Дорогой мой человек - Юрий Герман

— И вас с собой не взял в эту самую гору?

Вересова взглянула на Устименку мягко и печально.

— Я бы теперь и сама не пошла.

Офицеры, внезапно ужасно соскучившись, запели в два голоса:

Вьется в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза…

— Высоко, Мишенька! — сказал один.

— Нет, не высоко, Гришенька, — ответил другой. И опять негромко и душевно запели:

До тебя мне дойти не легко,

А до смерти четыре шага.

— Значит, решительно не возьмете меня? — с тихим смехом, близко щурясь на Володю, спросила Вересова. — Решительно отказываетесь?

— Да как же мы вас возьмем, когда у нас полный комплект, все сто процентов личного состава…

— Тогда, Владимир Афанасьевич, я сама возьмусь. Я ведь, если захочу, все могу. Вы меня еще не знаете…

— Немного знаю.

В двенадцатом часу ночи у Вересовой зазвонил телефон, Она взяла трубку и, вдруг сразу раздражившись, передала ее Володе:

— Вас какая-то дамочка.

— Да, — сказал он, — Устименко слушает.

— Это Нора, Владимир Афанасьевич, — услышал он торопливые, сбивающиеся слова. — Я из отпуска прибыла и в дежурке увидела Ашхен Ованесовну. Плохо ей совсем, наверное, я так думаю, пневмония. У нее даже сознание туманное…

— Вы где?

— Да на пирсе у дежурного. Я хотела подполковника нашего в госпиталь направить, но они сердятся.

— Иду! — сказал Володя.

Богословский и оба офицера — Миша и Гриша — пошли с ним. Вера Николаевна, позевывая, попрощалась и обещала помочь, если понадобится. Покуда Володя натягивал шинель, она быстрым шепотом советовала ему не ссориться с Мордвиновым и вообще не наживать себе тут врагов.

— Вы на таком хорошем здесь счету, — добавила она, — зачем же все себе портить…

В скалах главной базы по-прежнему завывал ветер, только теперь он нес волны колючего, режущего снега. В дежурке было так холодно, что даже мичман в шапке-ушанке и черном флотском тулупчике отбивал валенками чечетку, чтобы согреться. Ашхен Ованесовна, пунцовая от жара, дремала в углу на своей табуретке, тоненькая Нора в черной шинельке пыталась напоить ее водой из кружки. И еще кто-то был здесь, нечто закутанное в одеяло и платок, ребенок по всей вероятности, Володя не разобрал сразу.

— Уй, бабка наша! — радостно удивился офицер Миша. — Узнаешь, Гришан?

Оказалось — оба они были катерниками и как-то после набеговой операции очутились в 126-м, немного контуженные и чуть обмороженные. Теперь и Володю они вспомнили, и сестру Нору.

Богословский взял в руки запястье Ашхен и покачал головой, а Нора в это время говорила:

— Ее непременно домой надо. Она иначе не успокоится. Ей все кажется, что там сейчас раненые прибывают и все совсем у нас худо…

Гриша и Миша переглянулись, пошептались и отозвали Володю в сторону. С их точки зрения, был только один выход — увидеть командующего.

— Поздно, — усомнился Володя.

— Он в это время всегда в штабе, — сказал Гриша.

— Это точно, — подтвердил Миша. — Адмирал раньше двух из штаба никогда не уходит.

— А пустят?

Офицеры опять переглянулись и заявили, что с ними пустят. Их розовые, энергичные лица были полны доброго сочувствия, они непременно должны были действовать и даже рисковать чем угодно, если это необходимо.

— И не задержат нас, товарищ майор, мы пароль знаем, — сказал Гриша.

— Тут на прорыв надо ориентироваться, — решительно заявил Миша, — тут или пан, или пропал…

До штаба по мерзлым ступеням, в свисте пурги, они добежали не более как за десять минут. Дважды Володя кубарем скатывался вниз, катерники дружно его поднимали, дружно отряхивали от снега, дружно приободряли. В здание штаба они проникли беспрепятственно, здешний адъютант был для Миши и Гриши просто Геной, дружком по училищу. Гена же и состряпал пропуск.

— Теперь дело ваше, — сказал он торопливо, — прорывайтесь…

Тут стоял строгий матрос с автоматом, матовые лампочки освещали красную ковровую дорожку. Катерники, обдернув кителя, причесавшись одинаковыми жестами у зеркала, обдернули китель и на Володе, причесали и его.

— Полный вперед! — приказал Гриша.

— Смелость и честность! — посоветовал Миша.

— Никаких предисловий, — наказал снизу адъютант Гена, — он этого не любит.

И тотчас же втроем они оказались в большом темном кабинете, где только на письменном столе горела затененная абажуром лампа.

