Приз - Полина Дашкова

— Доктор, с вами все в порядке?

— Господин группенфюрер, у вас лицо в крови. Вы ранены? Вы можете идти?

В своем кабинете он осмотрел ушиб перед зеркалом, осторожно прощупал кость. Перелома не было. Пострадал хрящ и мягкие ткани. Нос сильно кровоточил. Главное, чтобы не попала инфекция. Он хотел сделать все сам: промыть ссадину, остановить кровь, наложить повязку, но правая рука все еще не слушалась. Пришлось доверить свой нос одному из ассистентов, доктору Гансу Хартману.

— Как такое могло произойти, как?! — возмущался Ганс. — Я всегда говорил, нельзя расслабляться. С этими тварями расслабляться нельзя!

Штраус молчал и пытался снять с пальца перстень. Но не мог. Металл как будто врос в кожу. Свет лампы невыносимо резал глаза. В ушах звенело.

Зазвонил телефон. Василиса вздрогнула так сильно, что стукнулась коленкой об угол соседнего стула. Дед взял трубку.

— Да, это я. Какой, вы сказали, журнал? О, знаю, конечно! Да, спасибо, очень приятно. Я готов. Сегодня? Но я… у меня внучка больна, я не могу ее оставить. А, да, тогда разумеется… Я целый день дома, приезжайте, когда вам удобно. Как — с фотографом? Ну хорошо, хорошо.

Он продиктовал адрес, положил трубку и посмотрел на Василису. Глаза его сияли, щеки порозовели, на губах дрожала счастливая улыбка.

— Васюша! Ты не поверишь! Мне только что звонила журналистка. Ой, уже забыл, как называется журнал, но ты наверняка знаешь. Такой модный, толстый, глянцевый. Она хочет взять у меня большое интервью, на целый разворот. Она приедет сегодня к двум, с фотографом. Мне надо побриться, причесаться. Ты мне посоветуешь, в чем лучше сниматься. Я тебе сейчас покажу, у меня есть такая модная голубая рубашка с погончиками.

Василиса кивнула, улыбнулась. Дед шагнул к ней, чтобы помочь подняться, и вдруг испуганно произнес:

— Ой, Васюша, у тебя кровь из носа!

Василиса поднесла руку к лицу и увидела, как красная капелька упала на бинт.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Рейча увезли на обследование. Опасности для жизни больше не было, но могла потребоваться операция.

— Вы уверены, что он не умрет? — тревожно спросил Макмерфи по телефону, когда Григорьев позвонил и рассказал ему, что случилось.

— В следующий раз я соединю вас с его лечащим врачом, — пообещал Андрей Евгеньевич.

Он говорил с ним из машины Кумарина, по мобильному. Всеволод Сергеевич сидел рядом, и казалось, его правое ухо выросло в два раза, он почти прильнул к Григорьеву, так хотелось ему услышать разговор полностью.

— Сейчас не время для шуток! — обиженно буркнул Макмерфи. — Куда делся его приятель Рики? Почему вы, а не он сопровождали Рейча в больницу?

— Он в Ницце, в злачном районе. Что он там делает и с кем встречается, будет известно только вечером. Вы перевели деньги на счет агентства? — спросил Григорьев.

— Очень большая сумма. Я должен как-то обосновать для руководства такие расходы.

Григорьев еле сдержался, чтобы не выругаться в трубку, грязно, громко, по-русски. А тут еще Кумарин рядом, с его огромным ухом и хитрой злорадной улыбочкой.

— То есть вы еще ни гроша им не заплатили? — уточнил Григорьев сквозь зубы.

— Мне стыдно за вас, Билли! — прошептал Кумарин, подмигнул и захихикал.

— Я сегодня переведу им полторы тысячи со своего личного счета, — мрачно пообещал Макмерфи.

«Что же ты так подставился, дурень? — думал Григорьев. — Паника и карьерные амбиции — это серьезно, однако голову надо все равно иметь на плечах. К руководству с этими расходами ты, конечно, не сунешься. Ты поскрипишь зубами и заплатишь сам всю сумму, причем так, чтобы об этом никто из твоих коллег не узнал. Теперь у тебя нет выбора. Ты стал одиночкой. Это не твоя стихия, Билли. Тебе неуютно, ты паникуешь и делаешь глупости. У каждого человека, даже если он привык командовать сотнями, тысячами людей, рано или поздно наступает в жизни момент, когда он должен стать одиночкой и может рассчитывать только на себя».

Билли почти потерял рассудок, загоревшись идеей сделать козлом отпущения старика Рейча, ободрать его, изжарить и преподнести сенатской комиссии и своим обиженным коллегам на блюде, с букетом петрушки в носу и ленточками на рогах, а шкуру бросить на пол у себя в прихожей. Григорьев пытался убедить своего шефа, что это плохая идея, но в ответ слышал только все новые способы, как через Рики связать Рейча с террористами.

