Комната с белыми стенами - Софи Ханна

– И?.. Он пытался тебя убить? – Я слышу, как скрипнула дверь.

– Нет, я не пытался, – говорит Ангус.

– Нет, не пытался, – эхом вторит ему Рей. – Будем считать, что мне повезло. Ведь если б он попытался, его попытка увенчалась бы успехом.

Нет. Это неверный ответ. Он наверняка пытался. Должен был, потому что… В моей голове раздается щелчок: карточки. Шестнадцать чисел. И фотографии. Рука Хелен Ярдли. Я поворачиваюсь к Ангусу.

– Сядь рядом с Рей и, когда будешь говорить, смотри в камеру, а не на меня, – говорю я ему. – Зачем ты прислал мне эти списки, имена тех, против кого Джудит Даффи давала показания в уголовном и семейном судах?

Он хмурится, явно недовольный тем, что я перескакиваю с темы на тему.

– Я думал, мы говорим о том, что было, когда Рей вернулась домой.

– Да, верно, но сначала, будь добр, объясни, зачем ты прислал мне те списки. В камеру смотри, пожалуйста.

Он смотрит на Рей. Та кивает. Похоже, она права. Она действительно ему нужна.

– Я думал, тебе будет полезно узнать, скольких людей Джудит Даффи обвинила в издевательствах над детьми и даже в их убийстве.

– Почему же это было мне полезно узнать?

Ангус молча смотрит в камеру.

– Ты не хочешь мне говорить. Считаешь, что я сама должна догадаться. Извини, но я не догадываюсь.

– Разве это непонятно и так? – спрашивает он.

– Нет.

– Скажи ей, Ангус.

– Полагаю, тебе известна знаменитая фраза Джудит Даффи: «Крайне маловероятно, почти невозможно».

– Да, эта фраза мне известна.

– Ты знаешь, что она имела в виду, когда произносила ее?

– Вероятность двух случаев СВДС в одной семье.

– Нет, это распространенное заблуждение. – Он явно рад возможности опровергнуть меня. Сердце готово выпрыгнуть у меня из груди. Странно, что камера еще не трясется. – Так думают многие, но Даффи объяснила Рей, что имела в виду нечто иное. Не общие принципы теории вероятности, а два конкретных случая, Моргана и Роуэна Ярдли, и вероятность того, что оба умерли от естественных причин, учитывая данные судмедэкспертизы.

– Так ты скажешь мне, зачем ты прислал мне эти списки? – повторяю я вопрос.

– У меня есть своя собственная теория вероятности, и я с радостью объясню ее тебе, – говорит Ангус. – Если Джудит Даффи утверждает, что Рей детоубийца, а Рей это отрицает, какова вероятность того, что Даффи права?

Я задумываюсь.

– Понятия не имею, – честно признаюсь я. – Если предположить, что Даффи – лицо незаинтересованное, беспристрастный эксперт, а Рей выгодно утверждать, что она невиновна, хотя, возможно, это не так…

– Нет, это здесь ни при чем, – раздраженно говорит Ангус. – Забудь про выгоду, беспристрастность, экспертизу. Все это невозможно измерить научным способом. Я имею в виду чистой воды вероятность. Более того, давай не будем сводить ситуацию к Рей и Даффи, сделаем ее более абстрактной. Врач обвиняет женщину в том, что та задушила своего ребенка. Женщина настаивает, что она этого не делала. Свидетелей нет. Какова вероятность того, что врач права?

– Пятьдесят на пятьдесят? – робко отвечаю я.

– Верно. В этом сценарии врач может быть или на сто процентов права, или может на сто процентов ошибаться. Она не может быть слегка права и слегка ошибаться одновременно.

– Нет, не может, – соглашаюсь я. – Женщина или убила своего ребенка, или не убивала.

– Хорошо, – кивает Ангус. – А теперь давай слегка увеличим наши цифры. Врач – та самая врач – обвиняет трех женщин, что они убили своих детей. Все трое утверждают, что они невиновны.

Рей, Хелен Ярдли и Сара Джаггард.

– Каковы шансы, что все три виновны? Снова пятьдесят на пятьдесят?

Боже, как же я ненавидела математику в школе! Помню, как я закатывала глаза, когда мы решали квадратные уравнения. Можно подумать, эта лабуда понадобится мне в жизни. Зачем это нужно? На что моя учительница математики, миссис Гилпин, отвечала: «Фелисити, умение оперировать числами поможет тебе даже там, где ты не предполагаешь».

Похоже, она была права.

– Если в каждом случае вероятность того, что врач права – пятьдесят на пятьдесят, то вероятность того, что она права во всех трех случаях… тоже будет пятьдесят на пятьдесят. Я права?

