Тени надежд - Евгений Токтаев

– Ха! – таксиарх выбросил вперед руку с, только что подобранным, длинным фракийским дротиком, насаживая на острие подбежавшего неосторожного варвара.

Македоняне пришли в себя и вокруг лежащего в беспамятстве царя начала стремительно расти стена щитов. Нечто подобное происходило еще в нескольких местах. Союзники внезапно заметили, что атакующих варваров совсем мало, не больше двух или трех тысяч. Против пятнадцати.

Фракийцы нести потери не пожелали, увидев, что оцепенение врага прошло, откатились обратно в чашу. Еще около двух часов союзники пребывали в напряжении, слушая завывания варваров. Потом все смолкло. Фракийцы ушли. Колонна, как пружина, медленно сжималась, стягивалась в ощетинившийся копьями кулак.

Убитых насчитали почти пятьсот человек. Фракийцев погибло в несколько раз меньше. Тяжелый урок.

Царь пришел в себя, но был очень слаб, потерял много крови. Его положили на одну из немногочисленных телег.

Стрелу, что попала в ключицу, вынули, предварительно протолкнув насквозь и срезав наконечник, но со второй, угодившей в бок, так поступить было нельзя. Когда ее извлекли, царь взглянул на серое лицо Кратера и все понял: наконечник остался в ране.

– Надо вырезать его, государь, – сказал врач, эллин из Аргоса, – иначе он убьет тебя.

– Режьте.

Кратер протянул палку.

– Сожми зубами, царь. Будет легче.

Александр помотал головой. По его лицу градом катился пот, но царь выдержал. Не закричал.

– Смотри, государь.

На ладони Кратера лежал наконечник. Александр, тяжело дыша, кивнул. Ему удалось сохранить сознание.

Дальше войско не шло – ползло. Хотя союзники и жаждали поскорее выбраться из леса, но теперь двигались во всеоружии, держались настороже. В сумерках разбили лагерь со всеми возможными предосторожностями, после чего военачальники собрались в царской палатке на совет.

Князья феспротов и долопов сразу же заявили, что надо возвращаться домой. Хаоны, поколебавшись, примкнули к ним. Молоссы прятали глаза, боясь встречаться взглядами с Александром. И только македоняне пытались возражать, доказывая, что до Гераклеи уже рукой подать и надо сделать последний рывок.

Воины окружили шатер, в волнении ожидая решения царя. Эпироты роптали и на все лады повторяли одну и ту же мысль: надо возвращаться.

Александр молчал, глядя на сухо потрескивающую лучину. Полисперхонт и Кратер, едва не сорвав голос, убедили князей, что надо идти в Гераклею. Царь подтвердил приказ. До города оставалось три перехода, но уже на следующей дневке стало понятно, что царю хуже.

На привале Александр попросил, чтобы ему помогли сойти с неудобной телеги, которая растрясла ему все кости. Хотелось просто посидеть на земле. С помощью воинов он привалился спиной к замшелому валуну. Царь смотрел в небо. В боку и ключице пульсировала боль. Начался жар.

"Защитник мужей, что занял трон не по праву, падет..."

Снова боги посмеялись над глупостью смертных.

"Это не Линкестиец. Это я, тот Защитник мужей, что занял трон незаконно. По прихоти Филиппа... Править должен был Эакид. Править должен был сын царя Ариббы, а не его племянник".

К Александру подошли полководцы.

– Царь, – сказал Эвмен, – феспроты ушли. Они сказали, что в Гераклее нас всех ждет смерть. Линкестиец готовит засаду.

Александр сжал зубы.

– Долопы готовы последовать за ними.

– Эвмен, – слабым голосом позвал Александр, – ближе...

Кардиец наклонился к царю. Тот слабой рукой сгреб его за хитон, притянул лицо к своему.

– Эвмен... Бросай все и скачи в Эпир... Это ловушка, Эвмен... И мы в нее угодили... Я угодил... Воистину... если боги хотят наказать... Они лишают разума... Предупреди Эакида... Он был прав насчет афинян... Он всегда прав... Предупреди его... Спаси... Моего сына... И Клеопатру...

– Я клянусь тебе, царь, что отдам за них свою жизнь.

Эвмен отступил в сторону. Приблизился Кратер.

– Что нам делать, государь?

– Идти... в Гераклею... Только там, за стенами... Спасение... Станем отступать... Ударят в спину...

Кратер кивнул.

Эвмен кликнул трех человек из числа македонян, тех, кого хорошо знал и доверял.

– Неандр, ты тоже со мной.

Друг Андроклида, хорошо державшийся на лошади, состоял теперь в рядах "друзей", которых Александру недоставало.

Услышав волю царя, долопы и хаоны принялись кричать, что дальше не пойдут.

– А я не отступлю! – рявкнул Полисперхонт.

– И я! – шагнул вперед Кратер.

