Искушение чародея(сборник) - Кир Булычев

   Домрачеев вздохнул и сказал, глядя прямо перед собой:

   – Болтун ты, Павлыш.

   Эмма вздрогнула и чуть ускорила шаг.

   – Нет, ну а что? Теперь поздно дарить. Теперь это будет понижением ставок. Потерей лица. А презент, который мы с тобой – разумеется, под любезным присмотром сиятельной Эммы Николавны, – транспортируем сейчас… он вообще ни в какие ворота же. И ты своим молчаливым одобрением потворствуешь, между прочим. А на кону…

   – Болтун, – повторил Домрачеев. За те дни, что прошли после первого визита Отца, он стал мрачнее, держался особняком и редко вступал в споры. Особенно если рядом была Эмма.

   Эту катавасию с подарками, разумеется, никто из них и предвидеть не мог. Все началось невинно – и сперва точно так же невинно продолжилось. Люди пошли в гости к ависам, те встретили их у озера, поговорили, после чего один из младших птиц по приказу Отца вручил семена. Без каких-либо пояснений.

   Из семян к утру выросли перьекнижки: растения с огромными, плотными листьями, усеянными дивным узором. О том, что это письмена, догадался Эдгар Урванец, сорвавший, пока старшие спали, одну «страницу» и обративший внимание на слишком уж правильный рисунок. У братьев как раз был период увлечения криптографией, так что к завтраку Эдгар пришел, сияя довольной улыбкой, с листком, на котором была отмечена частотность всех «букв».

   В результате его, к ревнивому неудовольствию брата, даже не наказали.

   Посовещавшись, в следующий раз решили подарить ависам клепсидру – здоровенный, в человеческий рост, агрегат, который едва удалось собрать согласно приложенной инструкции. Вот тогда-то потребовалась тележка, и тогда же она застряла на травянистом склоне… с тех пор правое колесо противно поскрипывало и вращалось под углом.

   Ависы от клепсидры пришли в невероятное возбуждение. Пятеро младших сородичей Отца начали переглядываться, переступать с места на место. Коряга, которую они то ли нашли, то ли специально притащили сюда для встреч с людьми, пружинила и подрагивала, одна из веток противно стучала о землю.

   В конце концов Отец распушил малиновый хохолок, издал короткий, резкий крик и дважды хлопнул крыльями. Переводчик у него на груди прокашлялся, но не сказал ни слова.

   Младшие смотрели на Отца со странным выражением. Павлышу показалось, что в их желтых, сверкающих глазах отражались страх и… неужели азарт? Хотя, конечно, Слава понимал, что все это ерунда: много ли он знает об этих разумных птицах? Испытывают ли они вообще подобные эмоции?..

   После небольшой паузы Отец снова хлопнул крыльями, как-то странно дернул своим узким хвостом и выдал длинную, мелодичную трель.

   – Быть по сему, – сообщил переводчик. – Приемлем ваш соревнодар, ибо чтим честь. Во благовременье же ответим, как и до́лжно.

   Академик Окунь хмыкнул и что-то нацарапал у себя в блокноте. Борис переглянулся с Домрачеевым и Павлышем, а Эмма аккуратно, плавно склонила голову (она по-прежнему старалась при разговоре с ависами не делать резких движений):

   – Мы рады, что нашли с вами общий язык. Не возражаете, если мои коллеги отвезут подарок к вашим… деревьям?

   Отец слушал, рывками поворачивая голову то вправо, то влево.

   – Конечно, пусть отвезут дар к домодревам. Ваших самцов, мужчин, подчиненных проводит Изгибатель.

   Один из ависов – кажется, постарше прочих, – тяжело взмахнул крыльями и взлетел в воздух. Эмма посмотрела на Бориса Урванца, но Слава и Миша уже, не сговариваясь, застыли у тележки.

   Эмма поджала губы и кивнула, и они все втроем двинулись вслед за Изгибателем к одному из домодрев.

   Почва здесь была рыхлая, повсюду тянулись к солнцу разного рода растеньица, в том числе – похожие на перьекнижки. Авис кружил над тележкой, время от времени давал отрывистые советы, которые коробок-переводчик старательно перетолмачивал.

   – Это ничего, что мы вот так… прямо по росткам? – уточнил Павлыш.

   – Нет значения. Сиюминутное, воспроизводимое. Подарок важнее, главнее, имеет смысл.

   Дерево было громадным, значительно крупнее любой секвойи. Вдоль ствола тянулись ребра-распорки, нечто вроде контрфорсов в древних соборах. Черную, блестящую кору испещряли разноцветные вкрапления. Приглядевшись, Павлыш понял, что это мох, но какой-то особый; в нем устраивали себе гнезда плоские, алые твари, похожие на смесь муравьев и скорпионов. Твари эти сновали по коре, в лапах тащили некие коконы, а также пестрые обломки скорлупы, фрагменты перьев, листья…

   Нижние, самые крупные ветки росли на высоте двух-трех метров – и были такой ширины, что Павлыш при желании легко мог бы сплясать там джигу или лезгинку. Впрочем, меньше всего в эти дни ему хотелось плясать.

