История Петербурга в преданиях и легендах - Наум Синдаловский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, когда во исполнение последнего, окончательного монферрановского проекта, уже при императоре Александре I, начали разбирать кирпичную кладку, фольклор немедленно откликнулся новой эпиграммой, в которой появился третий символ третьего царствования:
Сей храм трёх царств изображенье:Гранит, кирпич и разрушенье.
В 1809 году Александр I объявил конкурс на проектирование нового Исаакиевского собора, а 26 июня 1818 года произошла его торжественная закладка. Проект создал молодой французский архитектор Огюст Монферран, приехавший в Россию за два года до этого. Поклонник итальянской школы живописи, Николай I настаивал на приглашении к росписи внутренних стен собора итальянских художников. Монферран же отдавал предпочтение русским мастерам. Разговор незаметно перешел в спор. «Да как же вы, Ваше величество, – убеждал по-французски царя архитектор, – не понимаете, что НАШИ РУССКИЕ художники распишут русский храм лучше итальянцев!». Император расхохотался, хлопнул Монферрана по плечу и весело воскликнул: «Ну что же! Пускай собор расписывают ВАШИ РУССКИЕ художники».
Храм строился так долго, как ни один собор Петербурга. В это время в столице одновременно велись три грандиозные стройки: железная дорога между Петербургом и Москвой, первый постоянный мост через Неву и Исаакиевский собор. По этому поводу салонные остряки шутили: мост через Неву мы увидим, но дети наши не увидят, железную дорогу мы не увидим, но дети наши увидят, а Исаакиевский собор не увидим ни мы, ни наши дети.
Огюст Монферран
Говорили в Петербурге и о каком-то ясновидце, который предсказал будто бы, что Монферран умрёт, как только достроит Исаакиевский собор. Потому-то он так долго строит, острили в столице. По преданию, в торжественный день освящения собора новый император Александр II в присутствии двора, многочисленных вельмож и приглашённых сделал будто бы замечание архитектору за «ношение усов» – привилегию, которой пользовались только военные. «Пораженный неприязненным отношением императора, Монферран почувствовал себя дурно» и спустя месяц умер.
Но существует и другое предание о неожиданной скоропостижной смерти архитектора. В скульптурном декоре Исаакиевского собора есть группа святых, наклоном головы приветствующих появление Исаакия Далматского. Среди них находится скульптурное изображение самого Монферрана с моделью собора в руках – своеобразный автограф архитектора. Во время освящения собора один из приближённых угодливо обратил внимание императора на то, что все святые преклонили головы перед Исаакием Далматским и только архитектор, преисполненный гордыни, не сделал этого. Государь ничего не ответил, однако, проходя мимо архитектора, руки ему не подал и не проронил ни слова благодарности. Тот не на шутку расстроился, ушел домой до окончания церемонии, заболел… и через месяц скончался.
Смерть Монферрана, якобы предсказанная задолго до окончания строительства и случившаяся точно в предсказанное время, повторила старый петербургский фольклорный сюжет гибели строителя, ставшего как бы жертвой собственного детища. Мы уже знаем о кончине графа Строганова по завершении строительства Казанского собора, о самоубийстве Кокоринова на чердаке Академии художеств, одним из авторов проекта которой он был. Если правда, что Павел I принимал непосредственное и активное участие в проектировании Михайловского замка, то и его трагическая гибель через сорок дней после вселения в замок становится в один ряд с этими мистическими смертями.
Жил Монферран в собственном доме на набережной Мойки среди прекрасной коллекции произведений античного искусства, собранной им в последние годы жизни. Завистники, обвиняя зодчего в финансовых злоупотреблениях при строительстве Исаакиевского собора, распространяли в городе слух, будто архитектор приобрел себе дом именно на эти деньги. Но мало ли что говорили о Монферране в столице. После открытия Александровской колонны родились слухи, будто колонна эта должна была быть вся из мрамора, да вот мрамор пошел на строительство и украшение собственного дома архитектора, а колонну пришлось якобы по этой причине сделать из гранита. Однажды император будто бы уступил недоброжелателям архитектора и велел произвести расследование, которое, впрочем, «ничего противозаконного не обнаружило». По слухам, пронесшимся тогда по столице, Николай I на это сказал: «Ну, Бог с ним, с этим Монферраном, пускай себе берет сколько угодно, только бы другим не давал».
«Жилище каменщика», как называл свой дом архитектор, славилось не только коллекцией, которая в Петербурге считалась второй после эрмитажной. Радушный хозяин любил гостей, но, как говорили в Петербурге, «приглашал не более девяти, по числу греческих муз, полагая, что только такое количество соответствует приятной беседе».