– Вернетесь, Эакид вам снимет головы! – добавил князь Тимфеи, – за то, что вы бросили своего царя.

Молоссы кидали друг на друга многозначительные взгляды, мялись, но все же высказались за продолжение похода. Хаоны пошумели и тоже решили остаться. Пока. Долопы ушли.

Эвмен, обогнав их, во весь опор мчался в Эпир.

Войско продолжило свой путь и вошло в Гераклею. Воинов противника там действительно не было. Через два дня все высоты вокруг города заняли агриане. Среди них было немало тех, кто побывал в бесславном походе на восток. Их князья по-прежнему блюли союзнический договор с тем царем, что сидел в Пелле.

Многие лазутчики македонян попали варварам в руки, но двое смогли прорваться к своим и донести весть, что Линкестиец на подходе. С ним двадцать тысяч воинов. От рати, покинувшей Эпир, к тому времени оставалось менее десяти тысяч и воевать желали совсем немногие.

– Тут мы все и сложим головы, – сказал Филота, – я вас предупреждал.

– Злорадствуешь? – бросил Кратер, – думаешь, тебя пощадят?

– В отличие от некоторых, я не питаю иллюзий на сей счет.

– Не продержаться нам тут до зимы, – мрачно бросил Полисперхонт, – эпироты разбегутся. Даже если и нет – Линкестиец нас все равно сожрет.

– Что ты предлагаешь? – спросил Кратер.

– Идем на прорыв.

Кратер скрипнул зубами.

– Добрая будет потеха! – усмехнулся Филота, – красная!

Сменить лошадей было негде, Эвмен и его спутники больше всего боялись загнать их до смерти. Приходилось давать отдых. В такие минуты сердце кардийца готово было выскочить из груди. Он боялся опоздать. Воображение рисовало картины вторжения афинян, одну страшнее другой. Вот уж, воистину: "Не спеши, но поторапливайся".

Видать, богам было очень интересно наблюдать за кардийцем, иначе трудно объяснить его везение. Без приключений он довольно быстро, как только мог, добрался до границ Эпира. Там, наконец, удалось получить свежих лошадей, и Додону македоняне с кардийцем буквально влетели.

Эакид принял Эвмена сразу же, в главном зале дворца, в присутствии князей-старейшин. Кардиец рассказал о случившемся без утайки. Сын Ариббы побледнел, посмотрел на Аэропа, обвел взглядом собравшихся.

– Я услышал тебя, доблестный Эвмен. Отдохни с дороги, нам нужно хорошо обдумать принесенные тобой сведения.

– Я не устал, – попробовал возразить кардиец, но хилиарх был настойчив в своем предложении.

Эвмен не стал сопротивляться. Он торопился увидеть Клеопатру. Когда он, кивнув стоявшему у дверей Андроклиду, вошел в гинекей, Неоптолем сладко посапывал в своей колыбельке. Эвмен остановился возле нее на минуту, рассматривая годовалого малыша, который только-только начал делать свои первые шаги. Кардиец хотел что-то сказать, но нянька Дейпила вытолкала его прочь.

– Тихо ты, дурень. Разбудишь.

Эвмен вздохнул и направился к царице. Через несколько минут Андроклид услышал в гинекее вскрик и, схватившись за меч, бросился на выручку.

Клеопатра лежала на полу в обмороке, Эвмен бил ее по щекам, пытаясь привести в чувство. Увидев телохранителя, кардиец объяснил:

– Царь тяжело ранен.

Андроклид похолодел.

Появился Гиппий, выяснил, что случилось.

– Пришлю врача.

Ночью Эвмен плохо спал, ворочался, вставал и открывал ставни. Со стороны мегарона доносились голоса. Кардиец мог поклясться, что и Эакид в эту ночь не сомкнул глаз. А наутро Андроклид огорошил Эвмена заявлением:

– Что-то наш хилиарх мутит.

– В каком смысле? – не понял Эвмен.

– Кабы знать...

Прибыл раб, один из доверенных слуг Эакида.

– Хилиарх зовет тебя, господин.

Идя темными коридорами к царским покоям, Эвмен отметил, что во дворце слишком много стражи.

Эакид стоял у распахнутого окна, сложив руки на груди, и смотрел на далекую священную рощу Зевса Додонского.

Эвмен вошел неслышно, но хилиарх безошибочно распознал его присутствие.

– Это ты, кардиец? – не поворачиваясь, спросил Эакид.

– Да, – ответил Эвмен, удивившись обращению всегда вежливого сына Ариббы.

Эакид вздохнул.

– Видят боги, я не хотел этого...

Он повернулся к Эвмену и сказал:

– Александр в своей слепоте и гордыне привел государство к краю бездны. Еще летом я встречался с афинянином Ликургом и тот объявил мне, что если Александр попытается напасть на союзную Афинам Македонию, те немедленно начнут вторжение в Эпир.