Роза - Лей Гринвуд

Через некоторое время, умывшись, Хен вошел в комнату и, сев на приготовленное для него Розой место, стал есть. К моменту, когда он проглотил второй кусок, когда атмосфера в комнате готова была взорваться от любопытства, Хен поднял голову и взглянул на Джорджа.

— Зак, тебе лучше пойти и подоить корову. Если Джорджу за завтраком придется пить кофе, он не сможет стрелять!

Хен улыбнулся Джорджу — что случалось весьма редко — и вернулся к еде.

— Не могу вспомнить, когда еще я в своей жизни был так напуган. Даже на войне я никогда не испытывал такого страха, — говорил Розе Джордж.

Сегодня они снова занимались любовью. Теперь они лежали рядом. Им было хорошо и спокойно. Но Джорджу все еще приходилось напоминать себе о том, что Роза вышла за него замуж и что она будет его женой до конца его жизни. Ему все еще трудно было поверить в это!

Сегодня они занимались любовью особенно страстно. Может быть, это было вызвано той опасностью, которую они пережили. А может, это возникло из-за пережитого им страха, что он может потерять Розу. Каковы бы ни были причины, важно было то, что никогда они еще не были так близки друг с другом!

— Трудно поверить в то, что я так долго не мог понять того, что они могут напасть на дом, — сказал Джордж. Десятки раз он задавал себе вопрос, неужели он утратил инстинкт выживания?

— Вас могли убить до того, как я вернулся!

— Тайлер был великолепен. Не думаю, что он хороший стрелок, но он такой бесстрашный! Мне даже кажется, что ему нравилось нас защищать.

— Но не так, как Заку. Этот маленький плут все еще трезвонит о том, что случилось!

Выскользнув из объятий Джорджа, Роза села на кровати.

— У меня не было возможности сказать тебе об этом раньше, но я очень волнуюсь за него. То, что тогда произошло, плохо сказалось на нем. Когда он выстрелил в человека, он был белым как полотно, я с трудом забрала у него ружье. Пока ты не приехал, он был страшно потрясен случившимся!

Джордж почувствовал, как бремя ответственности с новой тяжестью давит ему на плечи, опасения за братьев сильнее сжали его грудь: сможет ли он оградить Зака и Тайлера от всего этого? Слава богу, что у него никогда не будет собственных детей!

— Я постараюсь уделять ему больше внимания, проводя с ним побольше времени!

— Только не позволяй ему догадаться, почему ты делаешь это, — сказала Роза и улыбнулась, вспоминая мальчика. — Зак очень гордится тобой. Если он узнает, что я рассказала тебе о его слабости, это заденет его гордость!

— Но ты только что сказала мне, что он был чуть живой!..

— Да, но разве ты не сказал мне, что никогда в жизни не был так напуган, как сегодня?

— Да.

— Ты хочешь, чтобы я рассказала об этом твоим братьям? Монти узнает об этом с удовольствием. И Тайлер тоже!

— Конечно, я не хочу!

— Именно то же самое чувствует Зак. Наконец-то он сделал что-то необычайное в его глазах, что-то замечательное! Ему это необходимо: он должен расти и считать себя ровней тебе!

Джордж повернулся, чтобы увидеть лицо Розы.

— Не знаю, почему я думал, что смогу разобраться со своей семьей без тебя?

Роза порозовела от удовольствия.

— Справился бы как-нибудь.

— Нет. Наконец-то я признал тот факт, что не смогу сделать все, что раньше казалось мне возможным.

— Ты ведь не думаешь уехать, правда? — спросила Роза, пытаясь заглянуть ему в глаза, в ее груди шевельнулся страх.

Джордж придвинулся ближе. Обняв, он притянул Розу к себе.

— Я не думаю уезжать ни от кого, ни от чего и никуда! Особенно я не собираюсь уезжать от тебя. Я просто признаю то, что мне нужна помощь. И я ужасно рад тому, что ты здесь и можешь мне помочь!

Роза прижалась к Джорджу.

— Любой может сделать то, что делаю я.

Она верила в то, что говорила, но все же ей страстно хотелось, чтобы Джордж опроверг ее мнение!

— Это сможет сделать только тот, кто любит каждого моего брата так же сильно, как я! Я понял это, когда мчался сюда сегодня, проклиная себя за свою глупость и надеясь изо всех сил, что будет не слишком поздно! Я каким-то образом знал, что, пока ты рядом, с ними ничего плохого не случится.

Роза не могла ничего сказать в ответ, а только чуть сильнее обняла своего мужа.

— Во время этой гонки, бьющей по нервам, под дождем, я понял еще кое-что. Можно ломать голову над чем-то, никак не находя решения, и запутаться потом до такой степени, что вообще уже не знаешь, над чем ты ломаешь голову, даже не представляешь, о чем думать и что думать об этом! А затем наступает перелом, кризис, и все становится совершенно ясным!

— Такое происходит со всеми.

— Я так долго пытался выяснить, что за чувство испытываю к тебе, и не привело ни к чему. Но стоило мне подумать о том, что эти ублюдки хотят напасть на тебя, пока ты спишь, как пропала всякая нерешительность, неопределенность. Я боялся за тебя так же, как за братьев. Я знаю, что когда-нибудь мне придется расстаться с ними, я их отпущу, но я никогда не смогу отпустить тебя! Даже если я не нужен тебе так же сильно, как ты мне, я все равно никогда не захочу отказаться от тебя, отпустить тебя!

— Женщине нравится знать, что она что-то значит для своего мужа, — сказала Роза, еще сильнее прижимаясь к нему.

Джордж сел и немного отодвинулся, чтобы лучше видеть лицо Розы.

— Ты не понимаешь, о чем я говорю. Я люблю тебя! Наконец-то я понял, что такое любовь, и я люблю тебя, и я любил тебя еще раньше, только не знал об этом!

Роза хотела ему верить. Ей больше всего на свете хотелось, чтобы это было правдой, но она должна быть уверена!

— Ты уверен? Ведь в момент кризиса люди склонны преувеличивать силу своих эмоций. Джордж обнял ее и притянул к себе.

— Я люблю тебя, Роза Торнтон Рэндолф. Я люблю тебя так сильно, что могу взорваться, если буду сдерживать свою любовь к тебе! Я люблю тебя так сильно потому, что ты так любишь нас. Я люблю тебя, потому что ты красивая и я хочу заниматься с тобой любовью всю жизнь. Я люблю тебя даже из-за того, что ты такая сумасшедшая, что бросилась на Макклендонов из-за того, что они убили быка, в которого, как выяснилось потом, они не стреляли вообще!

Джордж закрыл рукой ее рот, чтобы не слышать возражений.

— Но есть еще кое-что, что изменилось: это пустяки, но я хочу все же рассказать. Когда мы встречаемся глазами и ты улыбаешься, ты не знаешь, какой подъем я при этом испытываю! Это заставляет меня делать глупости. Я радуюсь, когда ты цепляешься своей юбкой за гвоздь или щепку, когда случайно уколешь палец бобовой шелухой и произносишь одно из тех словечек, которым ты научилась у Монти! Мне нравится даже то, как ты вытираешь испарину на лбу, когда стоишь у плиты. Это не сумасшествие?