– Нет, – отвечает Ангус, как будто отказываясь верить в мою тупость. – В тех случаях вероятность того, что врач права или, наоборот, ошибается, будет один из восьми. – Ангус на глазах у нас с Рей вытаскивает из кармана пиджака какой-то мятый рецепт и ручку и, склонившись над коленом, что-то пишет. – Пусть В означает «виновна», а Н – «невиновна», – говорит он, протягивая мне бумажку.

Я смотрю, что он на ней написал:

Женщина 1: В В В В Н Н Н Н

Женщина 2: В В Н Н Н Н В В

Женщина 3: В Н В Н Н В Н В

– Видишь? – спрашивает он. – Лишь в одном случае из восьми врач будет права относительно сразу всех троих, и лишь в одном случае из восьми будет ошибаться. А теперь представь, что таких случаев тысячи.

– Кажется, мне понятно, к чему ты клонишь, – говорю я. – Чем в большем количестве случаев Джудит Даффи говорит, что женщина виновна, и чем больше женщин это отрицают, тем выше вероятность того, что иногда она права, а иногда – нет. – Так вот почему в том электронном письме ты упомянул, что в двадцати трех случаях Джудит Даффи дала показания в пользу матери. Иногда она бывает «за», иногда «против» – ты это хотел сказать. – Иными словами, выполненный черными красками портрет Даффи кисти Лори Натрасса – откровенная ложь. Джудит Даффи вовсе не гнобила невинных матерей.

– Именно. – Моя догадливость вознаграждена улыбкой. – Чем больше невинно осужденных женщин, этих «жертв кровожадной Даффи», Лори Натрасс вытаскивает из своей шляпы, тем выше вероятность того, что хотя бы одна из них виновна. Я вполне допускаю, что наше правосудие частенько дает сбои и что врач может ошибаться. Но поверить в то, что правосудие всегда неправо, что присяжные отправляют за решетку невинных овечек, а врач всякий раз ошибается, это, знаете ли…

– И я должна была об этом догадаться, глядя на присланные тобой списки?

– Теорема вероятностей Хайнса, вот как я это называю. Одна женщина, которую Джудит Даффи обвинила в детоубийстве, может в равной степени быть виновна или невиновна. Среди ста женщин, которых Джудит Даффи обвинила в детоубийстве, есть виновные и невиновные. Значительная часть их должна быть виновна, и столь же значительная часть – нет.

– И ты хотел, чтобы я это знала, так как Лори, похоже, этого не понимал, – тихо говорю я. – Он считал, что все женщины, которых Даффи обвинила в детоубийстве, невиновны. Он не видел, что наряду с невинными жертвами должны быть и те, на чьей совести смерть их детей.

– Да, за деревьями он не видел леса, – кивнув, добавляет Рей. Раздается звонок в дверь. – Я пойду открою? – спрашивает она.

– Нет, лучше я. Кто бы это ни был, сюда их лучше не пускать. – Я вымучиваю улыбку и добавляю: – Оставайтесь здесь. Я сейчас вернусь.

В прихожей меня охватывает паника. Не дойдя до двери, я застываю на месте, не в силах сделать следующий шаг. Джудит Даффи тоже открыла дверь – и получила от мужчины с бритой головой пулю в сердце.

У меня на глазах приоткрывается щель почтового ящика. В нее мне видны карие глаза и часть носа.

– Флисс? – Я узнаю голос. Это Хьюго, брат Лори, тот, что с молниями на брюках. Зачем ему понадобилось звонить в звонок? В конце концов, это же его дом! Я открываю дверь.

– Что вам нужно?

Без какой-либо авторизации со стороны мозга, моя рука начинает выполнять вращающийся жест – мол, давай, выкладывай. Не тяни резину.

– Я пришел извиниться за то, как я…

– Не берите в голову, – говорю я заговорщицким шепотом. – Я хочу попросить вас об одной услуге.

Затягиваю его внутрь и завожу в ближайшую комнату – это музыкальный салон – и указываю на табурет рядом с пианино. Он послушно садится.

– Подождите здесь, – шепчу я. – Просто посидите молча и больше ничего не делайте. Отключите мобильник, притворитесь, будто вас здесь нет. Не играйте на пианино. Даже «Собачий вальс». Не смейте даже нажимать клавиши.

– Я не умею играть «Собачий вальс».

– Неужели? Мне казалось, что «Собачий вальс» играют все.

– Но я могу просто посидеть здесь и ничего не делать. Это мой талант; его часто подмечают те, кто близко со мной знаком.

– Отлично, – говорю я. – Посидите здесь, но только не уходите. Обещаете?

– Обещаю. Но можно я задам один вопрос?

– Давайте.

– Что, если…

– Я попрошу вас отвезти меня куда-нибудь на машине? – заканчиваю я.

– А где ваша машина? – спрашивает он, тоже шепотом.

– В салоне «Роллс-Ройса». Ждет, когда я выиграю ее в лотерею или найду себе богатого мужа. А теперь молчок! Сидите тихо и ждите, когда я вернусь. – С этими словами я направляюсь к двери.

– Флисс?