   То и дело поглядывая наверх, они с Мишкой и Борисом сгрузили-таки проклятущую клепсидру. Корпус ее был оформлен под средневековую китайскую мебель, и все эти прыгающие тигры, драконы с мордами мопсов и пьяные будды смотрелись под деревом неожиданно уместно.

   – Благодарю. – Изгибатель устроился на нижней ветке, энергично кивнул раза три-четыре. – Потрясающе, что вы придерживаетесь старинных, запретных, опасных традиций. Даже при том, что сами живете вопреки обычаю, установлению, природе.

   Борис развел руками:

   – Согласитесь, было бы странно, если б мы жили на деревьях.

   Авис моргнул несколько раз и вдруг зашипел, раздувая горло. Тотчас откуда-то сверху по стволу метнулись три узкие, верткие тени. Они были похожи на тощих гекконов, только со странно выгнутыми передними лапами. Гекконы добрались до нижней ветки, на которой сидел Изгибатель, и уставились на людей; один разинул ороговевшие челюсти и стремительно облизнулся.

   Шипение Изгибателя оборвалось – будто, подумал Павлыш, кто-то вырубил испорченный радиоприемник.

   – Мы, пожалуй, пойдем, – сказал Слава. – Нас остальные заждались.

   – Да, – торопливо ответил авис. – Вам лучше вернуться к озеру и своей Матери.

   Гекконы повернулись к нему и смотрели, удивленно мигая, затем разбежались в разные стороны, потеряв всякий интерес к происходящему.

   – «К Матери»… – протянул Павлыш. Он шел чуть позади, то и дело оглядываясь на домодрева. – Ишь. Подумать только.

   – Вот даже не думай, – отрезал Домрачеев. – Это недоразумение, не превращай… черт знает во что.

   Борис обернулся и посмотрел на них почти с жалостью:

   – Это все, что вы заметили?

   – Ну, он болезненно отреагировал на ваше предположение насчет деревьев. – Павлыш почесал переносицу, чихнул. – С другой стороны, посмотрите, они даже для переговоров нашли где-то эту корягу, земля для них – то ли табу, то ли…

   – Да перестань, просто некомфортная среда. – Домрачеев кивнул на берег озера, где люди и ависы продолжали о чем-то беседовать. Заскучавшие Эдгар и Николай тем временем отошли в сторонку и собирались поплавать. – Вот как если бы мы вели переговоры с рыбами и предпочитали делать это из субмарин. Хотя плавать-то мы можем, да?

   – Детеныши, – сказал Борис. – Это были их детеныши, разве не очевидно?

   – О! – Павлыш остановился и шлепнул себя ладонью по лбу. – О!.. Но, – оживился он, – тогда может быть так, что земля – это территория ювенильных особей… Нет, не сходится. Они же явно ведут древесный образ жизни, просто еще не летают.

   – Как сразу заговорил, – хмыкнул Домрачеев. – «Ювенильные особи», «образ жизни»… Ты другое скажи: почему это вдруг мы живем вопреки обычаю?

   – Ну, это просто: у них-то явный патриархат, а мы, по их мнению, погрязли в матриархате. И деревья здесь совершенно ни при чем.

   – Хоть это вы поняли, – кивнул Борис. – Я, правда, надеялся, что он мне возразит и объяснит, о каком именно обычае говорил. Но версия насчет матриархата… пусть, как рабочая вполне сгодится.

   Между тем Эдгар с Николаем уже плавали наперегонки, распугивая уток. Ависы следили за всем этим, нервически переступая с ноги на ногу.

   – А что насчет «старинных, опасных традиций»?

   – Матриархат, – мрачно произнес Павлыш. – Старинная, опасная и запретная традиция, Миша.

   Обмен подарками продолжился на следующий день – и пошел по нарастающей. Ависы презентовали в деревянном горшочке с затычкой несколько десятков тех самых тварей, что жили в пучках мха на домодреве. Оказалось, муравионы, как окрестил их Эдгар, мало пригодны для людей. Они утилизировали продукты жизнедеятельности ависов, причем в колонии было несколько типов особей, и каждый специализировался на чем-то одном. Павлыш стал подкармливать муравионов картофельной кожурой, банановыми шкурками и прочим мусором и заявил, что через несколько поколений, возможно, колония мутирует.

   – Это ж клево! – Коля Урванец толкнул брата в бок. – Не надо будет с картошкой возиться… и даже с бананами! Бросаешь муравионам – и вынимаешь уже очищенные. Класс!