Прогулки по Парижу. Правый берег - Борис Носик

В этом уголке Парижа процветали множество театров и прославленный мюзик-холл. На улице Шапталь тоже находились знаменитые театры, жили художники, сюда приходил работать к издателю Ван Гог…

На улице Пигаль помещались и знаменитые русские кабаки, которых между войнами было в Париже великое множество: в доме № 54 на Пигаль находилось знаменитое кабаре «Кавказский замок» (с «Кавказским погребком»), в доме № 59 – «Флореско», а в доме № 63 – «Яр». На улице Фонтен открыт был кабак «Омар Хайям», где играл на гитаре Саша Масальский.

Повернем влево и пойдем к югу по улице Нотр-Дам-де-Лорет. Поначалу нам будут попадаться не только отдыхающие поутру ночные заведения, но и старые почтенные дома, в одном из которых (в доме № 56) родился Гоген, в другом, в соседнем, располагалась мастерская Делакруа еще до того, как он переехал на левый берег, на прелестную Фюрстенбергскую площадь. Мы выйдем на площадь Сен-Жорж, украшенную статуей художника-графика Гаварни и двумя великолепными особняками. В первом из них, во дворце Тьера, ныне размещаются музей и библиотека Тьера, посвященные наполеоновской эпохе, а второй – дворец Пайва, построенный в 1840 году архитектором Рено, – считается истинным шедевром неоренессансной архитектуры.

Следуя дальше к югу по улице Нотр-Дам-де-Лорет, мы и выйдем к церкви Нотр-Дам-де-Лорет, построенной в 1836 году. Образцом для архитектора Ипполита Леба здесь явно служили итальянские базилики, и в частности знаменитая Санта-Мария-Маджиоре. На фасаде церкви – скульптуры, впрочем, вполне современные по стилю, изнутри же церковь богато украшена произведениями религиозного искусства времен Июльской монархии. Одним из мастеров, работавших над здешними полотнами и росписями, был лионский художник Виктор Орсель, глава архаичной религиозной школы живописи, вдохновлявшейся ранними, дорафаэлевскими шедеврами. Во времена Коммуны местный викарий аббат Сабатье был заперт коммунарами в церкви, а потом зверски убит. Что же до названия Лорет (а церкви с таким названием вы найдете повсюду на земном шаре), то это название итальянского городка Лорето в провинции Аскона. В XV веке там родилось поверье, что одна из церквей городка – это и есть дом Богородицы, Санта Каза, перенесенный в XIII веке ангелами из Назарета в Лорето. С XVI века эта Санта Каза Лорето окружена была стенами храма и привлекала в городок множество паломников…

Строительство здешней церкви Нотр-Дам-де-Лорет начато было в 1823 году, в самый разгар освоения нового квартала, который для вящей привлекательности назвали Новыми Афинами. Церковь эта и должна была обслуживать паству из нового, усиленно распродаваемого в то время всяческой художественной интеллигенции квартала. Однако в непосредственной близости к церкви в прилегающих к ней домах разместилась совсем другая публика. Тут жили по большей части женщины, которых называли по-разному – иногда падшими женщинами, иногда женщинами легкого поведения. Оба названия были громоздки и слишком эмоциональны. Между тем существовала настоятельная потребность как-то все же обособить этих представительниц женского пола от других дам, тех, кого столь же громоздко называли порядочными женщинами. В начале сороковых годов (еще точнее – в 1841-м) и было придумано название, которое прижилось: лоретки. Слово это, как вы догадываетесь, пошло от названия церкви и прилегающего квартала. Тут было тогда построено много новых домов, хозяевам этих домов позарез нужны были постояльцы, и они решили пускать на постой рядовых работниц панели, которых не слишком привечали в других местах. Это было тем более приемлемо для хозяев, что девицы только жили в этом квартале – свою общественно полезную деятельность они осуществляли в других местах, скажем на Елисейских полях или на бульваре Клиши.

Через десяток лет, к середине века, вошло в обиход и другое название для этих девиц – «биш», то есть «лань», «козочка», однако такие признанные авторитеты, как Бальзак, Бодлер, Флобер, Мане и Делакруа, оставались верны термину «лоретки», тем более что в противовес ему Эженом Сю пущен был в обиход термин «гризетки». Так называли теперь молоденьких девушек из бедных семей, каких- нибудь белошвеек, официанток, модисток, тоже вполне элегантных, хорошеньких и кокетливых, но не зарабатывающих на жизнь своим телом, а потому и одетых поскромнее, не столь блистательно роковых, как те, другие, а стало быть, и поскучнее, и посерее (слово «гризетки» и образовано от слова «гриз», что значит – «серая», «скучная»). Надо сказать, что фатальность лореток, так волновавшая художников, все эти блеск и нищета куртизанок тоже ведь существовали чаще в воображении художника. Реальность лореточной жизни была и мрачно-серой, и грустной. По тогдашней статистике, из сотни парижских лореток 17 умирали молодыми от болезней, 42 становились профессионалками панели, 4 выходили замуж, 4 уплывали за море – в Калифорнию или Австралию, 6 кончали самоубийством, 5 попадали с дурной болезнью в Сальпетриер, 3 возвращались в деревню, остальные перебивались кое-как мелким приработком. Статистика, как видите, грустная.