— Этот Рики шляется по всяким дискотекам, клубам, арабским кофейням, курит травку, — возбужденно рассуждал Макмерфи, — кто бывает в таких заведениях, какие там штуки находят при полицейских облавах, всем известно! К тому же магазин Рейча имеет определенную нацистскую направленность, как и его коллекция. Некоторые неонацистские группировки в Германии сегодня тесно связаны с исламскими фундаменталистами, у них могут быть общие каналы по наркотикам и оружию, по центрам подготовки боевиков. Все переплетено в единый узел, и Рейч — внутри узла. Вам надо просто подчеркнуть это в своих отчетах! Наши с удовольствием поверят! Такие люди, как Рейч, никому не нужны. Он проститутка! Он обслуживал всех, кто ему платил.

— Но он никогда не обслуживал террористов. Он ими манипулировал, продавал их. Вы сами не раз пользовались его информацией, его услугами. По сути, он такой же разведчик, как вы и я.

— С его помощью убивали немцев, которые уходили из ГДР на запад, через стену. Это были ученые, врачи, биологи, физики, мученики совести!

— Они работали на «Штази». Запад перекупал их. Мученики совести! Они предлагали себя Западу, как товар, и становились товаром.

— Не вам их судить, Эндрю! Они хотели свободы!

— Они хотели получать больше денег, а вовсе не свободы! Я их не сужу, Билли. Но и Рейча судить не собираюсь.

— Да, они хотели денег! Ну и что в этом плохого? Только деньги делают человека свободным! — кричал Билли.

— Мы говорим сейчас о Рейче, у нас не философский спор, — мягко напоминал Григорьев, — Рейч за свою жизнь успел натворить много гадостей, как вы и я, но террористов он не обслуживал никогда! Вы хотите, чтобы вместо отчетов я состряпал пару-тройку доносов на старика?

— Это идеология, это уже не разведка, понимаете? А идеология не бывает без доносов и вранья! Разведка, впрочем, тоже! Не надо корчить из себя святого, Эндрю! Если меня выкинут в отставку, вам тоже долго не продержаться! — кричал Билли.

Он как будто забыл, что поездка Григорьева во Франкфурт была не его, Макмерфи, личным поручением, а частью масштабной операции. Григорьев должен был встретиться с Рейчем и проверить его как одного из возможных отправителей конвертов с неприятными снимками. Еще десяток сотрудников ЦРУ и ФБР точно с такими же заданиями поехали в разные города Европы, Америки и Австралии, туда, где жили люди, когда-то работавшие военными корреспондентами и имевшие возможность снимать американских инструкторов в Афганистане. Проверять бывших репортеров следовало тактично, аккуратно и абсолютно законными средствами, без провокаций и подтасовок.

Операция проходила под контролем все той же сенатской комиссии. Придраться могли к любой мелочи. ЦРУ переживало очередной кризис, кажется, самый глубокий и позорный за всю свою историю. Шла кадровая чехарда. Бесконечные проверки, увольнения, сведение счетов. Старая, безобразно распухшая бюрократическая структура, с ее рутиной, интригами, грязными секретами, агентурной сетью, научными лабораториями, дала трещину, сквозь которую стало видно, сколько там накопилось всякой гадости за многие годы напряженной безупречной работы.

Билли Макмерфи не хотел уходить в отставку. В последние годы страх отставки стал для него фобией. Он не доверял своему заместителю, который временно исполнял его обязанности. Он не мог допустить, чтобы за Рейчем и Рики следили агенты ЦРУ. Тогда вся информация стекалась бы не к нему, а к его заместителю, и тот мог распорядиться ею по своему усмотрению, использовать ее против Билли, чтобы занять его место.

Когда стало ясно, что без наружного наблюдения не обойтись, Билли с удовольствием ухватился за предложение Кумарина воспользоваться во Франции услугами частного детективного агентства. Он привык, что вопросы оплаты агентов его не касаются. Он просто забыл поинтересоваться, сколько это может стоить. И не подумал, что платить придется из собственного кармана.

— Пусть, пусть он заплатит брату моей горничной! — радовался Кумарин.

— А если Рейч умрет на операционном столе? — тревожился Билли

«Господи, как же вы мне оба надоели», — вздыхал про себя Григорьев.

Вечером Клер передала Кумарину видеокассету. На ней был заснят Рики в маленьком кафе, в обществе двух арабов. Перед тем как выйти и оставить Григорьева и Кумарина наедине с телеэкраном, она сообщила, что, по данным агентов, которые вели наблюдение, оба мужчины — граждане Саудовской Аравии.