— Кто? — спросил адмирал, когда они вошли после положенного «просим разрешения».

Володя доложился по форме. Щелкнул выключатель, адмирал включил люстру, и Устименко сразу увидел того, кто командовал флотом, в котором он служил. Он был совсем еще молод — этот уже прославленный в нынешнюю войну флотоводец, — по виду командующему нельзя было дать более сорока лет. Его волосы цвета перца с солью открывали высокий лоб, из-под очень темных бровей спокойно смотрели усталые глаза человека, который уже давно не высыпается.

— Так, ясно, — сказал командующий после паузы. — А вас сопровождает эскорт торпедных катеров?

— Иначе я бы не смог к вам попасть, — четко произнес Володя.

— Ну а с этими орлами, естественно, смогли, — сказал адмирал. — Для них нет преград, как пишут в нашей газете. Слушаю вас, майор!

Устименко сделал шаг вперед и заговорил. Он ни на кого не жаловался, он ничего не просил. Он просто рассказал про своих старух, какие они — эти старухи. Он заявил, именно заявил, что приказом их необходимо перевести в иные условия. Он решительно и твердо отказался от своего назначения в госпиталь главной базы. И со свойственной ему жесткостью сообщил, в каком тяжелом состоянии сейчас находится подполковник медицинской службы Оганян и как ее надлежит — он так и сказал: надлежит — немедленно доставить в медсанбат 126, о котором она так беспокоится, что даже «отболеть нормально» вне своего хозяйства не сможет.

— Требуется катер? — спросил командующий.

— Так точно! — ответил Володя.

Адмирал нажал кнопку и что-то коротко сказал в телефонную трубку. «Эскорт торпедных катеров» быстро зашептал в оба Володиных уха какие-то беспорядочно-восторженные слова, относящиеся к личности командующего. Потом адмирал соединился еще с кем-то и приказал завтра в одиннадцать ноль-ноль «подробно доложить». «Торпедные катера», распалясь, шипели в Володины уши, «какой парень» — командующий.

— Вы тот самый военврач Устименко, который вынул мину из разведчика?

— Мину обезвредил сапер, товарищ командующий… Я же…

— В общем, тот. И вы высаживались с десантниками на мыс Межуев?

— Наш медсанбат был придан десанту, вернее, наши товарищи из медсанбата…

— Но вы там были — с десантом?

— Так точно.

— Вы прыгали в воду с парашютом? Доктора из ВВС вас привлекали к своим опытам?

— Да, к ним меня посылал генерал-майор Харламов. Я прыгал несколько раз, но мне не везло, слишком рано подбирали…

— Командующему ВВС вы писали докладную записку о ваших соображениях по поводу переохлаждения летчиков в воде? Что он вам ответил?

— Пока ничего…

— Пока, — повторил адмирал. — Так. И про ожоги на кораблях писали?

— Так точно.

— Тоже ответа нет?

— Нет, товарищ командующий.

— Оно и понятно, — спокойным тоном произнес адмирал. — Большое начальство занято. Попрошу: все это — переохлаждения и ожоги — суммируйте и доложите мне в ясной и не для медика форме. Не нервничайте, катер подойдет не раньше чем через двадцать минут. Садитесь. И вы, эскорт, садитесь. Миша и Гриша, — вдруг с особым, непередаваемо насмешливым добродушным выражением сказал командующий. — Группа прорыва. — И, быстро повернувшись к Володе, спросил: — Чем сейчас командование может быть полезно вашим докторшам? Особенно заболевшей Оганян?

— Добрым словом, — сказал Володя. — Остальное приложится.

— Да, доброе слово, — задумчиво и медленно сказал адмирал. — Ну что ж, за этим дело не станет.

Поднявшись, он оглядел Володю и, неожиданно усмехнувшись, произнес:

— Странно, что вы врач.

— Почему? — удивился Володя.

— Из вас бы подводник недурной получился по характеру. Командир рейдера из тех, которые уходят в автономные плаванья. Слышали о таких? Впрочем, может быть, и в вашей профессии нужны такие характеры?

Он протянул Устименке горячую руку и с улыбкой добавил:

— В случае необходимости прошу приходить. И можете без эскорта, Миша и Гриша распорядятся заранее, их знакомый Гена все организует. Ох, уж эти мне дружки!

Проводив гостей до двери кабинета, он здесь за локоть задержал Устименку и спросил у него негромко:

— От Аглаи Петровны никаких сведений нет?

— Нет, — ответил Володя. — И, думаю я, не будет. Может быть, Родион Мефодиевич…

— Он в походе, — сказал командующий. — И не скоро вернется. Ну что ж, желаю удачи…