Факторизация человечности - Роберт Сойер

Фогерти застыл на месте. Господи, да он же устранил больше двух дюжин проблем только за последний год, но…

Но…

Но…

Я не могу этого сделать, подумал он. Не могу.

Он развернулся и пошёл обратно по закругляющемуся коридору.

Кайл закончил диктовать свой отчёт и отправился в «Водопой»; они договорились встретиться со Стоуном Бентли, который собирался пойти прямо туда после своей встречи в Королевском музее Онтарио.

— Смотрю, ты в хорошем настроении, — сказал Стоун, когда Кайл устроился напротив него.

Кайл улыбнулся.

— Чувствую себя лучше, чем последние уж не знаю сколько лет. Моя дочь осознала, что была неправа.

Стоун вскинул брови.

— Это же замечательно!

— Ещё бы. Через пару недель у меня день рождения — лучшего подарка я и ожидать не мог.

Подошла официантка.

— Стакан красного вина, — сказал Кайл. Перед Стоуном уже стояла кружка пива.

Официантка удалилась.

— Хочу поблагодарить тебя, Стоун, — сказал Кайл. — Не знаю, как бы я через это прошёл без тебя. — Стоун ничего не сказал, и Кайл продолжил: — Иногда быть мужчиной очень непросто — люди обычно считают, что именно ты виноват. Но, так или иначе, твоя поддержка была очень важна для меня. Осознание того, что ты прошёл через что-то подобное и сумел это пережить, давало мне… не знаю, должно быть «надежда» тут подходящее слово.

Снова появилась официантка, неся вино для Кайла. Кайл кивком поблагодарил её, потом поднял бокал.

— За нас — двоих выживших.

Через секунду Стоун поднял свою кружку и позволил Кайлу звякнуть о неё бокалом с вином. Однако пить Стоун не стал. Он опустил кружку обратно на стол и посмотрел куда-то в сторону.

— Я это сделал, — тихо произнёс он.

Кайл не понял.

— Прости? — сказал он.

Стоун посмотрел на Кайла.

— Я это сделал… с той девчонкой, пять лет назад. Я правда домогался её. — Он некоторое время смотрел Кайлу в глаза, по-видимому, ища его реацкию, потом снова опустил взгляд на скатерть.

— Но студентка отказалась от обвинений, — сказал Кайл.

Стоун едва заметно кивнул.

— Она знала, что проиграет, к тому же другие преподаватели-мужчины её не одобряли. Она подумала, это поможет. — Теперь он глотнул пива. — Она перевелась в Йоркский. — Он слегка пожал плечами. — Чтобы начать с чистого листа.

Кайл не знал, что сказать. Некоторое время он оглядывал бар.

— Я не… — сказал Стоун. — Я знаю, что это не оправдание, но мне правда тогда было очень плохо. Мы с Денизой разводились. Я… — Он замолчал. — Это было очень глупо с моей стороны.

Кайл выдохнул.

— И ты всё это время слушал мои рассказы о проблемах с Бекки.

Стоун снова пожал плечами.

— Я думал, ты виноват.

В голосе Кайла прорезался металл.

— Но я же говорил, что не делал этого.

— Знаю, знаю. Но если бы ты был виноват, то оказался бы ещё большим ублюдком, чем я, понимаешь? Ты неплохой парень, Кайл — и я подумал, что если такой, как ты, способен совершить что-то настолько плохое, то, может быть, это немного оправдывает то, что сделал я. Ну, типа, с каждым что-нибудь когда-нибудь случается.

— Господи, Стоун.

— Я знаю. Но я никогда больше этого не сделаю.

— Рецидивизм…

— Нет. Нет. Теперь я другой. Не знаю, почему, но я изменился. Что-то во мне изменилось. — Он запустил руку в карман и достал из него карточку смарт-кэш. — Слушай, я уверен, что ты больше не захочешь меня видеть. Но я рад, что у тебя с дочкой всё наладилось. Правда рад. — Он поднялся.

— Нет, — сказал Кайл. — Не уходи.

Стоун помедлил секунду.

— Ты уверен?

Кайл кивнул.

— Да, уверен.

Во вторник утром Хизер взбиралась по ступеням Маллин-Холла, нагруженная книгами, которые она во время завтрашней пресс-конференции хотела бы иметь под рукой в лаборатории Кайла. Влажность сегодня, наконец, снизилась, и небо казалось глубокой лазурной чашей.

Прямо перед ней маячила знакомая широкая спина в куртке «Варсити Блюз» и именем «Колмекс» — тот самый болван, который хлопнул дверью Сид-Смит-билдинг перед носом у Хизер и Пола две недели назад.

Она подумала было окликнуть его, но, к её удивлению, когда он подошёл к двери, то остановился, огляделся вокруг, заметил Хизер и придержал для неё дверь.

— Спасибо, — сказала Хизер, проходя мимо.

Он улыбнулся ей.

— Не за что. Хорошего дня.

И что самое странное, подумала Хизер, это прозвучало совершенно искренне.

41

«Мы не одиноки».

Так называлась книга, которая впервые привлекла широкое внимание к программе Поиска Внеземного Разума. Эта книга, написанная Уолтером Салливаном, бывшим редактором «Нью-Йорк Таймс», вышла в свет в 1964 году.

Тогда это было смелое утверждение, которое базировалось на теории и предположениях, а не на установленных фактах — тогда не существовало ни единого крошечного свидетельства в пользу того, что мы не одиноки во вселенной.

Человечество продолжало заниматься своими делами, как и прежде Вьетнамская война продолжилась, апартеид тоже. Количество убийств и других насильственных преступлений продолжало расти.

«Мы не одиноки».

Этот лозунг был возрождён выходом фильма Стивена Спилберга «Близкие контакты третьего рода» в 1977 году. Публика с энтузиазмом восприняла идею жизни во вселенной, но прямых доказательств её существования по-прежнему не было, и человечество продолжило жить, как жило всегда. Случилась Война в Заливе и бойня на площади Тяньаньмэнь.

«Мы не одиноки».

Эти слова снова вошли в обиход в 1996 году, когда появилось первое свидетельство внеземной жизни: метеорит с Марса, который не упал никому на голову в Антарктиде. Внеземная жизнь теперь перестала быть пустой выдумкой. Тем не менее, человечество вело себя, как обычно. Террористы взрывали здания и самолёты; «этнические чистки» продолжились, не стихая.

«Мы не одиноки».

«Нью-Йорк Таймс», совершив полный оборот, напечатала заголовок первой полосы 144-м кеглем в номере за 25 июня 2007 года — день, когда было впервые объявлено об обнаружении радиосигнала с Альфы Центавра. Теперь мы точно знали, что жизнь — разумная жизнь — существует где-то ещё. И всё же человечество не изменилось. Началась Колумбийская война, а 4 июля 2009 года Клан за одну ночь вырезал две тысячи афроамериканцев в четырёх штатах.

Но потом, через десять лет после того, как был принят первый сигнал, эхо других мыслей долетело до надразума через четырёхмерное пространство и просочилось в трёхмерную реальность, в которой живут его изолированные отростки.