Вернемся, однако, к обитателям знаменитых Новых Афин, для которых изначально и строилась эта церковь, а также к самому этому кварталу, сохраняющему свой специфический, как бы загородный облик и сегодня. Считают, что на выбор названия для квартала повлияло тогдашнее возрождение моды на Грецию как на древнюю колыбель искусств, поэзии, философии, а также новые эпизоды борьбы Греции за освобождение от турецкого, оттоманского ига. Учитывая эту моду, гений финансов Лаперьер и рассчитывал привлечь на новую застройку между улицей Пигаль, улицей Бланш и вокзалом Сен-Лазар как можно больше новых состоятельных жильцов. Центром застройки стали улицы Ла Тур-де-Дам и Ларошфуко, где и строили уютные особняки под руководством архитектора Константена и других вполне известных парижских архитекторов, вроде Висконти, Удебура, Лелона, Бие. Так и возник невдалеке от еще не опозоренных тогда пошлостью плас Пигаль и плас Бланш истинный уголок эпохи Реставрации. Позднее и весь квартал Сен-Жорж стали называть здесь Новыми Афинами, ибо во всей этой округе обитали звезды французского искусства, одни – известные даже и нам с вами, другие – забытые и самими французами, но в свое время излучавшие ослепительный блеск мимолетной славы, – личности вроде Камбасере, Талаба, Дюшенуа или Берне. Первый дом на улице Ла Тур-де-Дам был построен Висконти, и в нем с 1824 года обитала пленительная мадемуазель Марс, вскружившая голову Парижу и публике «Комеди Франсез». А дом № 9 был специально построен Лелоном для великого трагика Тальма. На улице Ларошфуко мы можем полюбоваться особняком под номером 19, построенным Удебуром, а в доме № 14 находилась мастерская одного из прославленных мастеров французского символизма живописца Гюстава Моро. Он умер в 1898 году и завещал свои произведения государству. В его мастерской на улице Ларошфуко открылся музей, одним из хранителей которого являлся одно время ученик Моро, художник Жорж Руо, тяготевший к экспрессионизму. Никто не мешает нам с вами задержаться и не спеша полюбоваться странными, такими загадочными и такими, если можно так выразиться, литературными полотнами мэтра Моро, где перемешано все – и библейские легенды, и мистика, и аллегория, и мечта, и эротика… А в ушах у нас будет звучать музыка Вагнера, который жил тут же за уголком, на рю д'Омаль.

Неподалеку, в тех же Новых Афинах, на рю Тэтбу жили еще несколько писателей и художников и жила звезда французского романтизма Аврора Дюпен, она же мадемуазель Жорж Санд, вместе с романтическим Фредериком Шопеном. Об этом мы, впрочем, уже вспоминали, гуляя по шопеновскому Парижу…

МОНМАРТР

Монмартрский холм и светлый купол базилики Сакре-Кёр царят над Парижем и видны издалека. Взойти же на холм можно и от квартала Гут д'Ор, и от метро «Анвер», и еще из разных мест. Я предлагаю начать подъем от площади Бланш, где впустую машет крыльями красная мельница французского канкана («Мулен-Руж»), в которой Тулуз-Лотрек усердно рисовал некогда знаменитую Обжору-Гулю и прочих полураздетых девиц, – по улице Лепик. Молва включала некогда «Мулен-Руж» в знаменитый «великокняжеский» парижский маршрут. У приехавшего в Париж художника Александра Бенуа было подозрение, что и самое существование «великокняжеской» прогулки по злачным местам придумали русские левые эмигранты, чтобы насолить российской правящей династии. Художник отправился сам по всем этим прославленным местам и не увидел ни в «Мулен-Руж», ни на Балу Булье ни разгула, ни распутства, одни только пошлость, вульгарную мерзость и скуку. Так оно и было, конечно. С другой стороны, что мог доказать этот эксперимент изысканного эстета Бенуа? Ровным счетом ничего. Захотел же воспитанник Жуковского Александр II, прежде чем встретиться в Париже с любимой женщиной, поужинать тет-а-тет с хваленой певицей м-ль Шнайдер, которую злые языки прозвали «пассажем Принцев»…