Тень Монферрана будто бы и сегодня появляется на ступенях Исаакиевского собора. Ночами «человек в тёмном сюртуке» прогуливается под колоннадой своего собора. Правда, как утверждает фольклор, если на него посмотреть пристально, он тут же исчезает.
Легенды о призраках Исаакиевского собора рождаются до сих пор. Многие из них содержат память о вполне реальных событиях. Так, в марте 2008 года с верхней колоннады Исаакиевского собора бросилась вниз некая тридцатидвухлетняя Татьяна из Краснодарского края. Предполагается, что она покончила жизнь после ссоры с любимым. На следующий день после сообщения в печати о случившейся трагедии, в Интернете можно было прочитать легенду о том, что «в полночь у Исаакия бродит призрак Белой Дамы».
Появление Исаакиевского собора в ансамбле главных площадей Петербурга сразу же вызвало общественный протест, переросший в полемику, длящуюся до сих пор. Особенно острое критическое отношение собор вызывал у современников Монферрана, затем оно начало постепенно затухать, чуть ли не через сто лет неожиданно ярко вспыхнуло вновь в период пресловутой борьбы с космополитизмом и, наконец, вовсе исчезло в наши дни, когда в сотнях путеводителей, буклетов, проспектов и открыток собор предстает одним из символов Петербурга наряду с Адмиралтейством и Медным всадником, оградой Летнего сада и Стрелкой Васильевского острова. И если говорят о недостатках собора, то вскользь, мимоходом и так непропорционально мало, что это бесследно растворяется в море хвалебных эпитетов. Между тем, по мнению многих исследователей, масса собора, удручающе огромная, не соразмерная ни с человеком, ни с окружающими постройками, не может считаться признаком хорошего вкуса в городе, где именно эти качества всегда закладывались в основу всякого проектирования. Собор, как отмечали почти все источники до 1940-х годов, излишне тяжёл и грузен в своей пышности. Как писал Вл. Михневич, он производит подавляющее и «если можно так выразиться, мистически-торжественное» впечатление. Тем не менее он поражал своими «размерами, высокохудожественными деталями, редкостью и драгоценностью употребляемых на его постройку материалов и бездной труда, положенного на сооружение этого чуда». Как рассказывает предание, один высокопоставленный сановник заметил, что если бы даже собор был весь вылит из серебра, то стоил бы не дороже, чем стоит теперь.
Исаакиевский собор
Видимо, не случайно мифология Исаакиевского собора со дня окончания его сорокалетнего строительства вплоть до наших дней отражает скорее негативное отношение к нему петербуржцев, нежели позитивное.
Рассказывают, как один из «шалунов» того времени, он же – один из блестящих авторов знаменитых сентенций Козьмы Пруткова, «неистощимый забавник с необычным даром имитатора» Александр Жемчужников ночью, переодевшись в мундир флигель-адъютанта, объехал всех архитекторов Петербурга с приказанием «наутро явиться во дворец ввиду того, что провалился Исаакиевский собор». А легенда о том, что Исаакиевский собор постепенно оседает под тяжестью собственного веса, жива до сих пор. Она широко используется в художественной литературе и даже в поэзии. Вот Саша Черный в стихотворении «На лыжах»:
Снова буду молча кушать,Отчужденный, как удод,И привычно тупо слушать,Как сосед кричит соседу,Что Исакий каждый годОпускается всё ниже.
А вот что пишет Валентин Катаев в мемуарной повести «Алмазный мой венец»: «Мы объехали весь город… мимо постепенно уходящего в землю Исаакиевского собора».
Даже легенда о продаже, в связи со страшным голодом 1930-х годов, Исаакиевского собора в Америку, о чём мы будем говорить в своё время, предполагает, как это ни грустно отмечать, его исчезновение из петербургской панорамы.
Строительство собора завершилось в 1858 году, однако строительные леса с него долго не снимали. Выстроенный, как говорили, недобросовестно, он требовал постоянного ремонта и подновления. Причём ремонт производился не за счет средств собора, но на деньги, специально отпускаемые из царской казны. Денег, похоже, не жалели, и по этому поводу в городе родилась легенда, что династия Романовых падёт, как только закончится ремонт собора и с него снимут строительные леса. И действительно, леса с Исаакиевского собора впервые сняли в 1916 году, чуть ли не накануне отречения Николая II от престола и падения самодержавия в России.