когда заваруха начнется, неча нам хазарву стрелами бить, небось без нас управятся.

— А как же?

— Вылезем поближе к лесочку, да и под шумок рванем обоз татий щипать. Небось добра-то там немерено!

— Головастый ты мужик, Жердь, — уважительно проговорил Косорыл, — потому атаман.

Сверху свалился еще один тать. Забили всем миром и принялись обсуждать детали предстоящей вылазки.

Великий Тенгри! Людины провалились сквозь землю. Если бы Арачын не видел это собственными глазами, то ни за что бы не поверил. Бросились врассыпную и... провалились! Конники помчались за ними и тоже стали проваливаться сквозь землю. Ни один не вылез наверх!

Все это очень не понравилось Арачыну, но худшее было впереди. Из-под земли появились головы людинов, а затем полетели стрелы.

— Почему ты отвернулось от меня, Вечное Синее Небо, — прошептал Арачын, — почему не послало знак, чтобы я не попал во вражескую ловушку?

Защитники Куяба, действуя как на учениях, растеклись по траншеям. Людины не высовывались, помнили: в скрытности половина успеха. Арбалеты с запасом стрел были разложены по всем траншеям в десяти шагах друг от друга. Чудное оружие походило на знакомый каждому охотнику самострел, только было снабжено воротом, действуя которым можно быстро натянуть тетиву. И еще были заготовлены деревянные «ежи». Людины огородили ими позиции и принялись истреблять хазар.

Купавка приладилась к брустверу, взяла на прицел конника, нажала на спусковой крючок. Тенькнула тетива. Скакун рванулся и принялся заваливаться на бок.

— Коней жалей, дура, вона, впендюрила в животину, — прошипел Сычок — Кушвкин «заряжающий», подавая другой арбалет.

— Ты батьку поучи детей стругать! — огрызнулась Купавка.

— Да шо с тобой говорить — баба есть баба. Тебе ж что конь, что кошка...

Щелк.

Еще один скакун рухнул под седоком.

— Хазарчуков бей, говорю, коняги самим пригодятся, они хоть и неказистые, а небось плуг потащат. Али жалко хазарчуков, а? Може, и хазарчуки пригодятся?.. — Соседний «расчет» загоготал.

— Заряжай давай, тебя на кой поставили? — покраснела Купавка.

— Да уже я, уже, — ворочая арбалетным воротом, заявил Сычок, — эка гарна задрючина, дывлюсь я. На-ка вот.

Щелк!

— Ну, так доволен?

— Во-во, любо-дорого, ведь могешь, прям в морду закатала. Вона того, в золоченом шлеме бей.

— Да он ведь и так едва колышется.

— Бей, Купавка, гада!

Щелкнула тетива, и всадник взмахнул руками, как подстреленная птица.

— Отмучился, — вздохнула Купавка.

— Эх, мать, — задумчиво проговорил Сычок, манерно сплюнув сквозь зубы, — и куды катимся. Из лука-то стрелять с малолетства училися, а это... тьфу ты, срам... Хазарву, как тетеревов... И драки-то нет, убивство сплошное!

— Да, — вздохнула Купавка, — боги-то чего скажут. — И влепила стрелу в голову молоденькому хазарчику.

Четыре тысячи арбалетных расчетов (стрелок и заряжающий), сидя в хорошо замаскированных окопах, прямой наводкой истребляли хазар. Стрел было вдосталь, а система сообщающихся ходов позволяла менять позиции, не раскрываясь.

Внизу под холмом металась хазарская конница. Самые отчаянные из рубак бросались на славянские укрепления. Немногие смогли избежать стрелы и добраться до рва, немногие смогли пустить в ход саблю. На «ежах» корчились в агонии десятки тел. Арачын отвел пышущий гневом взгляд.